Шульженко
Продолжая знакомить читателей Контрапункта с современными художниками, работающими на пост-советском пространстве, предлагаю вашему вниманию подборку картин Василия Шульженко.
И если у предыдущих представленных художников Любарова, Губарева и Анжелики Герич, черты примитивизма, хоть и неявно, но просматривались, то с определением жанра Шульженко все немного сложнее. Если, конечно, вообще, в современной живописи имеет смысл говорить о каких-то жанрах.
Но если формулировать, то я бы определил жанр Шульженко, как «сермяжный дуализм».
Лично меня гиперболизированная до предела правда отображаемого не пугает и не отвращает (разве что, кроме одной весьма известной провокационной работы художника, которую даже я не решился вставить в галерею…).
Зрителям с обостренным чувством прекрасного смотреть не рекомендуется.
Левон Бабаян.
И если у предыдущих представленных художников Любарова, Губарева и Анжелики Герич, черты примитивизма, хоть и неявно, но просматривались, то с определением жанра Шульженко все немного сложнее. Если, конечно, вообще, в современной живописи имеет смысл говорить о каких-то жанрах.
Но если формулировать, то я бы определил жанр Шульженко, как «сермяжный дуализм».
Лично меня гиперболизированная до предела правда отображаемого не пугает и не отвращает (разве что, кроме одной весьма известной провокационной работы художника, которую даже я не решился вставить в галерею…).
Зрителям с обостренным чувством прекрасного смотреть не рекомендуется.
Левон Бабаян.
Родился Василий в Москве в 1949 году. В 1973 году окончил Московский полиграфический институт. Член живописной секции МСХ с 1978 года. Свой жанр художник определяет как «Фигуративная живопись в жанре свободной фантазии». Работы его находятся в Государственной Третьяковской галерее и других музейных и частных коллекциях в России и за рубежом. Живет и работает в Москве.Творчество Василия Шульженко не оставляет равнодушным никого, но мнения о нем самые полярные: его или любят, или ненавидят, считают глубоким знатоком русской души и русского народа – и обвиняют в ненависти к этому народу, к своей стране. Часто художника клеймят популярным нынче словечком «русофоб».
За границей отношение к картинам Василия тоже не совсем однозначно: большинство видят в их героях «русских дикарей», достойных, в лучшем случае, презрительной жалости. На фоне такого дикарства столь приятно гордиться достижениями западной цивилизации и культуры. Американские критики, правда, пеняли Василию Шульженко, что, дескать, персонажи его картин часто изображаются курящими — это противоречит идее здорового образа жизни и показывает дурной пример (Все остальное, надо думать, хороший пример… И вообще, будто героев картин Шульженко можно представить без цигарки в зубах.)
«Да и что за темы берет художник?! – воскликнет, пожалуй, любитель России идиллической, «правильной», такой, какой обычно ХОТЯТ ее видеть, какой она часто предстает на полотнах многих популярных ныне художников. – Сплошная пьянь, грязь, вплоть до похабства, вплоть до изображения тошнотворного сортира в провинциальном городишке. Уродливые, гротескные лица и фигуры, скабрезные позы, иногда вообще – «сюр», но, опять-таки, обязательно с «грязнотцой», неприглядный, неприятный…»
Но если внимательно вглядеться в картины Шульженко, в глаза его героев, то поймешь, что художник совсем даже не презирает и не ненавидит их и страну, плотью от плоти которой они являются. Он ЛЮБИТ этих людей – любит, но видит трезво, не сквозь «розовые очки», а такими, какие они есть. Сквозь неприглядную внешнюю оболочку он видит и ценит их силу, жизнестойкость, самобытность и – глубоко скрытую ВНУТРЕННЮЮ красоту. Он БОЛЕЕТ за них, хочет, чтобы они жили лучшей, достойной жизнью. Иногда – лишь иногда! — художник «скатывается» до своего рода карикатуры, видно, когда уж слишком «достают» внешние неприглядности…
Творчество художника Василия Шульженко не оставляет равнодушным никого. Его или любят, или ненавидят, превозносят за понимание русской души и обвиняют в ненависти к ней же. Каков он на самом деле, выясняла корреспондент Анна Шин.
Интервью Анны Шин с Василием Шульженко.
— Все эти жуткие пьяные физиономии, уродливые тела, скабрезные позы… Вас и впрямь трудно заподозрить в любви к народу!
