«Христос-то воскресе…»

Моему другу Андрею Казачкову посвящается…

Накануне Светлого праздника Пасхи Андрей Арсентьевич Безруков изнывал от нерешительности. Он все думал, ехать ему или не ехать в церковь. С одной стороны, конечно, следовало бы – все-таки праздник-то какой, да и погода благоприятствовала. С другой – так оно дома хорошо и комфортно: только что отужинали, жена под боком… Уютно на диване, перед телевизором… Но опять-таки, хоть бы что по случаю праздника показали подобающее, приобщили бы, так сказать, а то, как назло, ни по одной программе…Лишь «Культура» что-то там по «Несвятым святым» Шевкунова – архимандрита Тихона… Безруков начал было смотреть, но вошла жена и раскритиковала… Сошлись на DVD «Ида» поляка Павла Павликовского, что только-только взяла «Оскар» в ущерб российскому «Левиафану».
Посмотрели – благо фильм не на три часа, – но впечатления особого не произвело. Во всем вторичность – все это уже было, что-то даже неоднократно. Все как-то слишком прямолинейно, легко предсказуемо, а потому и скучно. Не тронуло, несмотря на трагичность сюжета, равно как не тронуло, похоже, и самого режиссера. Да и «оскаровцев» – членов жюри – тоже вряд ли, но по каким-то там, только им ведомым критериям все же прошел именно этот фильм. Ладно, оставим это на совести членов жюри…
После фильма жена куда-то испарилась, а Андрей Арсентьевич вновь вернулся к мыслям о сегодняшнем вечере. Отчего так пусто на душе? Почему не трогает более идея великого чуда – чуда воскрешения? Как раньше… Решил полистать Евангелие – поискать вдохновения там, проникнуться… Иногда это помогало. Посмотрел тут, там – Евангелия нигде не было: ни в дешевом варианте издания, ни даже в дорогом – объемном и юбилейном, которому, казалось бы, куда уж деться? – С юбилея 1000-летия Крещения Руси спудом лежало на одном и том же месте, лишь раза два с тех пор в руки брал… И поди ж ты…
Зато попалось в руки много чего другого , что любопытно было бы на досуге посмотреть, полистать, почитать… И, в частности, «Вехи» в репринтном издании 1909 года. Андрей Арсентьевич вспомнил, как купил его под впечатлением от какой-то передачи и по случаю: так оно часто бывает – судьба как будто подает тебе определенный знак… Но ты не замечаешь или делаешь вид, что не замечаешь… Вот и здесь, брошюра нова-новехонька и ни разу даже не открыта – так и пролежала на полке с начала «нулевых».
Тогда-то, в «нулевые», и начался очередной закат русской свободной мысли, тогда-то и умерла, в очередной раз не воскреснув, душа русской интеллигенции. Вернее того, что от нее осталось после всех перипетий ХХ века.
«Эх, Николай Александрович, Николай Александрович, – мысленно обратился «наш» Андрей Арсентьевич к «ихнему» Н.Бердяеву, чья статья «Философская истина и интеллигентская правда» открывала сборник. – В вас еще могла теплится какая-то надежда! «Мы освободимся от внешнего гнета»… «Освободимся от внутреннего рабства»… «Возложим на себя ответственность и перестанем во всем винить внешние силы»… «Тогда и народится душа новой интеллигенции…» Как хотел бы я оказаться на вашем месте и в ваше время и мыслить такими категориями… Жить вашими надеждами…»
«Вам же – не захотелось бы ни жить, ни творить, окажись вы сегодня на моем месте и узри вы воочию судьбу русской интеллигенции. И посмотрел бы я на вас, дорогие мои «веховцы» – смогли бы вы сегодня повторить вот эти ваши слова: «Мы не судим прошлого, потому что нам ясна его историческая необходимость»?
«А все, что произошло позже, уже в ХХ, и то, что происходит ныне в ХХI веке – все это что, тоже историческая необходимость? И что ж, интеллигенция здесь тоже не подлежит осуждению? Тогда что же неизбежностью не является и что осуждению подлежит?»
Андрей Арсентьевич оторвался от чтения и налил себе чаю. Неожиданно ему вспомнилась тетушка Иды – Ванда, выбрасывающаяся из окна. Так буднично и спокойно, как будто каждый день это делает или как будто в дверь вышла… Андрей Арсентьевич положил в стакан кусочек лимона…
Кто как не интеллигенция повинна в том, что последовало за публикацией «Вех»? В травле «веховцев», в ура-патриотизме 1914-го года, в приходе к власти большевиков, в пособничестве им, без чего вряд ли были возможны все эти НЭПы, ГОЭЛРО, индустриализация, победа в войне… атомная бомба, обеспечившая паритет и заморозившая ситуацию еще на несколько десятков лет… Да и теперь еще дающая «право» нашей правящей верхушке «хамничать и безобразить» на международной арене, не опасаясь, что тебя, как Шарикова, вздуют и вернут туда, где тебе действительно самое место – на псарню…
