Случилось так, что я уже не езжу в Италию, как раньше – с завидной регулярностью и частотой. Отчасти отпала в этом служебная необходимость, отчасти я сам к этому уже особо не стремлюсь. И даже отдыхать я предпочитаю нынче в других странах и на иных широтах.
Чем это объяснить? Дело в том, что я помню Италию совсем-совсем другой. Я помню ее на подъеме, когда, каждый раз приезжая туда, не мог не отметить моменты, свидетельствующие о выходе страны на новый уровень развития, а ее народа – на новый уровень благосостояния. Хотя, казалось бы, куда выше и куда больше? И без того для нашего брата, сначала советского, а затем российского уклада, уровень жизни и благосостояния итальянцев казался недостижимой мечтой. Но я не завидовал. По природе своей независтливый, я радовался тому, что хоть где-то существует общественно-политическая и экономическая модель, способная доказать свою эффективность и тем самым служить другим – нам, в частности, – примером и свидетельством того, что жизнь не настолько безнадежна и что есть, к чему стремиться. Кто-то смог, значит, сможем и мы!
Первые признаки, вызывающие некоторое беспокойство, начали появляться в начале нулевых. Но они казались случайными и неспособными привести к каким-то нежелательным результатам. Ну, жалуются сами итальянцы, ну, пестрят газеты и журналы тревожными заголовками… Итальянцы – люди эмоциональные, им всегда был свойственен излишний алармизм: там, где мы, русские, пройдем мимо и ничего не заметим, там они, итальянцы, впадают чуть ли не в истерику…
Постепенно, однако, тревожные эти мотивы нарастали, и я начал сознавать, что, нет, не случайные это моменты, а что это некий процесс… Что пошел, но теперь уже, к сожалению, в другом, в совсем другом направлении.
Конечно, когда я приезжал в Италию, она не разочаровывала меня. Не одним, так другим, не другим, так третьим, а то и всем сразу: и вторым, и третьим, и четвертым…–Италия, как и прежде, радовала меня, но как только заканчивался этот праздник жизни и я возвращался домой, в Москву, на ум приходили уже совсем другие, тревожные мысли и выводы, и постепенно все настойчивее и определеннее складывался образ «любимой женщины» с признаками неизбежно грядущего заката.
Конечно, я всячески гнал от себя эти неприятные мысли, но, постепенно накапливаясь, они не могли не настраивать меня на пессимистичный лад. И лишних подтверждений этому иметь не хотелось. Поэтому я все реже стал появляться в Италии, а, оказавшись там по служебной необходимости, стремился не задерживаться, а поскорее вернуться домой: в отношении себя самого и своей собственной страны мне уже давно было все понятно. Это с образом мечты и надежды никогда не хочется расставаться…

… И вот я сижу на набережной Рива дель Гарда – городка на самой северной оконечности одноименного озера. В разное время я сподобился побывать практически на всех более-менее значимых озерах Италии, кроме этого – оставляя его всегда как бы на закуску. То бишь на десерт. И вот, наконец, этот десерт состоялся, да еще какой десерт! Лучший из тех, что когда-либо пробовала моя жена, а уж она-то в десертах разбирается отменно!
Утро последнего дня нашего пребывания в Италии в рамках тура «Незнакомая Италия» по Трентино и Альто Адидже. Я сижу в буквальном смысле на чемоданах на набережной, а мимо и вокруг меня течет такая степенная и такая неспешная жизнь итальянского провинциального городка.
Стильные мамы, прогуливающие, в колясках и без, своих прелестных малышей. Здесь же греющиеся на солнышке старики, не упускающие случая отпустить пару комплиментов им вслед и сделать козу малышам. Какой-то не понятно когда успевший дочерна загореть «морячок», драящий палубу своей видавшей виды фелюги. Стайки попугаистых, в своих пестрых спортивных костюмах, зи дойч шпрехе велосипедистов, отправляющиеся одна за другой по направлению к горам. Вслед за ними – туристы с рюкзаками за плечами и лыжными палками вместо традиционных посохов в руках…
Тихая и неспешная суета, которую и суетой-то в полном смысле этого слова не назовешь. Как не назовешь волнением ту легкую рябь, что колеблет зеркальную гладь озера. Или «ветром» тот легкий бриз, что развевает флаги и штандарты на флагштоках гостиниц и ресторанов. Рива дель Гарда, Мальчезине, Сирмионе, Лимоне – это все мизерные вкрапления на фоне вечности, накрывшей это поистине благословенное место, на фоне синего-пресинего неба, глубокого-преглубокого озера – что и в чем отражается: небо ли в озере или озеро в небе? – и обступивших озеро со всех сторон неприступных гор…
“Memento Audere Semper” – написано на стальном треугольнике, выступающем из воды у самого берега озера: то ли символичного киля, то ли носа корабля, опять-таки, то ли выходящего из пучины, то ли скрывающегося в ней… И что это за странные слова? Ну, “memento” понятно – «помни». “Semper” – тоже: «всегда», а вот “audere”? Нечто похожее на “audire” – «слышать», но при чем здесь «слышать»? – Нет, имеется в виду что-то другое. Но что? Смешно сказать – дипломированный переводчик, а запутался в трех словах! Или слова эти и смысл каждого из них здесь не при чем, а на деле это некий таинственный код или ключ, с помощью которого можно «вскрыть» и проникнуть в самое сердце, в самую суть этой загадочной и до конца непостижимой станы и такого же народа? Сколько раз я думал, что вот, наконец-то, что-то в этой стране и народе понял. И каждый раз действительность жестоко опровергала меня.
Просто сидеть, просто смотреть, просто слушать, просто повторять, как некую мантру: “Memento” – «Помни», “Audere” – что же это такое? Но звучит превосходно! Audere, audere… Semper…– вот ключевое слово! «Всегда»!
Да, как предельно просто все: водная гладь, горы, люди, деяния их рук, интеллекта, фантазии… И даже этот треугольник, торчащий из воды… Как просто и как, вместе с этим, непостижимо! – Буквально как Истина. Всю жизнь свою ты идешь и тянешься к ней, и нет-нет, да покажется тебе, что вот-вот еще чуть-чуть и ты настигнешь ее. Но в тот самый момент, когда ты уже предчувствуешь разгадку, что-то вдруг переворачивается… В пространстве ли, в твоем ли сознании – и понимание вновь ускользает от тебя и убегает куда-то за горизонт… Тебе же… Тебе приходится лишь вздохнуть, взять в руки посох и вновь отправиться ей вослед.
… Или обратиться в камень или вот в это дерево или вот в этот, то ли киль, то ли плавник гигантской стальной рыбы и остаться здесь навеки – in aeternum или semper? – недвижным и созерцающим это бесконечное благолепие и эту безмерную красоту…