Облака
Дорога от Москвы до Владимира скучна и монотонна. Покосившиеся избушки вдоль дороги вытянулись в одну непрерывную череду, которой, кажется, ни конца ни края не будет, в деревеньку, которая тянется не из пункта А в пункт Б, а из века в век и из тысячелетия в тысячелетие. Несется вдоль нее Русь-Тройка, несется, а все не может конца достичь. Лошади уж с ног сбились, ямщик страсть как устал, «караул устал» — все смертельно устали и все друг другу смертельно надоели, но дороге все не видно и не видно конца…
И по достижении Владимира – то же самое: Владимир – все та же деревня, лишь числом домов и этажей поболе, а так и быт и народец все тот же, даром что городом обозвали.
Но вот и Владимир остался позади, и вновь побежали вдоль дороги убогие домишки, теперь уже в сторону Мурома. Здесь их однако уже гораздо меньше: линия, череда эта то и дело прерывается и становится сначала пунктирной, а там и вовсе пунктиром. Промежутки заполняются где перелесками, где лесами; эти последние все более и более наступают, как пресловутый Бирнамский – у Шекспира в «Макбете».
Вот и вовсе поглотили эти муромские леса человека и его жилье, вытеснили на отдельные опушки и окраины, заняв собой все остальное жизненное пространство. Мы у истоков русской, да, пожалуй что, и всей славянской цивилизации. И даже удивительно, что мы все едем-едем и до сих пор так и не встретили ни единого пращура нашего. Гул мотора, как видно, пугает их, пращуров, и бегут они подальше от своих цивилизованных потомков.
Но вот уже и леса все более редеют, открывая огромные просторы равнин и полей. Они, как на картинах Петрова-Водкина, символически обозначают собою всю землю, весь мир…
… Весь да не весь. Постепенно проникаешься мыслью, даже не мыслью, а каким-то ощущением, что, как у Стоппарда в «Береге утопии», «что-то не так в этом пейзаже»… Но ты отгоняешь эту мысль: ты уже порядком устал от дороги – предпочитаешь считать это «оптическим обманом» и следствием своего переутомления. Глаза твои смыкаются, голова никнет на грудь, мысли путаются, голос гида удаляется все дальше и дальше. Петр и Февронья из сказочных персонажей становятся вполне реальными, они приветствуют тебя и разговаривают с тобой; все вместе вы ждете в гости Илью Муромца… Но в этот момент не он приходит, а это мы въезжаем в славный город Муром. Еще одна большая деревня…
Самое интересное в Муроме это сидеть на берегу Оки и обозревать открывающиеся перед тобой пространства. Ощущение того, что «что-то не так в этом пейзаже» вновь возвращается к тебе, но быстро набежавшие сумерки прогоняют это ощущение. Накрывают они плотным покрывалом – одеялом и сам пейзаж.
Он, этот пейзаж, еще раз мелькнет перед тобою, когда на следующее утро вы будете выезжать из Мурома в направлении Дивеево. Мелькнет и уже более не оставит вас. Ибо впереди будет все то же самое.
Да, там не будет реки, там не будет поймы, но очень скоро вы поймете, что река и пойма это лишь деталь. Через какое-то время вы поймете, что и лес на горизонте, и разбросанные то тут, то там деревеньки, что даже те же бескрайние поля, набегающие, подобно гигантским волнам, одно на другое, и тут же разбегающиеся друг от друга – даже они, всё, всё, всё это лишь детали на этой всемирного масштаба картине. Вселенского масштаба картине. В то время как главным, абсолютно главенствующим персонажем – героем ее является… Небо. Здесь оно занимает девять десятых всего пространства. Земля по сравнению с ним, земля со всем, что на ней – с лесами, полями, реками, озерами, домами – деревнями и городами – все это лишь деталь и детали, которыми при желании вполне можно было бы пренебречь.
Небо же является главным действующим лицом и именно на нем, на небе, разыгрываются все настоящие драмы. Бегущие по небу облачка сливаются в огромные облака, вступающие в самые настоящие коллизии друг с другом и все – со всеми.
