Анти-Тургенев
Д.Хармс
В ходе нашего визита в Дом-музей И.Тургенева неоднократно звучало имя Муму, и то тут, то там появлялся образ этой собачонки. В разных вариантах: в зависимости от предпочтений или фантазии автора – скульптора или художника. Ни один из них мне, кстати, не понравился, так как ни разу не совпал с моим собственным.
Но зато на фоне трагедийной, истинной или выдуманной, истории Муму мне вспомнилась другая, не менее драматичная, но с куда более счастливым концом. Из наших уже дней и абсолютно достоверная, ибо случилась она с нами, с нашей семьей.
У нас было несколько не совсем удачных опытов завести собаку; все как-то не получалось. Каждый раз по вине того или иного случая, как говорит Чехов. И наконец с третьей или четвертой попытки у нас появилась всем вам хорошо знакомая Пати – таксочка, но не того классического типа, что символизирует «Long Vehicle», а, скажем так: в несколько укороченном варианте и не рыжего или шоколадного, а темного, почти черного цвета с рыжими подпалинами и проседью то там, то там. Ну, да вы все ее прекрасно знаете.
Жила она у нас на даче: «маленькая хозяйка большого дома», как мы прозвали ее, –и все заботы о ней лежали на нашем «мажордоме» – Батыре. В переводе на русский – Герасиме. Но отношения у нашей Муму сложились не столько с «Герасимом», сколько с «барыней» – Юлией Александровной. Пати сразу же и бесповоротно признала Юлю своей хозяйкой и не отходила от нее буквально ни на шаг, бурно радовалась ее приезду и впадала в меланхолию уже с утра того дня, когда Юле нужно было возвращаться в Москву. Как будто предчувствуя скорое расставание.
Любовь эта была взаимной.
И все бы хорошо, как вдруг с собакой, – и двух лет ей не было, – приключилось несчастье. Неожиданно, ни с того ни с сего начинают у нее отниматься задние лапы. Мы с Батыром ежедневно, а то по два раза на день возим болезную в Звенигород, в ветеринарную клинику, но консервативное лечение результатов не дает; через несколько дней задние лапы, да и вся задняя часть туловища полностью отнялись. И приговор врача: либо срочная, в течение 1 максимум 2 дней, сложная нейрохирургическая операция в специальной клинике в Москве, без особых шансов на успех – раньше надо было, – либо усыпление, здесь, на месте.
Я представил себе еще несколько дней мучений для нас всех и самой собаки, приличные по тем, да и по нынешним временам затраты, в очередной раз проклял всех врачей на свете и ветеринаров в том числе и начал было склоняться к худшему. В конце концов собака ведь – не человек, да и привыкнуть к ней мы толком еще не успели, видясь лишь раз в неделю. Плюс моя ревность некоторая и тот факт, что домашних животных я люблю лишь в чужих домах и на чужих руках. Мне крайне жаль времени и, наверное, чувств, на них потраченных, а не на близких своих. Каюсь.
Но я ничего не говорил, лишь намекал. Примериваясь к роли тургеневской «барыни», примеряя, если можно так выразиться, на себя ее «платье». Но втайне и даже, наверное, от самого себя. В варианте «light», и облекая всё в категории судьбы и горькой неизбежности. Грустил, конечно же, по-своему. Думал, что и Юля согласится с логикой жизни и неизбежностью судьбы…Тем более – собачей…
Но не такова Юля. Юля – из категории борцов… Противоборствующих не только своим родителям и мужьям, но и самим богам – логосу, хоть и нет такого бога, и мойрам, в частности. Всю жизнь с ними борется, особенно с первым и, как ни странно, не уступает. Титанида!
Я смирился и лишь выполнял Юлины указания: ездил, подвозил, покупал, завозил, отвозил, подкупал… Но веры в чудесные способности врачей у меня не было: люди-то и те, как мухи, мрут под их чутким взглядом и опытной рукой и острым скальпелем… Но собаки, как видно, не люди, да и врачи, судя по всему, все врачам рознь; есть и происходящие по прямой линии от Эскулапа и Гиппократа.
Одним словом, чудо свершилось, и собака наша восстала едва ли не из мертвых; как минимум – со смертного одра. Во всяком случае в моем пылком и фатальном в том случае воображении. Каюсь. И признаюсь: в жизни все же есть место подвижничеству и чуду. Все в конечном итоге зависит от силы и глубины веры в него – в чудо. Прав был Христос.
Что самое интересное, Юля человек неверующий и к религии абсолютно равнодушный. В отличие от меня. Вот я и спрашиваю себя: не означает ли это, что вера в сверхъестественное – эсхатологична, а вера в жизнь и в человека – напротив, глубоко оптимистична и верна?
Вместо эпилога.
