Удивительный опыт изменения сознания — в считанные дни

Вечер первого дня
Как давно я не был в Италии! Нет, не в той туристической Италии, Италии горных лыж и морских курортов, где все, особенно в курортный сезон, и поныне прекрасно, а в Италии “di tutti i giorni” – повседневной, где люди живут и работают. Это, конечно же, две совершенно разные Италии. И их «жизненные пути» все более расходятся.
Были времена – и я его очень даже хорошо и плотно их застал, – когда Италия рабочая, Италия деловая во многом приблизилась к той, что проживала “dolce vita”. Жить и работать в этой «единой» стране было так же приятно, или почти так же приятно, как отдыхать. Жизнь здесь превратилась в почти что сплошной праздник. Насколько это возможно, конечно…
Такие периоды, наверное, и остаются в памяти людской как «золотой век». Бывают, бывают такие времена. Не удивляйтесь. Правда, длятся они недолго.
То, что «золотой век» подходит в Италии к концу, это я начал понимать в начале нулевых годов нового века, но долгое время не хотел и не мог в это поверить. В десятые годы и даже чуть раньше трудно стало уже закрывать на это глаза. И пришлось поверить. Но видеть этот процесс медленной, но неуклонной деградации не хотелось, и я реже, гораздо реже стал появляться в Италии: и по работе, и с какими бы то ни было другими целями. Кому не больно смотреть на признаки и следы увядания близкого ему человека? Со страной и с культурой происходит то же самое. Одно дело, когда ты здесь живешь, и другое, когда бываешь наездами: черты упадка и обнищания, материального и духовного, становятся куда более заметны. И чем продолжительнее интервалы между наездами, тем заметнее. И чем заметнее, тем меньше ты сюда стремишься, а чем меньше стремишься, тем продолжительнее делаются интервалы.
Кончается тем, что ты со страхом переступаешь порог дома любимого человека, равно как и границу столь милой тебе страны. Ты заранее готовишь себя к этой встрече, заранее настраиваешь себя на определенное впечатление, сознательно прищуриваешь, где надо, глаза, и прикрываешь, где надо – уши, но все равно очень, очень скоро понимаешь, что принцип «ничего не вижу, ничего не слышу» не работает, и тебе приходиться посмотреть правде прямо в глаза, принять очевидное…
Примерно такими были мои мысли и впечатления к концу уже первого для моего пребывания в Италии. Я пожалел, что приехал. Разочарование – не самое приятное чувство, и желательно испытывать его как можно реже и уж, по крайней мере, не провоцировать его. Отныне буду ездить в Италию лишь с туристическими целями, – горестно думал я. Если вообще буду…

День третий
Но прошло два дня, и мои мысли несколько изменились. На деле, – рассуждал теперь я, – Италия хороша даже своими недостатками. Более того, тем самым она как бы дает нам шанс проявить свое благородство — не замечать эти самые недостатки. В конце концов они – не что иное, как патина или кракелюры, и как таковые лишь подчеркивают истинность и ценность того или иного артефакта.
Италия никогда не теряет чувства меры. В этом, в том числе и в этом, появляется бесконечное чувство вкуса Италии. И итальянцев. Чего, к сожалению, нельзя сказать о многих других нациях и странах. В том числе и цивилизованных. Практическое отсутствие недостатков делает их слишком холодными и равнодушными, а значит – и малоинтересными для других.
Идеал не идеален и не может быть таковым уже потому, что в нем не достает… да, да – недостатков… То же, наверное, можно сказать и о женщине.