Древние боги славян, германцев, кельтов… да что там, и греков тоже угадываются в этих поистине гигантских облаках, нависших над вами. Нет, не нависших – они живут, действуют, конфликтуют и вновь заключают союзы… Они управляют судьбами всего того, что происходит на земле, судьбами всех живущих на земле «человеков», а на деле – ползающих по земле муравьев. Именно таким и даже еще более мизерным ощущаешь ты себя на фоне открывшегося тебе космоса.
И ты понимаешь: человек, твой предок, всю жизнь проживший в ощущении этого масштаба и ощущавший ежедневно и еженощно свою мизерность и свою микроскопичность по сравнению с детства открывшейся ему и на всем протяжении жизни открывающейся ему Бесконечностью, как еще он мог ощущать себя и свою жизнь? Да, никак, никак по-другому. Эсхатология его жизни была изначально предопределена и предрешена. Он не мог чувствовать себя иначе, как непонятно откуда взявшейся песчинкой, которую из дня в день вместе с мириадами других таких же песчинок затягивает в себя гигантская воронка неведомого никому и неразрешимого никогда Бытия.
Ты потрясен и раздавлен этой воочию открывшейся тебе истиной. Все эти рассказы о Серафиме Саровском и других святых Земли Русской уже не трогают тебя, уже не доходят до тебя и твоего сознания. В какой-то момент, по призыву гида, ты переводишь почти отсутствующий взгляд вперед, в направлении цели вашей сегодняшней поездки – в направлении Дивеева монастыря. И на какой-то момент даже отвлекаешься от подавившего и буквально раздавившего тебя сознания.
Вид белокаменных стен и золотых маковок монастыря, протянувшихся золотистой, климтовской, лентой вдоль горизонта, обозначившей водораздел между узкой полоской земли и гигантским простором неба не может не привлечь, не увлечь, не посулить некую надежду…
Но лишь на мгновенье, лишь на какую-то долю мгновенья. Ибо уже в следующую ее долю сознание проносится над монастырем и над всеми его церквями и постройками, над всеми монастырями и церквями мира и уносится дальше – в безмерные пространства Бытия…
Облака
Относительно раннее утро. Солнечно и тихо. Тихо настолько, что даже редкие выкрики сорок не нарушают, а лишь подчеркивают тишину.
Будний день в современной деревне начинается тихо. И благостно. Краски таковы, что, почти как по Улицкой, болезненны для глаз. Вспоминаешь и Фета, спешившего зашторить окна в подобные дни, но все же думаешь, что не стоит и что лучше чуть-чуть зажмуриться. Постепенно глаза привыкают, и даже жмуриться особо не приходится.
Бесконечная палитра красок. С бесконечным же множеством оттенков. И каждый цвет и оттенок его еще искрится и играет на солнце. Блики и тени, тени и блики — непрекращающаяся игра и переходы, переливы одного в другое. Живые картинки…
Воздух свеж и приятен, иначе не скажешь: он и не тепел, но и не холоден и даже не прохладен; он именно что комфортен и оптимален. Какие неуместные и казенные слова, но они наиболее верно передают твои ощущения, современный человек. Этим ясным летним утром на веранде дома.
А каково в саду и на лужайке, особенно если босиком? А каково в поле или в аллее, идущей через лес? Здесь хорошо и все видится каждый раз иначе: третью неделю живем… А там, в поле и в лесу, так и вовсе: там – целый мир, и мир этот меняется, меняется буквально на глазах – изо дня в день, да что там в день, в каждый час и даже в каждую минуту меняется. Тик-тик-так, тик-так, и он уже другой. Никогда не повторяющаяся мозаика красок, форм, ощущений…
И небо… Небо, не в пример предыдущим дням, почти чистое от облаков и оттого еще более бесконечное. Безбрежное. Небольшие и полупрозрачные облачка бегут по нему как ладьи, как кораблики. По морю или по океану. Нет, океан, наверное, никогда не бывает спокоен и умиротворен. А вот небо может. Как, например, сегодня.
