«Не, не, не… Чего-то я сегодня, да и вообще в эти дни какой-то не…, не… невыходной, в том смысле, что никуда нет настроения идти… Дом – работа, работа – дом… Максимум, на что я способен…» С такими словами приятель мой дважды за последние два дня отказал мне в компании сходить на песенно-поэтические вечера – сначала Ларисы Новосельцевой, а затем и Юрия Лореса, который в этот раз чуть ли не сам к нам в гости пришел. Место выступления – Минералогический музей им. Ферсмана – в двух шагах, что от моего, что от моего приятеля дома. А ведь приятель мой к тому же еще и геолог, как, собственно, и сам Юрий, и большинство собравшихся на вечер людей.
«Большинство» из абсолютного меньшинства… Во множестве проходили люди в этот теплый апрельский вечер в Нескучный сад и возвращались оттуда, но мало кто, проходя мимо музея, останавливался, вчитывался в объявление и заходил. И были это в основном «посвященные» и, что меня удивило, кое-кто из них с гитарами. Ничего ли я не перепутал? – подумал я и на всякий случай спросил на входе, действительно ли сегодня Лорес?
— Да, Лорес. И не только.
В афише значились во втором отделении и другие, неизвестные мне, фамилии. Позже я понял, что это не концерт даже, а своего рода междусобойчик, где гости, как и работники музея – певцы и исполнители и все они – геологи или на худой конец геофизики и связаны десятилетними теперь уже узами общей профессии и общей любви к песне.
Пресловутые «физики и лирики» – знакомые мне в целом лишь по литературе. Хоть жили и формировались они примерно в то же время, что и мы – в 60-е и 70-е, но шли мы с ними разными дорогами. Обе эти дороги: наша и их, этих романтиков, – были не прямыми, кривыми дорогами и дорожками были, но каждая из них по-своему… Сошлись они уже во второй половине нашей жизни. В этот раз – вот в этом музее, где гости и хозяева чуть ли не в своей родной среде – среди столь любезных им камней и минералов. Наводящих, как и книги, по выражению Лореса, на размышления. Соглашусь.
Поэтому это был не просто концерт Лореса со товарищи, а «музейник», названный так по аналогии со знаменитыми «квартирниками» или «домушниками», название это второе, как мне кажется, уже менее удачное.
Но обо всем этом, как сказано выше, я узнал позже. Пока же я, как обычный зритель, купил на законных основаниях билет и расхаживал по фойе этого необычного театра, которое, собственно, и представляло экспозицию самого музея. Два в одном, где билет в «фойе» странным образом стоил дороже, чем билет в сам «театр».
Зрители, а многие из них, как выяснилось позже, и исполнители, то есть «актеры» также были достойны отдельного описания. Всем как на подбор, хорошо за 60 и даже 70 и все как на подбор одеты, мягко говоря, casual. За исключением женщин, которые, несмотря на возраст, немного форсили. Без них я бы в своем претендующем на какую-никакую моду костюме выглядел, мягко выражаясь, странно. «Как в свое время, – вспомнилось вдруг мне, – в далекие 70-е в «Землянке Брежнева» в Новороссийске среди мелких уголовников, пьяниц и хулиганов… К числу этих последних, хулиганов, оказался в силу определенных, но не имеющих к даному вечеру обстоятельств, был причислен и я. Но это отдельная история…
Общего – лишь неуместный ни тогда, ни сейчас модный костюм. Там и тогда, чтобы не сказать «сойти за своего», скажу, чтобы по крайней мере не раздражать, надо было много и складно говорить, здесь же наоборот – молчать. Я и молчал. И среда меня, как мне кажется, не отторгла…
Пока же я, молодящийся, в ожидании начала концерта хожу и рассматриваю минералы и присутствующую здесь крайне немногочисленную публику и нахожу между ними много общего – камни и окаменелости… Окаменелости-то окаменелости, но зато какой дух! Дух все тот же – свободы и раскрепощенности, он по-прежнему витает над их головами, звучит в их речах и сквозит во взглядах. А начали они петь, а другие слушать, так он, этот дух, и вовсе воспарил до самого потолка бывшего манежа, а позже, при Николае I , Его Императорского Величества Пажеского корпуса, со всеми его золочеными потолочными гризайлями и настенными фризами и рельефами.