Утро пятого дня
Италия затягивает тебя, как воронка. Чем дольше ты здесь находишься, тем глубже она тебя засасывает. И тем больше хочется здесь остаться.
Италия – это медленно, но верно действующий наркотик. По приезде, особенно сейчас – в не самый лучший для Италии период, тебе хочется чуть ли не сразу уехать обратно. Ты так любил эту страну, что тебе больно видеть ее сегодняшнее далеко не самое лучшее состояние.
Но кончается все это неизменно тем, что ты врастаешь душой в эту страну. Или это она проникает в тебя и заполняет собой всю твою душу? И вот уже простая итальянская речь у тебя за спиной в спешащем в аэропорт «Малпенса Экспресс» кажется тебе не только до боли родной, но и наполняет тебя горьким чувством скорого предстоящего расставания… Подобное чувство в жизни я испытывал лишь при расставании с самыми близкими и родными мне людьми…
Всего четыре с половиной дня понадобилось Италии, чтобы полностью реабилитировать себя в моих глазах.

И еще две-три, как получится, зарисовки по Италии. Кому интересно.
Начну с заупокоя, который в последнее время так нравится Андрею Казачкову.

Город мертвых
По дороге из Саронно в Каронно Пертузелла, где находится наше предприятие, стоит величественное, особенно на фоне всего остального, сооружение: монументальные ворота в неоклассическом стиле – вход в город мертвых – поколений и поколений местных жителей, точнее – отдельных родов и семейств: уж больно их немного при всем их множестве, а особенно в сравнении с тем множеством множеств, что вообще прошли через Саронно и его окрестности. Думаю, большинство лежит в другом месте или местах. Здесь же покоятся «закхеи» (От Луки, 19:2 — 15) – люди знатные и в свое время влиятельные: уж больно высоко и пафосно здесь все.
Зашел же я, во-первых, потому, что давно собирался это сделать; во-вторых, потому что Андрей задал на блоге эту тему, и, в-третьих, потому что было время… Сделаю несколько фотографий и выложу их на блоге – в пандан Андрею и даже не столько в пандан, сколько в доказательство того, что и в Италии, как бы ни было там хорошо и сытно, все равно люди мрут…
Зашел я тем не менее не через парадные ворота, а через другие, гораздо более поздней постройки и куда более скромные; они вывели меня к уже более поздним захоронениям – едва ли не сегодняшним. И куда более скромным. Тем самым я совершил как бы обратный путь: из настоящего в прошлое, в чем есть определенная логика. Так мысль, по Платону, откручивая нить назад, вспоминает, а не познает окружающий нас мир, а точнее – узнает бледную тень того, настоящего, а не призрачного мира, который душа наша знавала в прошлом. «И то, что есть, то было…»
Посещение мест подобного рода всегда настраивает на философский лад. Это территория вечности, за воротами которой мы оставляем все суетное и преходящее. Здесь же вдыхаем воздух вечного и непреходящего. В том числе и для того, чтобы унести частицу его с собой и нет-нет да вспомнить о нем в нашей обычной: деловой и суетной. «Memento…»
Казалось бы, все здесь говорит о конечности бытия и о тщете всех наших планов и устремлений. «Насмеши Бога…» Но это лишь на первый взгляд и лишь то первое, что приходит на ум. Но задумайся и прислушайся повнимательнее. И ты увидишь, что это уже жизнь после смерти, идущая отчасти по тем же правилам: сильные мира сего и здесь пребывают в красоте и почете, и здесь они остаются на первых и самых выгодных местах. А где все те, кто им угождал и прислуживал? Не урок ли это живущим? Не назидание?
И потом: что это если не нить между прошлым и настоящим, точнее – нити, сплетающиеся в один общий и прочный канат? Между тем же прошлым и тем же настоящим. Здесь это так, и в других цивилизованных странах Европы так же. Но так ли это и у нас, в России? – В принципе так же, но где та масса сильных и прочных нитей, что самым грубым и бесцеремонным образом было оборвано в ХХ веке? Что утратили свои концы в весной мерзлоте Заполярья или обнаружили их вдруг в Европе и Америке и там уже продолжили свой земной путь. Пустив новые корни и новые ростки… Поистине, что имеем не храним… Разорвалась связь, разорвались связи поколений. Эта некая тонкая материя, нарабатываемая веками, но крайне хрупкая и деликатная – разрушить ее можно в одночасье. Что и произошло. А вот восстановить… Вот теперь мы сидим и думаем: и отчего это у нас все не как у людей?
Фатально ли происшедшее с нами? На века ли мы прокляты и осуждены? Не навечно ли? – Думаю, что нет. Но нам надо чаще, гораздо чаще обращаться к опыту других стран и народов – тех, что счастливо избежали нашей участи. Перенимать, поелику это возможно, их опыт. Почаще заходить на чужие кладбища. Философски приникать к чужим могилам. Набираться чужого живого – и не только – опыта…