Куда ушли драмы последних дней, которые я с любопытством и волнением наблюдал и даже пытался передать в одном из последних своих эссе под тем же названием «Облака»?
Боги почивают сегодня, они не ярятся и не гневаются, не воюют между собой и не ополчаются на нас, несчастных. И человекам от этого благодать…
ЗОНТИК
Сегодня боги – небеса как бы спохватились: нахмурились и даже дождиком побрызгали, уже с утра.
Краски поблекли, но зато какие запахи в саду, а особенно в лесу! Не одно, так другое в природе благодать: одно исчезнет, тут же появится другое, и не сразу скажешь, что лучше. Не то, что в нашей жизни…
Но это будет позже. Пока же я сижу на веранде и все никак не могу себя заставить подхватиться и побежать. Встал сегодня не с той ноги, да и залежался немного, занежился в теплой постели, вот лень и подкралась незаметно. А теперь: «По-о-о-здно – говорит. — Атмосферное давление, — говорит. – Может, не стоит уже бегать, а просто сделать зарядку здесь же, в саду. Вон и дождик вновь накрапывает…»
Это все разговоры в пользу бедных, как говорила моя бабушка. Я знаю, что не поддамся этому искушающему меня голосу и все равно побегу и пробегу даже больше, чем обычно. Нет большего удовлетворения, чем то, что испытываешь от преодоления собственной слабости и малодушия. Вот это-то чувство удовлетворения и придаст мне дополнительных сил и энергии.
Зонтик в руку, и вот я уже на аллее в лесу. Запахи просто поразительные! См. выше. И это чувство удовлетворения, о котором тоже выше, постепенно нарастает и нарастает. Временами хочется просто подпрыгнуть от радости бытия и преодоления себя. И я не сдерживаю себя: время от времени подпрыгиваю. Благо никто не видит.
Неожиданно из леса, метрах в тридцати от меня, на аллею выскакивает «фигура», как сказал бы тургеневский Базаров. Скорее всего — женщина, но одета как-то явно не по сезону: чуть ли не в зимней куртке и зимних же брюках – и движения какие-то странные производит: то и дело дергает руками и головой. И при этом… босиком.
Пятки моей попутчицы не очень сверкают, поэтому через минуту-другую я нагоняю ее.
— Здравствуйте. Не рановато ли на осеннюю одежду перешли?
— А это не осенняя, а самая что ни на есть летняя моя…
— ?!! Могу представить себе зимнюю…
— Нет, зимой я в купальнике бегаю.
— ?!! Это что ж, все наоборот?
— Да, как в жизни.
— ?!! Что вы имеете в виду?
— Не следует себе слишком потакать. Да что я вам объясняю? Вы и сами, похоже, такой. Другой бы сидел сейчас на диване да чаек попивал у телевизора, а вы вон бежите. Правда, зонтик-то вам зачем?
— Ну как зачем? А вдруг польет нешуточно. Чтобы не вымокнуть до последней нитки…
— А-а-а, интеллигентность все это. Ведь в дождик-то самая прелесть бежать.
— Все по тому же принципу? Наоборот? Впрочем, видите, я его не открываю…
— Да, живите с природой одной жизнью.
— А сами-то вы не совсем с природой одной жизнью. Тепло, а вы в куртке.
— Это чтобы еще теплее…
— А зимой, значит, в купальнике — чтобы еще холоднее?
— Верно.
— А вериги еще не пробовали?
— Вериги нет, но на этот случай у меня целый арсенал резинок и эспандеров имеется.
И она показала мне парочку, что были у нее при себе. Теперь я понял, что это были за странные движения при виде моей попутчицы со спины.