— Я никогда не жил среди людей, которых изображаю, и не пытался влезть им в душу. В детстве был маменькиным сынком, не знал ни армии, ни зоны. Мои персонажи для меня — вроде дикарей для Кука. Насмотрелся на них в детстве, когда жил на даче под Касимовым. Они меня и пугали, и завораживали. На полотна все это выплеснулось гораздо позже, с началом перестройки.
— А что, «плохие русские лица» хорошо продаются на Западе?
— Большинство своих картин я действительно продаю в Америке, но, знаете, там как раз считают, что они просто пропитаны любовью к России! А здесь даже приятели говорят мне: «Не любишь ты русских, Вася!» Но я, как русский, имею полное право спросить: «А за что нас любить?» Да мы худшие люди в мире — злые, ленивые, завистливые! К примеру, американец скажет: «Мой сосед Сэм молодец, он такой успешный!» А наш деревенский пьяница будет ненавидеть и презирать работящего зажиточного мужика. А миф о широкой русской душе? Широкой она становится лишь на время действия алкоголя.
— А может, американцам просто нравится видеть русских таким быдлом?
— Наоборот, глядя на мои картины, они начинают нас жалеть: «Какие несчастные люди!» Как наши передвижники писали страдающий народ, помнишь? Или как поэт Некрасов, который после роскошного обеда и партии в покер любил поглядеть на крестьян из окна своего особняка и пожалеть о горькой долюшке женской.
— Кстати, о женщинах. Не жалко так уродовать нас на картинах?
— Жалко, потому и пишу вас нечасто. Вот мужиков не жалко. Недавно хозяйка галереи в Чикаго говорит мне: «Вася, у тебя на картинах все слишком много пьют и курят, в Америке это сейчас не популярно. Нельзя ли обойтись без этих сигарет и бутылок с водкой?» Да разве моих мужиков можно представить трезвыми, без папиросы в зубах?!
— А сами выпить любите?
— Люблю. Бывает, и за работой пью. Художнику это нужно для вдохновения.
— А что, любовь не вдохновляет? Вы женаты?
— Нет, так и не женился, и детей не завел, о чем теперь жалею. Хотя женщин в жизни было — не пересчитать, и сейчас есть.
— А почему ваши герои на картинах сексом не занимаются? Это добавило бы им колориту!
— Помню, был в Касимове случай — молодой деревенский парень прямо в поле поймал и изнасиловал бабку лет семидесяти пяти. Вот это была мысль изобразить.
— Эпатажа ради?
— Да какой тут эпатаж! Вот художник Кулик, наложивший прилюдно кучу под картиной, — это да. Сейчас ведь в живописи одно направление — заставить говорить о себе любым способом. Не прославиться в веках, а побольше захапать при жизни.
— Но Пушкин, изображенный в виде обезьяны, или Толстой, висящий на турнике, — это разве не эпатаж?
— Меня другое удивило — ну кто в Америке знает Пушкина? И тем не менее его купили сразу. А вот Толстой, который там знаменит, так до сих пор и не продался…
Интервью Анны Шин с Василием Шульженко.
— Все эти жуткие пьяные физиономии, уродливые тела, скабрезные позы… Вас и впрямь трудно заподозрить в любви к народу!
— Я никогда не жил среди людей, которых изображаю, и не пытался влезть им в душу. В детстве был маменькиным сынком, не знал ни армии, ни зоны. Мои персонажи для меня — вроде дикарей для Кука. Насмотрелся на них в детстве, когда жил на даче под Касимовым. Они меня и пугали, и завораживали. На полотна все это выплеснулось гораздо позже, с началом перестройки.
— А что, «плохие русские лица» хорошо продаются на Западе?
— Большинство своих картин я действительно продаю в Америке, но, знаете, там как раз считают, что они просто пропитаны любовью к России! А здесь даже приятели говорят мне: «Не любишь ты русских, Вася!» Но я, как русский, имею полное право спросить: «А за что нас любить?» Да мы худшие люди в мире — злые, ленивые, завистливые! К примеру, американец скажет: «Мой сосед Сэм молодец, он такой успешный!» А наш деревенский пьяница будет ненавидеть и презирать работящего зажиточного мужика. А миф о широкой русской душе? Широкой она становится лишь на время действия алкоголя.
— А может, американцам просто нравится видеть русских таким быдлом?