Муму нашей уже без малого 14 лет. В последнее время она немного сдала: уже не столь задорна и домовита. Более покладиста и по-своему мудра. И день ото дня становится мудрее. И даже философичнее, как мне кажется. Седые ее подпалины на этом фоне смотрятся вполне органично и естественно. Жалоб от нее на спину после того, 12-летней давности, случая, более ни разу не поступало…
Анти-Тургенев
Маленькая собачка — Большое сердце
На этот раз история, в отличие от предыдущего, описанного здесь мною случая, не закончилась хорошим концом.
Да, собственно, и истории как таковой на этот раз не было. А был просто диагноз – гипертрофия сердца; аферист-кардиолог, приехавший на дом и выписавший какие-то таблетки – «пожизненно»; приступ на следующее утро и смерть в ветеринарной лечебнице Звенигорода. Несмотря на все усилия уже профессиональной команды ветеринаров. И… прекрасные результаты анализов все от того же афериста-кордиолога через три часа после того, как была констатирована смерть нашей Пати. К этому моменту уже лежавшей «во сырой», но порядком промерзшей земле нашего липкинского леса.
Все случилось настолько молниеносно, что мы до сих пор не можем ни осознать случившегося, ни смириться с ним, а отходить от этого будем еще долго. Особенно, возвращаясь каждый раз в Липки, где Пати каждый раз так радостно нас встречала и с такой грустью каждый раз провожала.
«Маленькая хозяйка большого дома» — как кто-то как-то очень точно назвал ее. Она и была таковой, поскольку здесь, в Липках, она родилась и отсюда на протяжении всех 13 лет жизни ни разу не выезжала. Разве что в Звенигород на прививки, ну и еще в Красногорск в тот приснопамятный случай с операцией на позвоночнике.
Теперь этот большой дом осиротел, и я как никогда почувствовал это вчера, когда мы с Батыром вернулись с «похорон» нашей питомицы. Я не смог в нем находиться и тут же отправился на двухчасовую прогулку в лес, где в каждой коряге и каждом валуне мне виделась Пати, а каждый лай в соседней деревне заставлял меня невольно вздрагивать.
По возвращении же домой, пока я готовил себе нехитрый перекус перед отъездом в Москву и в ходе самого перекуса, мне казалось, что вот-вот за спиной прозвучат ее тихие, как бы робкие шажки, а через секунду-другую и она сама появится из-за угла: «Так, так, так, опять едим? И что, позволю себе спросить, на этот раз? А не выделите ли и мне кусочек?» Я, как правило, не выделял – из воспитательных соображений – и ругал Юлю, у которой куда более щедрая душа. Зато с какой радостью я выгреб бы сейчас все из холодильника и положил это к ее, собачим лапам! Но… Все мы крепки задним умом и сильны запоздалой жалостью и добротой…
Больше всех, конечно же, переживает Юля, в которой Пати еще с рождения, сразу и безоговорочно, признала свою хозяйку. Говорят, Юля потому-то ее и выбрала среди других щенят, что та сразу же к ней пошла. Поползла даже.
Когда я приезжал на дачу один, Пати стремглав мчалась мимо, едва удостоив меня взглядом, к машине: «Мама, маменька приехала! Маменька…!» И надо было видеть, как обрывалось ее сердце, как моментально падало настроение, когда «маменьку» она там не находила. Вот и оборвалось теперь окончательно…
И мне кажется, что будь Юля со мной вчера, Пати даже в том состоянии, в котором она была, а была она уже без сознания, все равно, заслышав любимый голос, встала бы на свои ослабевшие и уже холодеющие даже лапки и из последних сил помахала хвостом. Столь радостные и теплые чувства она к Юле питала. Любовь же творит чудеса!
Но вернемся к тем временам, когда Пати была здорова. Не увидев свою хозяйку ни в машине, ни где-то рядом, Пати, уже с упавшим сердцем, грустно плелась обратно ко мне или к Мите: «Ладно уж, на безрыбье…» Я не обижался: ведь я не питал к Пати такой же любви, как Юля, не баловал ее так, как баловала ее Юля. Все по заслугам поэтому, все по заслугам…
Но мы дружили и, когда порой оставались вдвоем, по-своему ласкались друг к другу. Здесь уж и у меня размякало сердце, и я позволял себе пару лишних слов и пару лишних нежностей, и она тоже – пару нежностей своих, собачьих. На людях же и в окружении близких мы были предельно сдержаны, и лишь я позволял себе слегка подтрунивать над собачкой. Юля в этом случае говорила, что я просто ревную. Возможно, что так оно и было: Пати к Юле и Юлу к Пати… Но что уж теперь?..
Теперь остаются лишь воспоминания и судя по тому, что день ото дня они лишь нарастают, это будет длительный и болезненный процесс. Но по-своему и душеочистительный тоже.
Такая маленькая собачка, а как много она нам дала, сколько жизненных уроков преподнесла, какой глубокий след оставила в душе! Думаю, что не раз еще вернусь к образу Пати в своих записках. На расстоянии большое видится все лучше и лучше.
Мне искренне жаль, боюсь, и время тут не властно…
Умом все понимаешь, а сердце принимать не жалает.
Переживаю, скорблю вместе в вами.
Кто ж теперь белок по участку гонять будет?..