В самом начале лета я полетела в Верону — в город легенд и загадок.
Сколько раз я бывала в Италии и все никак не попадала в один из ее самых благородных и элегантных городов.
Но, если с легендами в Вероне все уже давно известно, то сюрпризы ожидали нас впереди. Как всегда, подобралась прекрасная компания любопытных путешественников, единая в своем порыве познания. И вот он, город и знаменитый римский амфитеатр, Арена ди Верона.
Город удивительно красив на закате, в хорошую летнюю погоду он залит теплым летним светом и тихо замирает к вечеру под журчание довольно бурной реки Адидже. Всюду сочетание цветов охры, красного и розового. Красные черепичные крыши накрывают город и отбрасывают длинные тени на средневековые здания из розового кирпича и матового розового мрамора с балконами, украшенными красной и розовой геранью. Это ощущение теплоты и уюта долго не покидало меня. У итальянцев всегда был и остается изысканный эстетический вкус, отшлифованный веками.
Попасть на ежегодное открытие музыкального фестиваля, на две красочные гениальные оперы Верди «Набукко» и «Аиду» и насладиться ими в шикарных декорациях и в естественном интерьере древнего амфитеатра было нашей главной целью.
Почему «Набукко» открывает музыкальный фестиваль – известно, это из-за музыкального шедевра, хора рабов-иудеев. «Va Pensiero», « Лети мечта на золотых крылах…», именно он впоследствии стал вторым национальным гимном Италии, который прозвучал на открытии театра Ла Скала после второй мировой войны.
Но задолго до этого, народ исполнял его на похоронах самого великого Верди в 1901 году, а затем, в 1957-м году на похоронах еще одного великого итальянского композитора, Тосканини.
Я же видела известный ролик на You Tube из зала Ла Скала, когда в знак протеста против участия мафиозного Берлускони в Правительстве, во время исполнения хора рабов-иудеев, поднялась со своих мест вся итальянская аристократия, и «Va Pensiero» хор исполнял несколько раз на бис вместе со всеми присутствовавшими на опере «Набукко».
Но пора перейти ближе к теме посещения Арены.
Итак, настал день открытия музыкального фестиваля. Весь город был украшен рекламами, посвященными этому долгожданному событию. О предстоящем фестивале говорили все местные жители. И мы тоже предвкушали праздник.
Колоссальное сооружение Арены ди Верона, третьего по величине амфитеатра в Италии, было построено во время правления императора Тиберия. Внешнее кольцо арены было разрушено мощным землетрясением в 12 веке и охотниками бесплатных строительных материалов, местными жителями.
Здесь, на Арене, сначала проводились гладиаторские бои, инквизиторские публичные казни инакомыслящих, а спустя несколько столетий, — зрелищные турниры доблестных рыцарей и многолюдные гулянья.
Еще позже, в конце 18 – начале 19 веков в амфитеатре частенько проходила модная в те времена коррида. И только в 20-м веке, в 1913 году, к столетию великого Верди, на Арене ди Верона состоялся первый музыкальный фестиваль, который теперь проходит ежегодно.