Но что-то я зафилософствовался. Пора бы и к реальной жизни вернуться, тем более к такой живой и красочной, как в Италии. И я поехал в Милан… Думал заехать туда на пару часов, в основном по делу, но остался до самого вечера, отложив все остальные дела по работе в Саронно. Милан не отпустил меня. Он, как огромная воронка, засосал меня, явив важное и заставив презреть срочное…

На пороге…
Галерея современного искусства на вия Палестро, по соседству с городским парком, защищающим, как сказано в рекламном буклете, этот уголок искусства от городской суеты делового центра Италии.
Поначалу, пройдя нескольких первых залов галереи, мне показалось, что я вообще здесь один и что толстые стены виллы Реале «защитили» высокое искусство и от посетителей тоже. Но постепенно-постепенно то один, то другая, то еще одна парочка и еще одна небольшая стайка «учеников старших классов» – studenti, репетиция какого-то концерта камерной музыки – оперное сопрано, песни Вагнера и стихи ведущего – все это не отвлекло меня от встречи и общения с художниками в основном второй половины 19-го века, а напротив – наполнило залы современной жизнью и наметило связь времен.
Как хотелось мне снять спину молодого парня, украшенную зверской готической символикой, на фоне портрета какой-то герцогини работы Франческо Хайеса! Но я слишком поздно спохватился и не успел расчехлить свой фотоаппарат…
А рассказы пожилого смотрителя о своей трудовой жизни: от ученика резчика по дереву (тут он ласково погладил роскошную раму одной из картин) до электрика, механика… и еще он перечислил целый ряд профессий, а вот теперь смотрителя в зале «всклокоченных» или «взъерошенных» — scapellati. «Так этот зал называют экскурсоводы, – пояснил мне разговорчивый смотритель. – Сам же мало чего понимаю в искусстве: некогда было учиться; это я здесь кое-чего поднахватался…»
Или вот еще девушка с бусинкой в носу и на брови, в каких-то невообразимых ботинках, об остальном я просто умолчу… Внимательно рассматривает мраморную статую своей ровесницы – Флоры. Что шевелится у нее в душе и в голове в этот момент? – Тоже любопытно бы было заглянуть и узнать…
Нет, все это не отвлекает, а помогает лучше и пристальнее присмотреться к дню сегодняшнему с некоторой оглядкой на день вчерашний. И лучше понять день вчерашний с высоты дня сегодняшнего. «Что есть, то уже было: нет ничего нового под солнцем…»
Что мне еще понравилось, так это то, что Галерея остановилась на пороге, на самом пороге авангарда 20-го века. Даже будущие футуристы Боччони и Балла представлены здесь своими ранними, дофутуристическими работами. «Академия» позади, позади и «веризм»: погружение в грубую, лишь слегка облагороженную искусством жизнь и отход от нее – пусть даже не по смыслам еще, но уже по форме, «макьяйоли», «дивизионизм», «символизм»… Самый расцвет этих течений и самый азарт от увлечения ими: художники начинают играть, свободно играть с жизнью, с реальностью с прежними формами… Но еще не слишком увлекаясь. Еще остерегаясь зайти слишком далеко… Или это природное чувство меры итальянцев, о котором выше, не дает им слишком заиграться? Возможно, что и так. Хочется даже думать, что скорее всего именно так.
Как хорош глоток этого еще свежего воздуха перед входом в душный и прокуренный кабак, извиняюсь, кабаре 20-го века; как чисты эти последние светлые помыслы, чаяния и надежды перед входом в парижский бордель; как… Но решение уже принято, и обратного хода нет. Лишь небольшая задержка – «над пропастью во ржи»…