Андрей Арсентьевич окончательно расчувствовался. Напиться бы, но он давно забыл, как это делается… В церковь же ехать и вовсе желание пропало. Стоять там с этим «крымнаш» и вторить светлым словам молитвы, как будто бы ничего в течение этого года не произошло и мы так же чисты душой и сердцем, как прежде… Что это – просто непонимание? Или нежелание понять? Сознательное или неосознанное лицемерие? Подлость, из скрытой и всегда плохо скрываемой формы переходящая в форму уже открытую?
Зато сбылась вековая мечта русской интеллигенции! Теперь она в полном единстве и совсем уже заодно со своим народом! Они равны и равноправны, они одно-единое целое, целое и неделимое…
И не смущает нашу интеллигенцию даже то, что это не она подняла народ до себя и до своих идеалов, что не она просветила народ и привела его к новой жизни, а что, напротив, это она сама опростилась и просела, утратила все свои принципы и идеалы и забыла о своем историческом предназначении – воспитывать и вести за собой «малых сих». «Она сама, – подчеркивает теперь уже прямо в книге Андрей Арсентьевич, – избрала путь человекопоклонства и этим исказила свою душу, умертвила в себе инстинкт истины»… Чай давно простыл, а книга была сплошь испещрена подчеркиваниями и пометками, сделанными даже не карандашом, а ручкой…
Вещь просто непростительная для интеллигентного Андрея Арсентьевича! Но поздно, слишком поздно он спохватился. «Ладно, черт с ним! Уж больно увлекло его чтение и статья Николая Александровича. Чтение рождало и собственные мысли и аналогии. «Испещрена, как тело Христа после бичевания и прочих издевательств. Разница, однако, в том, что там измывались над плотью! Душа же, душа Христа, в отличие от нашей, была непоколебима! Было поэтому чему воскресать!»
… Далеко за полночь Андрей Арсентьевич прокрался в спальню, но все равно не смог не побеспокоить жену. «Христос воскресе!» – услышал он ее сонный голос, и горько усмехнулся: «Христос-то воскресе…»
Вопреки своим опасениям он тут же крепко заснул. И то, что не случилось наяву, случилось во сне. Андрей Арсентьевич вместе с остальным народом русским, плотными рядами, стоял во Вселенской Церкви невообразимого размера – шутка ли весь наш многомиллионный народ вместить! Дети, старики, женщины… Мужчины – один другого краше, все с бородами, статные и здоровые… В черных, расстегнутых на груди рубахах, массивный крест, где золотой, где серебряный, тяжелой гирькой свисает с шеи на грудь… «А отчего ж они все на одно лицо?» – задается вопросом Андрей Арсентьевич и тут же в отражении паникадила видит, что и он таков же – тоже с окладистой бородой вместо своей обычной эспаньолки и тоже в черной рубахе – цвета, которого он всю свою жизнь чурался… И так же истово крестится и вопит как все – «Во истину воскресе, во истину воскресе»… И так до бесконечности…
А как только ударил колокол, все, и Андрей Арсентьевич с ними, бухнулись на колени и давай бить поклоны и целовать землю русскую. А затем встали с колен и со слезами на глазах и в голосе, с хоругвями, как с боевыми знаменами, наперевес вышли из храма и стройными рядами – зря, что ли, столько лет наблюдали Парад Победы? – направились «За веру и Отечество» бить басурман и одолевать мировое зло. Зло, помнится, не одолели или просто не нашли, а вот пару витрин разбили и нескольким то ли узбекам, то ли таджикам, попавшим под горячую руку, бока намяли… Затем долго и тяжело мутузили друг друга и домой пришли все в кровь…
Собственно от реакции жены при виде его Андрей Арсентьевич и проснулся. И крайне поначалу был удивлен, найдя жену мирно и как ни в чем не бывало посапывавшей рядом. Да и на себе самом Андрей Арсентьевич не обнаружил ни ссадин, ни царапин. Следов крови тоже нигде не было. Белая, чистая постель, уют и комфорт, яркий солнечный свет в окно…
«Все хорошо, все хорошо, – как мантру, несколько раз повторил про себя Андрей Арсентьевич, затем перевернулся на другой бок и снова заснул…

«Здесь каждый камень Кислика помнит, а Казачкова не знает никто…»

Андреевский монастырь

Андреевская набережная

Андреевский мост

Андреевский пруд

Здесь каждый камень

Андреевский подъезд

Андреевские окна

В будущем имени Андрея

К моему прошлогоднему подарку Андрей, вижу, не прислушался и не присмотрелся. Не сделал это делом всей своей жизни. Отделался лишь одним кадром. Поэтому пришлось поработать за него. Что я и сделал, с превеликим, надо сказать, удовольствием. Дарю Андрею и делюсь со всеми вами некоторыми из своих находок. А также по-прежнему призываю и Андрея, и всех вас присоединиться к дальнейшим поискам. Тем более что с каждым днем это становится все проще и проще. Маразм крепчает…

Every Dog Has Every Day

Ангел хранитель

Было Крылатское стало Крымское

Грузоперевозки

Детский городок строгого режима

Дешевка

Запреты Дальше некуда

Рыба перехала