Этот дом, а вернее сказать, домина, в котором довелось провести три ночи,  находится в старом элитном месте Санкт-Петербурга.  Построен ровно 100 лет  назад семейством архитекторов  Бенуа (откуда и название) и занимает целый квартал  Каменного острова. Некогда здесь жили небедные горожане – чиновники, врачи, юристы. После  известных событий 1917 года  часть квартир потерпела “уплотнение”,  а в другой части поселилась элита нового советского образца.  В этом странно-мрачном месте мне довелось провести три сентябрьские ночи в  квартире номер 30,  переделанной в небольшую гостиницу.

Первая ночь в уютном номере прошла без происшествий и на следующее утро я отправился на исследование  места моего временного пристанища. А посмотреть было что. Дом построен в стиле нео-классицизма со всеми эффектами, присущими стилю  питерского дома начала века. Некогда самый большой и благоустроенный дом Питера (а  местные говорят, что и всей Европы), десять дворов-колодцев , мрачные подворотни, некоторые из них с поворотом, так что кажется, что идешь в тупик, а оказывается, что надо повернуть, изящные фонари, арки и маскароны, дверные ручки и прочие чудеса.

Дверной звонок

Фонарь над подъездом


Подворотня


Здесь снимался сериал “Бандитский Петербург” – Ленфильм в соседнем квартале

В доме трех Бенуа некогда    творил  композитор Шостакович (квартира 5),  жили и работали товарищи Григорий Зиновьев (квартира 118), и Николай Шверник. И другие товарищи, перечислять которых нет смысла.

Был тут и клуб финских коммунистов.  Находился он в квартире товарища Отто Куусинена. В этом клубе в 1940 году было сформировано новое марионеточное коммунистическое финское правительство во главе, разумеется, с товарищем  Куусиненом и отправлено на покорение хельсинкских рубежей . Слава Богу, в связи с известными обстоятельствами до своего места назначения правительство так не доехало. (Абзац написан специально для Alla и Нади Жуковой)

Вторая ночь также  прошла спокойно,  и на утро третьего дня я  совершил  визит к именитому соседу – в соседнем подъезде в квартире номер 20  проживал вплоть до  последнего дня жизни Сергей Мироныч Киров.  В квартире этой  ныне расположен музей.

Сергей Мироныч жил в пятикомнатной квартире. Часть окон выходила на проспект (в те времена проспект Красных Зорь,  в дальнейшем Кировский, а ныне вновь Каменноостровский),  а часть прямо в тот двор-колодец, куда выходило окно моего номера. Я поднялся на третий этож, но к моему огорчению на двери музея красовалась наклейка “Внимание опломбировано”.

Обычно это мне не свойственно, но в этот раз меня посетило озарение и  я догадался постучать. Из соседней двери  выглянула голова бабушки-музейного работника.  С подозрением осмотрев меня,  в музей она  все же пропустила и даже зауважала, когда я купил небольшой буклет. Впечатления от музея – в подписях к фотографиям

Вход в квартиру указывает дворник.  Всего в доме их было в хорошие времена более 20. Сейчас мне показалось, этот – единственный


Иосиф Виссарионыч неоднократно бывал в квартире номер 20 и частенько после совместных ночных бдений (статьи пписали в Правду) оставался ночевать/

Шкура белого медведя – подарок полярников.  Под впечатлением этой шкуры был создан макет обертки  знаменитой конфеты “Мишка на Севере” (фабрика им. Крупской) (информация от бабушки музейного работника)

Что же ты Мироныч,  голову повесил?

Cкромный ужин главного ленинградца

А холодильник совсем не скромный – на валюту купленный General Electric,  таких в СССР было только два – второй у академика Павлова.  Стоил больше автомобиля Ford


Под впечалением увиденного  я  пошел в свой номер и улегся спать.  В номере было тихо, но я некоторое время не мог заснуть. От этой тишины было слегка не по себе и казалось, что что-то должно произойти. Поэтому я не удивился, когда внезапно где-то этажом ниже послышались тихие звуки рояля. Кто-то наигрывал четвертую часть Седьмой симфонии Шостаковича.  По всей видимости эти звуки разбудили других постояльцев и где-то сбоку  кто-то негромко и не торопясь заговорил с легким кавказским акцентом.  Я прислушался,  явственно были слышны слова:  наш ГПУ — это орган, призванный карать, и карать по-настоящему, чтобы на том свете был заметен прирост населения.  В этот момент я проснулся уже от настоящих непонятных зловещих звуков снаружи. Грохот усиливался, было впечатление, что на город обрушилась  вражеская бомбардировка. Я приоткрыл шторы —  над Питером грохотала мощная гроза, столь редкая для этих мест в это время.  Яркие всполохи молний освещали мой двор-колодец.  В некоторых окнах зажегся свет, но окна квартиры номер 20 оставались темными.


Я лег и на этот раз  быстро и по-настоящему заснул. На следующей день о небывалой грозе толковали горожане, но я уже спешил на вокзал на  экспресс Сапсан, унесший меня в родную Москву