На «Набукко» из нашей маленькой туристической группы решили отправиться всего четыре человека. При этом одна наша приятельница, Лена, ученый — геолог, прилетела из Москвы, специально для посещения этих двух опер. Солнце в начале лета в Вероне, заходит после восьми вечера, начало оперы как раз и совпадает с этим временем.
После ужина на такси мы отправились наслаждаться музыкальным шедевром бессмертного Верди.
Все мои друзья оделись празднично, по-летнему легко. Я же, завсегдатай открытых представлений в Италии, Испании и Греции, уговаривала их одеться потеплее.
Как только мы сели в такси, случилось светопреставление. Вдруг, по крыше машины забарабанил дождь, сильный ветер вырывал зонты у прохожих, то есть, начался настоящий ураган. Мы, каждый про себя, молились, чтобы ураган быстро закончился. И, действительно, к нашему прибытию в центр города, тучи рассеялись, на какое-то мгновение появилось даже заходящее солнце. Мы вышли из машины. После дождя резко похолодало. Это уже было не раннее лето, а настоящая ранняя весна. Первое, кого мы увидели около Арены, это снующих молодых людей, в основном арабского происхождения, торгующих зонтами, непродуваемыми ветром дождевиками различных цветов, пластиковыми кружками, которые, по всей видимости, надо было использовать в качестве подушек на мраморных сидениях. На всякий случай мы вооружились, купив все необходимое.
Даже самые дешевые места в последнем ряду Арены целиком сделаны из того самого, розового мрамора, который к вечеру быстро остывает, сидеть на нем холодно, более того, опасно, особенно женщинам.
Зрительские места на Арене надо занимать заблаговременно, у нас же места были забронированы по весьма демократичным ценам, то есть на самом верху Арены. Она, конечно, отличается невероятной акустикой. Все это так!
Но, когда мы поднялись в наш сектор, почти все места были уже заняты. Сергей, единственный среди нас мужчина, посмотрев вниз, на сцену, сразу же вспомнил, что забыл в отеле корабельный бинокль, который привез из Москвы специально для просмотра опер. Расстроился за всех нас, так как нам предстояло сидеть довольно высоко, и точно было бы невозможно рассмотреть действующие лица.
Мы, все, четверо, пытались распределиться по редким свободным местам. Сергей усадил свою жену, увы, на мокрое после дождя место в первом ряду, подстелив подушку по назначению, и, будучи настоящим джентльменом, побежал искать место для другой дамы, Лены. Лена успела ухватить по дороге к Арене в сувенирном киоске комплект из 3-х пар черных мужских носков, сообразив, что ноги замерзнут в первую очередь. А Сергей, тем временем, оступился на скользких, после дождя, ступенях и проехал на пятой точке несколько рядов в белых брюках. Слава богу, что он ничего себе не сломал. Мокрые, и уже не совсем белые, брюки бросались в глаза. Сергей расстроился еще больше.
Геолог Лена раздвинула локтями какую-то компанию китайцев и уселась между ними. Я же ходила по рядам, забиралась, карабкалась по высоким античным ступеням, не видя свободных мест. И, наконец, прямо в проходе, увидела одно место. Разложив, как все, на мокрое мраморное сидение пластиковый кружок, видимость подушки, я, натянув на себя дождевик, поверх куртки, наконец, уселась.
Сзади послышалась французская речь. Басом, как ни странно, говорила женщина, а мужчина странно хохотал. Каждые две минуты женщина еще и громко, по-утиному крякала. Ну, что поделаешь, больные люди тоже любят оперу, подумала я.
Рядом, слева от меня, сидела пара, лысый щуплый мужчина лет шестидесяти и худенькая женщина неопределенного возраста. Она была закутана в платок, а мужчина накинул на себя и на нее сверху дождевик, у них он был один на двоих.
Чуть-чуть пригревшись, я стала разглядывать публику. Сначала я увидела геолога, Лену, которая, согнувшись, натягивала на ноги из-под дождевика черные мужские носки, а потом на них натягивала свои элегантные туфли на шпильках. Затем я глазами нашла Сергея с женой. Прижавшись, друг к другу, оба, в легких шелковых кофтах, они явно дрожали от холода.
Еще оставалось несколько минут до начала оперы, я повернула голову назад, уж слишком громко разговаривали французы и обомлела.
В такую холодную погоду мужчина был одет лишь в черную майку без рукавов с надписью «Париж». Он весь был красный, ему, при этом, было явно тепло и весело, он все время хохотал. И было от чего, он рассказывал рядом сидящим, что они-то с женой заняли места два часа назад, еще до дождя, успели выпить пару бутылок Valpolicella, потом не менее пяти банок пива, закусили бутербродами и чипсами из шуршащего пакета невероятного размера. Его жена, крошечная женщина, похожая на Эдит Пиаф, была пьяна, что называется «в дым». Она с трудом кивала головой, каждую минуту неприятно кряхтела, крякала как утка, при этом, безрезультатно пыталась натянуть на себя пиджак мужа. А ее громила — муж, тоже сильно выпивший, еле держался ровно и громко хохотал.