— Наоборот, глядя на мои картины, они начинают нас жалеть: «Какие несчастные люди!» Как наши передвижники писали страдающий народ, помнишь? Или как поэт Некрасов, который после роскошного обеда и партии в покер любил поглядеть на крестьян из окна своего особняка и пожалеть о горькой долюшке женской.
— Кстати, о женщинах. Не жалко так уродовать нас на картинах?
— Жалко, потому и пишу вас нечасто. Вот мужиков не жалко. Недавно хозяйка галереи в Чикаго говорит мне: «Вася, у тебя на картинах все слишком много пьют и курят, в Америке это сейчас не популярно. Нельзя ли обойтись без этих сигарет и бутылок с водкой?» Да разве моих мужиков можно представить трезвыми, без папиросы в зубах?!
— А сами выпить любите?
— Люблю. Бывает, и за работой пью. Художнику это нужно для вдохновения.
— А что, любовь не вдохновляет? Вы женаты?
— Нет, так и не женился, и детей не завел, о чем теперь жалею. Хотя женщин в жизни было — не пересчитать, и сейчас есть.
— А почему ваши герои на картинах сексом не занимаются? Это добавило бы им колориту!
— Помню, был в Касимове случай — молодой деревенский парень прямо в поле поймал и изнасиловал бабку лет семидесяти пяти. Вот это была мысль изобразить.
— Эпатажа ради?
— Да какой тут эпатаж! Вот художник Кулик, наложивший прилюдно кучу под картиной, — это да. Сейчас ведь в живописи одно направление — заставить говорить о себе любым способом. Не прославиться в веках, а побольше захапать при жизни.
— Но Пушкин, изображенный в виде обезьяны, или Толстой, висящий на турнике, — это разве не эпатаж?
— Меня другое удивило — ну кто в Америке знает Пушкина? И тем не менее его купили сразу. А вот Толстой, который там знаменит, так до сих пор и не продался…
Катание на кентавре
Скотный двор
Ряженные
Матрос и его девушки
Упавший
Ленин и крестьяне
Гонки
Полет
Видение Кольки Рыбина
Песчаная коса
Скорая
Стремящийся
Сусанна и старцы
Продавцы картофеля
Дедушка! Поедим домой!
Сон
Деревня
Пивная
По проселочной дороге
По проселочной дороге
Драка пастухов
Сквер
Мечты солдата
Оргия
Похороны
Пятачок в Измайлово
Прогулки с отцом по ночной Москве
Провинция
Конькобежец
Конькобежец 2
Автопортрет художника
Амур
Атланты
Беседа
Картошечка
Ночь в городе
Гамлет
Фавн
Гроссмейнстер
Диоген
Дудочка
Завтрак на траве
Изгнанные из рая
Седе Адам прямо рая
Купальщицы
Морская душа
Наполеон овладевает Россией
Направляющий
Пастырь и стадо
Пасхальный перезвон
Призыв
Семья
Спящий
Распятие
Друзья-приятели
Мойка
Барин
В бурных волнах моря житейского
Клоун
Кутузов и Наполеон
Пастух
Три сына
Цыпленок
Светское общество в парке Горького
Пушкин
Погорельцы
Пастух
Пастух 2
Над пропастью
Матрос Егоровна
Бабушка
Грибной сезон
Лев Толстой
Портрет художника
Прогулки с бабушкой по Москве-реке
Заблудившийся на карнавале
Сеть
Шульженко
Я сегодня на Федора Рокотова в Третьяковку ходил, а тут Левон выставил такое. Но мне нравятся обои. Особенно та картина, которая в Нескучном саду. У меня есть фотка прямо на этом месте.
Андрей, боюсь не понял ни первого, ни второго: что ты называешь «обоями» и что за картина в Нескучном саду?..
Левон, на первое отвечу словами Алексея Толстого:
Фриц Вагнер — студьозус из Иенны,
Из Бонна Иеронимус Кох,
Вошли в кабинет мой с азартом,
Вошли не очистив сапог.
-Скажи, ты наш старый товарищ,
Реши поскорее наш спор:
Кто доблестней — Кох или Вагнер?
Спросили с бряцанием шпор.
-Друзья, вас и в Иенне и в Бонне
Давно уже я изучил.
Кох логике славно учился,
А Вагнер прилежно чертил!
Ответом моим недовольны:
-Решай поскорее наш спор!
Спросили все с тем же азартом,
И также с бряцанием шпор.