Зерна
Мне очень нравится очерк Дм.Мережковского «Мистическое движение нашего века». Я несколько раз перечитывал его. Я и сейчас разделяю все его концепции, но после сегодняшнего посещения Милана не могу согласиться с одним – с его, Мережковского, оценкой галереи Виктора Эммануила в центре Милана.
Думаю, и сам Мережковский, окажись он сегодня в галерее, пересмотрел бы свой взгляд и свое отношение к ней. Время вносит свои коррективы в наше отношение к тем или иным сооружениям, к тем или иным памятникам. К тому, что стало считаться и именоваться «памятником». В данном случае, в случае галереи, архитектурным.
Галерея не является более символом научно-технического прогресса и позитивного отношения к миру, каковой видел ее Мережковский. Она стала просто историческим и архитектурным памятником, войдя в культурное наследие Милана.
Сегодня, думаю, никому и в голову бы не пришло сравнивать галерею с рядом стоящим Домским собором. Время примирило эти два сооружения, как примиряет двух разных людей, мужчину и женщину, двух разных возрастов и двух разных характеров в браке. И двадцати лет не прошло, а они уже слились друг с другом и живут душа в душу.
Так и с этими двумя памятниками архитектуры: вы сворачиваете от фасада собора, тут же попадая в галерею, и вас ничто здесь не коробит в отличие от того, что писал Мережковский. Напротив, объем галереи, ее пространство – как глоток воздуха, свежего воздуха, а то и кислорода после не по-осеннему жаркого воздуха площади Домского собора.
И потом мы уже не столь религиозны, даже самые религиозные из нас, как люди начала ХХ века, даже самые нерелигиозные из них подобно Дм.Мережковскому. Внешний вид собора не внушает нам прежних религиозных чувств; чтобы напитаться ими нам нужно побыть наедине с собором и внутри него какое-то время. Но первое впечатление это только удивление и восторг – ощущение поразительной гармонии, стиля и художественного вкуса. И то же самое – при входе в галерею. «Ах!» и «Возможно ли это?» И затем: «До чего же хорошо!» Вот эти три последовательных состояния души и роднят эти два сооружения, делают их как бы дополняющими друг друга. После многочисленных встреч с ними лично я не могу представить себе одно без другого. Да и не надо!
Время стирает противоречия и примиряет нравы. Отделяет зерна от плевел и оставляет зерна с зернами, а плевела с плевелами… Развевает по ветру эти последние…

Притча
В одном из концов площади Сан-Бабила в самом центре Милана стоит церквушка – красного кирпича и с мозаичным, играющим в лучах заходящего солнца фасадом. В нее нельзя не зайти: от нее веет историей и мудростью.
Я попал к самому началу службы. Народу было немного, но из случайных, похоже, я один. Мне не хотелось быть или казаться таковым, и я честно «отстоял» всю службу. Когда от непривычности и неполного понимания происходящего мне становилось скучно, я обращал свой взор к фреске в капелле слева от меня. Изображавшей какого-то святого с ребенком на руках. Фреска эта, на мой взгляд, была просто замечательной. Она не только в полной мере отражала все стремление ввысь, но еще и светилась каким-то необычным – внутренним, но также и внешним светом. Я так и не понял этой загадки… Ни до, ни во время, ни после службы, подойдя к ней ближе.
Проповедь была на тему притчи Христа о господине, который, отправляясь в дальнюю страну, оставил каждому из своих десяти рабов по мине серебра. Призвав их к умножению оставленного. Первый раб нарастил десять мин и в знак благодарности получил от господина вдесятеро, второй — пять и получил впятеро. Третий же – сохранить сохранил, но не приумножил ни на йоту. У него было отнято и то, что имел, и отдано другим, у которых было и так больше…
Казалось бы, несправедливо, и кое-кто даже возмутился. На что Христос: «Сказываю вам, что всякому имеющему дано будет, а у неимеющего отымется и то, что имеет».
Этим я ничего не хочу сказать. Точнее – почти ничего…