Мне так захотелось сказать им по-русски:
— Господа! Пожалуйста, не надо шуметь. Мы все прилетели из разных концов земли на такое знаменательное событие, на открытие фестиваля, на оперу «Набукко». Мы все так настроились на великолепный вечер. Пожалуйста, не мешайте нам получать удовольствие!
Но, смутившись, я тихо сказала им по-итальянски:
— Скузи, сеньори! Силенсио, пер фаворе!
Реакции, правда, никакой не последовало.

Начало оперы несколько задерживалось. В партере на стулья служители Арены усаживали VIP-персон, женщин, сияющих бриллиантами и жемчужными ожерельями, в норковых пелеринах, надетых поверх вечерних платьев, и их кавалеров, в черных фраках.

Постепенно гас свет. И, одновременно с этим, начал накрапывать дождь.
И вот, увертюра великолепной оперы.
Либретто оперы всем знакомо. В конце Первого Акта, прекрасный тенор, исполняющий роль племянника царя Иерусалима, Измаила, обезоруживает первосвященника Захарию, и спасает дочь Навуходоносора, Фенену. Набукко-Навуходоносор, — баритоном приказывает разрушить Храм.
Захария — басом, и израильтяне – хором, проклинают Измаила.

— Браво, Марио! Браво, Измаил! – раздалось где-то с противоположной стороны арены. Впрочем, «браво» подхватили многие итальянцы, знающие, видимо, Марио, лично. Публика зааплодировала.
Французская женщина, проснувшись, с трудом подняв голову, прокряхтела, три раза подряд крякнула, и затем громко крикнула басом:
— Manific!, — и начала хлопать.
Ее громила — муж тоже захлопал и громко захохотал. Ну и что, — подумала я. Каждый любит слушать оперу по-своему. Кто спит, кто плачет, а кто-то и хохочет. Нервная система у всех разная. Главное – это приобщение к искусству.
Служители Арены в перерыве стали разносить различные напитки, в том числе маленькие бутылочки вина, банки пива и чипсы. Французская пара немедленно проснулась на их клич и прикупила себе еще пару банок пива.
Дождь продолжал мелко моросить. И ветер никак не унимался. Зрители, боясь сдвинуться с согретых своим же телом, мест, сидели, как вкопанные. Теплее не становилось. Предприимчивые арабы стали разносить синтетические пледы, которые улетали за 15 евро с космической скоростью. Я была одной из тех, кто приобрел этот аксессуар, и сразу же накинула его поверх куртки и дождевика. Вид у меня становился еще более странным, не очень привлекательным.
Дамы в партере пили шампанское, чтобы согреться. А мой сосед слева как–то странно стал ко мне прижиматься. Он и свою щуплую жену подтягивал ко мне вплотную. Пара прилетела из Бельгии. Мы перебросились для начала несколькими общепринятыми фразами. Мужчина еще плотнее ко мне приблизился. Я спросила его, зачем это он так близко ко мне прижимается, и порекомендовала ему прижаться к его собственной жене, которая сидела рядом с ним с другой стороны.
На что мужчина ответил, что в данной обстановке, от его жены мало проку, а вот от того, что он ко мне так плотно прижался — прок большой. Он окончательно согрелся. Кроме того, сообщил он мне, нам вдвоем, нельзя расслабляться. Надо сидеть плотно, укрывшись одним дождевиком, так как во втором Акте, с француженкой, абсолютно пьяной, что сидит сзади, могут начаться проблемы.
Эта новость меня явно не обрадовала.