Я комнату взглядом окинул,
Как будто узором пленен.
-Мне нравятся очень ОБОИ!
Сказал я, и выбежал вон.
Понять моего каламбура
Из них ни единый не смог,
И долго стояли в смущеньи
Студьозусы Вагнер и Кох.
А-а, а я думал Вагнер и Кох…
Левон, спасибо за пост. Ты выступаешь как истинный просветитель. Любаров, Губарев, Герич. Теперь Шульженко. Если бы не ты, я вряд ли когда-либо узнал об их существовании. Просто живу и общаюсь в абсолютно иной среде, где все разговаривают, смотрят и видят не нечто абстрактное, объяснению, порой, неподдающееся, а, вполне себе, конкретные ежедневные лубочные картины и зарисовки. Они, правда, также могут дать некий импульс к воспоминаниям и рассуждениям, однако, не столь острым, как мы видим у Шульженко.
Собственно, как только посмотрел его картины, тотчас же был готов написать что-то в духе автора аннотации к его произведениям. Все увиденное такое полярное, гротесковое, человеконенавистническое и саркастическое, и сатирическое, и карикатурное гуманистическое и угрожающее и т.д. И в то же самое время сквозь образы слышна неослабевающая ноющая душевная боль истинно творческого человека, живого свидетеля событий страшного перелома в жизни страны, который не имеет временных и пространственных границ, а только все больше усугубляется и трансформируется то ли в пролом, то ли в провал. А может быть в разлом, из которого как выбираться-то? Где та национальная идея, которая всех нас объединит для добрых дел? Для добрых ли? Спорт — мельдоний… Бизнес, политика — оффшоры… алкоголь — контрабанда… Неужто опять война, враги, пятая колонна, «стрелять, как бешеных собак»? Не дай Бог, конечно. Шульженко пишет и говорит о том, что мы становимся все более и боле беззащитны от окружающей нас среды и людской и убитой людьми же природной. Мне показались значительными работы «Гамлет», «Гроссмейстер», «Прогулки с бабушкой по Москва-реке». Особенно последняя из перечисленных. На лице бабушке такая тяжелая печать пережитого, что ее внукам не под силу ни в данный момент ни потом ее снять или сорвать. Сможет ли она сама их уберечь от судеб разбитого буксира или едва заметных на темном берегу клошаров.
Ося,
твоя столь скорая, но при этом весьма развернутая эмоциональная «аннотация» оказалась адекватна моему восприятию, как по отношению к предмету исследования, так и по языковым образам. Разве что, за исключением определения «человеконенавистническое». Вот этого я в творчестве Шульженко не вижу: боль — да, сочувствие, жалость — да, даже любовь вижу, а человеконенавистничества — нет.
По поводу же «просветительства» ты забыл в списке упомянуть еще про одного товарища, который, кстати, дает ответы на многие, в том числе и тобою поставленные вопросы — Манара…
Но наиболее точно на них мог бы ответить сам Шульженко еще одной своей картиной (утром нашел) под названием «Засада»:
«человеконенавистническое» — это я в смысле нелюбви ко всякого рода асоциальным типам. Согласен, что не очень продуманно вписал мысль в контекст. Но, вот например, персонаж картины «Сеть». Он со всей своей мощью готов истребить последнее из живого краснокнижного. Его не за что любить. Ему не хочется сочувствовать. Автор его ненавидит.
А, вот, в «Засаде», по-моему, автор отрезает «бомжу» все пути к контейнеру с пищевыми отходами. Он у него когтями и зубами «хищника-динозавра» отнимает последнюю надежду не только на светлое — сытое ближайшее будущее, но и на выживание вообще.
Прямо-таки некая модель нашего теперешнего бытия проглядывается.
Поводу «Засады» соглашусь полностью, причем есть ощущение, что вместо «бомжа» можно поставить любого из нас…
А вот с твоим впечатлением по «Сети» все равно расхожусь. Если быть дотошным занудой (как и все ученые…), то все же определил бы отношение художника, как «ненависть» (если уж тебе нравится это слово) не к персонажу, а скорее к суровой необходимости такой работы.
Согласен: «ненависть» к социальному явлению.
По «Засаде», тем более согласен. У тебя это даже не «модель» нашего бытия, а очень конкретное видение теперешней ситуации. Бывает, что и чувство, близкое к отчаянию, испытываешь, которое художник прорисовывает до деталей.