Уже с Юрия это сразу мощно началось и почувствовалось. Юрий сразу сбросил двадцать и даже больше лет. И предстал средних лет идеалистом и романтиком, поэтом, стоящим перед выбором – уезжать или не уезжать, остаться несогласным и все же остаться… А будучи идеалистом и романтиком как можно было в 90-е уехать? Если тебе раньше, до этого уехать не удалось? Вот мы и остались и теперь сидим здесь, в этой потерпевшей очередное крушение стране, и в этом золоченом зале, где в 37-м году Сталин вознамерился явить всему миру безмерные богатства российских недр. Развратившие и в конечном итоге погубившие нас во времена Советского Союза, да и сейчас поставившие нас на очередную грань… «Сырьевая супердержава»…
Это, как видно, откровенно грустные или псевдовеселые песни Юрия или, как сам он их называет, песенки навевают на меня подобные мысли и настроения. Вернее было бы сказать «обостряют», поскольку мысли и настроения эти меня и так практически никогда не оставляют.
И все же бился и бьется еще и теперь этот свежий и здоровый пульс в этом старом и дряхлом «государственном теле», и как хотелось бы, чтобы передался он и нынешним молодым, которых ни одного в этом зале, к сожалению, нет. Но думаю, что все же каким-то другим и нетривиальным образом он все же передается и передастся им еще… Ведь дух свободы веет, как и всякий дух, где хочет. Где и когда захочет являет себя и никогда не исчезает полностью.
Светлый этот родник, бился же он и в 60-е, и в 70-е, тоже непростые годы, и в 80-е… и в конечном итоге пробил ту гранитную стену, что отделяла нас от свободы. Правда, возвели и не без помощи нас самих новую еще более мощную и зловещую, но думаю, она по большей части лишь кажется таковой. На деле же, дайте срок, рухнет как миленькая и еще легче и с еще большим грохотом, чем та прежняя.
Но пока мы, группка первых, но не последних «христиан» сидим здесь, воспевая и вознося наши молитвы не к золоченым гризайлям и розочкам на потолке, а куда выше – к небу и ждем светлого дня Воскресения – Пасхи. Исполнители давно уже сменяют друг друга. Все: и они, и слушатели – давно уже помолодели, скинули с себя груз долгих прежних лет и объединились… В этом страстном порыве ко всему доброму и светлому вне зависимости от национальной или религиозной принадлежности. Ведь добро и свет они наднациональны и не знают ни пределов, ни границ. И никогда не знали. Легко и непринужденно отваливается каменная плита «Гроба Господня» и так же легко рушатся стены каземата Св.Павла…
Грядет, грядет Святая Пасха! И неизбежна свобода, пусть где-то она наступает чуть раньше, а где-то чуть позже… «Чуть»? Жизнь человеческая – это «чуть»? – спросите вы. – А что же? Оглянитесь на прошедшие столетия и тысячелетия! Конечно же, «чуть»! Но даже и в этой жизни мы увидели частицу, пусть лишь «подол» этой свободы, но и он был по-настоящему прекрасен!
Это я уже иду ночными аллеями Нескучного сада и наслаждаюсь теплым весенним воздухом, свежими весенними запахами и весенними же трелями первых и робких еще соловьев…
… Сколько прожито и пережито за эти последние два часа! Я иду и боюсь расплескать это тонкое душевное чудо. Хоть каплю донести до дома, сохранить в душе, излить чернилами на бумаге… Кажется, мне это частично удалось. А что этот мой «невыходной» товарищ? Пережил ли и он нечто подобное, сидя дома перед телевизором или даже за книгой? Все же грех, грех упускать подобные моменты!
P.S. Слово и понятие «дух» не очень-то вяжутся с нашим спокойным и изнеженным веком, но… дух есть, его не может не быть и время от времени он являет себя…