В антракте, Сергей, у которого уже немного подсохли брюки, решил коротенько наведать всех знакомых женщин. Его жена оставалась караулить нагретые места. Первой, кого он проведал, была геолог Лена. Она пожаловалась ему, что, если бы не мужские носки, которые она надела на ноги, то не смогла бы выдержать бы и Первого Акта. Приблизившись ко мне, Сергей заметил, что вокруг нашего ряда распространяется ужасный запах перегара, жареных чипсов, и еще чего-то неприятного, чего не может распознать, а посему, он возвращается на свое место, к своей, хоть и трясущейся от холода, но хорошо пахнущей жене. «Да, кстати, и почему этот тщедушный мужчина так приклеился к тебе, еще чуть-чуть, и он завернется в твой плед», – почти прошептал, уходя, Сергей.
Бельгиец, видимо, догадался, о чем шла речь, не отрываясь от моего бедра, неестественно улыбнулся и на английском языке крикнул вдогонку, обращаясь к Сергею:
— Nice to meet you.

Начался Второй Акт.
События в опере развивались динамично и бурно. Разъяренный Набукко повторял, что он бог. Над головой святотатца сверкнула молния; Набукко сошел с ума. Корона упала с его головы в руки сопрано — Абигаиль, внебрачной дочери Набукко.
И она провозгласила себя властительницей Вавилона.

Я наслаждалась прекрасной музыкой Верди, талантливыми исполнителями главных партий. Однако, не все так хорошо было у французской пары, сидевшей сзади меня. Они бурно обсуждали вопрос, кто первый из них пойдет в 32 сектор, в туалет. Бельгиец, почти сроднившийся со мной, не терял бдительности и внимательно прислушивался к речам французов, и почти сразу считал своим первостепенным долгом во время действия перевести мне их диалоги на английский язык, чтобы обсудить сложившуюся со мной ситуацию. При такой замечательной акустике амфитеатра сообщения становились всеобщей гласностью. Шипела вся публика, сидящая вокруг. Я, понимающе, кивала головой.

Опять раздались бурные аплодисменты и крики:
— Браво, Марио! Их опять подхватили зрители со всех трибун, и было непонятно, сколько исполнителей носят это имя.
Француз, шумно хохоча, удалился, а его дама, в очередной раз, крякнув три раза, с большим трудом подняв голову, опять громко крикнула хрипящим басом:
— Манифик!
И захлопала.

Во втором антракте, Сергей опять навестил меня и сообщил, что обе женщины выдержат только следующий, предпоследний Акт, так как опасаются за свое здоровье. Его жена по-прежнему караулила нагретые места. Я вынуждена была согласиться.
Тем временем, погода немного менялась. Дождь перестал моросить, а ветер усилился. Многие зрители, особенно романтически настроенная молодежь, не выдержав погодных условий, покидали нагретые своими телами мраморные ряды. На нашем ряду оставались три человека, — я и прилипшая ко мне бельгийская пара.
Бельгийский мужчина во время антракта пытался мне сообщить, «исключительно важную» для меня в тот момент, информацию про свое спортивное прошлое, в то время, как его жена все глубже пряталась в шерстяной платок.

Зрители партера, все, как один, продолжали пить шампанское, мерзли, но держались. Видимо, сказывалась, многолетняя закалка, да и билеты по 200 евро.

Проблемы начались в Третьем Акте.
Впереди нас сидела сплоченная группа итальянских пенсионеров со слуховыми аппаратами, в плотных осенних пальто. Два Акта они тихо сидели, не подавая никаких признаков жизни, кроме заслуженных артистами аплодисментов.
Но, когда, в Третьем Акте, во второй сцене, на берегу реки Евфрат, в ожидании казни иудеи начали оплакивать свою участь и тоску об утраченной Родине,
когда они запели главную тему оперы «Va Pensiero, sull’ali dorate», — пенсионеры, вспомнив слова второго национального гимна Италии, резво привстали со своих мест, и начали подпевать плененным иудеям, да так громко, что ей богу, казалось, что они пытаются от всей души им помочь.
Как ни старался бельгиец усадить пенсионеров и остановить их пение, все было бесполезно. Они душевно подвывали хору. К ним присоединился и вернувшийся француз, объявив, что он ожидал этот момент, чтобы спеть с хором «Va Pensiero» весь год, и как он обожает этот хор. Он орал громче всех, демонстрируя знание главной темы. Его жена, ненадолго очнувшись, как всегда три раза подряд, крякнув, начала не к месту опять басить свое «Манифик», окончательно тем самым поставив точку на каком-либо удовольствии от бессмертного произведения Верди. Так тогда мне показалось…