Хотел я еще спросить ее про босые ноги, про «интеллигентность», про… про многое хотел спросить, но не успел. Собеседница моя юркнула в одну лишь ей заметную тропинку сбоку от дороги и исчезла так же неожиданно, как и появилась. Успев, правда, бросить мне на прощанье: «А зонтик-то, зонтик вы выбросьте. Издержки интеллигентности все это…»
Причем здесь интеллигентность? В задумчивости добежал я до заветной своей лужайки в лесу, где делаю зарядку. В задумчивости проделал все свои упражнения, и даже не заметил, что дождик тем временем заметно усилился. Ну, и припустил домой, пока он, дождик, а теперь уже настоящий дождь не превратился в ливень. Гидрометцентр предупреждал…
На полпути к дому я неожиданно вспомнил, что зонтик-то свой я забыл. Там, на пенечке, где делал зарядку. Вернуться? Нет, потом на велосипеде или на машине заеду. Пока же… Пока же стянул я с себя мокрую майку и подставил полуголое свое тело струям дождя… А чуть позже снял и кроссовки и босыми ногами зашлепал по лужам.
Эх, хорошо! Как в детстве…
Собственно говоря, если рассуждать только с визуальной точки зрения, только облака и дают небу жизнь. Доброе с ангелочками или угрожающе чернеющее, или.. или.. но во всех случаях — живое. В противном случае это просто выкрашенный в ярко-синее потолок. :)
У группы Nightwish есть композиция под названием The Greatest Show On Earth, которая вообще-то посвящена эволюции на нашей планете, но именно эту музыку я люблю слушать, глядя в облачное небо…)
Вот как видит со своей колокольни небо, жизнь и облака звонарь Андреевского монастыря:
«Ранним утром небо еще чистое, лишь на западном горизонте виднеется сизая полоса уходящей ночи. Но вот в преддверии Евхаристического канона, когда надо вызвонить двенадцать ударов в меньший благовестник, небо меняет свою структуру: оно оживает легкими туманными образованиями, которые как-то соединяются друг с другом, потом разъединяются… Наверное так образовывались галактики вскоре после сотворения мира.
И вдруг в этих легких туманах что-то происходит — внутри, в недоступной нам тайне: и то там, то тут возникают крепкие кучевые облачка, которые пухнут, клубятся, съеживаются, снова пухнут и медленно плывут к востоку. А по горизонту собираются стаи сиреневых облаков, они растут, желтеют, движутся к нам. Скоро они заполнят всё небо…
Ветерок колышет вершины берез и лип. Белки ловко перепрыгивают с крыши на островерхую тую. Сторож знаками показывает мне, что в вышине кругами ходит хищный ястреб, и чайки разлетелись кто куда, страха ради ястребиного.
А по окончании Литургии уже все небо представляет собою вышколенный, как при императоре Павле, воинский строй: облака движутся регулярными рядами, по точке схода которых легко определяется общее направление ветра.
Река больше не отражает арки мостов, она возмущена ветрами переменных направлений. Поливальные машины закончили утренний макияж. Одинокий бегун спешит к неведомой цели. Третье кольцо забивается гудящими не в строй машинами скорой помощи и инкассации.
Новый день наступил.»
(из книги А.Колосова «Истории старого звонаря»)
p.s. Саша, одинокий бегун на Андреевской набережной — не ты ли?
Как знать, как знать… Впрочем, скорее всего нет; к тому времени как я выхожу на дорожку, в смысле на набережную, там уже десятки бегунов… Я бы лучше обратил внимание на «неведомую цель», о которой говорит автор. Думаю, что всем бегущим она ведома. Неведома она лишь наблюдающим за ними со стороны…
… По здравому же размышлению. Какая гениальная фраза и какой гениальный образ! «Одинокий бегун спешит к неведомой цели»! Ведь это все мы, ведь это о каждом из нас. Все мы — одинокие бегуны, спешащие к неведомой цели…
Надо будет найти этого звонаря: руку ему пожать и, как у Хармса, в глаза посмотреть… со значением. Истинный, истинный философ…
Со звонарем познакомиться нетрудно — нужно только оказаться в монастыре ранним утром в 7.30. Есть и мне, что у него спросить, обсудить возможные «судьбы скрещенья»…Но об этом чуть позже