После окончания Третьего Акта Сергей замахал мне рукой, давая сигнал к тому, что мы все уходим. Перед тем, как покинуть амфитеатр, он успел сфотографировать геолога Лену в коротком вечернем платье и в черных носках, под открытыми туфельками на шпильках, с тем, чтобы при случае вспомнить, как нам было холодно летом в Вероне, а заодно прислать фото ее мужу, для того, чтобы немного его повеселить. Бельгийская пара, решила тоже покинуть храм музыки вместе со мной.
Перед Четвертым Актом, партер практически весь ретировался, на верхних ярусах еще продолжали сидеть многочисленные туристы и не слабеющие пенсионеры в ожидании, когда Захария объявит Набукко божьим слугой и Царем царей.
Мы тоже нисколько не сомневались, что все именно так и случится, однако, решили отправиться спать в отель.
По дороге в отель водитель такси неожиданно включил радио, и вполне естественно, что в эту ночь, передавали главные темы оперы «Набукко», как раз звучало знаменитое «Va Pensiero».
В полной тишине, глубокой ночью, в теплой машине мы наслаждались гениальной музыкой.

На следующий день, обогащенные приобретенными знаниями, в составе всего нашего туристического коллектива, мы отправились на «Аиду». И в этот вечер также пошел мелкий моросящий дождь, налетели тучи, но потом бог смилостивился над нами, и ветер чуть-чуть ослаб, а дождь и вовсе прекратился.
Наши туристы сидели на мраморных плитах, тепло и уютно одетые, некоторые с корабельными биноклями, но выглядели они не по-театральному. Пьяных туристов не было. Приятно пахло французскими и итальянскими духами от прекрасных женщин — любительниц опер.
К «Браво Марио» добавилось и «Браво Луиза», – так выкрикивали после каждой арии знатоки местных сопрано, теноров, баритонов и басов.

Великая опера, написанная по заказу египетского хедива Исмаила-паши для открытия оперного театра в Каире, грандиозные декорации еще одного итальянского гения Дзеффирелли — все это произвело на нас неизгладимое впечатление. Как, впрочем, и музыкальное повествование о несчастной любви предводителя египетских войск Радамеса и рабыни Аиды — дочери эфиопского царя.

Мне припомнилась во время спектакля моя первая грузинская свадьба, на которой присутствовали 150 гостей, и среди них, двоюродный брат моего первого мужа, народный артист, солист грузинского театра оперы и балета имени Палиашвили в Тбилиси. Я вспомнила, как красавец Резо пел на свадьбе арию Радамеса из Аиды Верди. Как это было красиво.

А ведь в Вероне все могло бы быть по-другому. Могла бы быть прекрасная погода, летняя луна, теплый вечер. Я рассказывала бы всем своим друзьям, что вечером в Вероне надо обязательно идти в оперу на Арену.
Однако, родился сюжет рассказа именно о дождливой и ветреной погоде в Вероне в начале лета, промёрзших туристах из разных стран, мечтающих оказаться на открытии музыкального фестиваля. Рассказ о подвыпившей французской паре, о трогательных пенсионерах, знающих наизусть свой национальный гимн, о фанатах опер, бесконечно кричащих «Браво Марио и Луиза» и о таксисте из Вероны, слушавшим ночью классическую оперу. У нас это редкость, скорее таксисты будут слушать «…рюмка водки на столе…», а уж гимн до конца не пропоет ни один пенсионер, даже коммунист. Вот вам и загадки Вероны.

Верона. 2015 г.