Елизавета Борисовна
«Нет памяти о прежнем; да и о том,
что будет, не останется у тех, кто будет после.»
Книга Екклесиаста, или Проповедника
Елизавета Борисовна
Ах эти многосемейные квартиры, называемые в народе «коммуналками». Они стали появляться сразу после октябрьского путча, когда толпы матросов и красногвардейцев устроили резню в Петрограде. Затем гражданская война унесла от 7 до 11 миллионов жизней и ещё 2 миллиона людей, в основном интеллигенции, покинули Россию навсегда. Освободилась масса квартир, хозяева которых ушли в другой мир или уехали за границу, чтобы уже никогда не вернуться в родные им места.
Ринувшиеся в большие города голодные крестьяне и рабочий люд из провинции в поисках лучшей жизни и благодаря индустриализации, быстро стали занимать освободившуюся площадь. Они потеснили и оставшуюся часть интеллигенции, которая не решилась покинуть Родину, наивно предполагая, что всё как-то со временем образуется, за что и поплатились впоследствии унижением, а зачастую и жизнью. Оставшимся хозяевам квартир оставляли одну или две комнаты, а остальные заселяли пришельцами из деревень и малых городов.
В квартирах было, как правило, от пяти до десяти комнат и соответственно до пяти – семи семей, совершенно разных по культуре (если она вообще существовала) и социальному статусу людей. Каждая семья или жилец имели на кухне свой столик и могли поочерёдно готовить на плите. Туалет был, естественно, общий и ванна, если она существовала, тоже, прихожая и коридор были общими. Всё это называлось «местами общего пользования». Представить совместную жизнь этих людей очень трудно. Конечно, было много драм и поломанных судеб. Бывшие крестьяне часто становились городскими люмпенами, приспосабливаясь к городской жизни. Многим казалось, что это ненадолго и через некоторое время новая власть начнёт строительство жилья и всё образуется. Но увы, вместо этого власть начала грандиозное строительство заводов, главной целью которых было создание вооружения для будущих побед социализма в других странах Европы. За эту безумную цель пришлось расплачиваться голодом и нищетой. А советские типовые серии панельных и кирпичных жилых домов, массово строившиеся в СССР впервые появились только с конца 1950-х. Название связано с Н. С. Хрущёвым, во времена пребывания которого на посту руководителя это строительство и началось. То есть более 40 лет никаких надежд на улучшение жилья не существовало. Более того семьи росли, а условия не менялись, то есть практически ухудшались в связи с естественным ростом. Пытаясь улучшить условия жизни, люди шли на всякие хитрости и подлости, включая доносы, за которые не было никакого наказания. После доноса сосед по квартире вдруг исчезал навсегда и появлялась возможность занять его комнату. Это ведь так просто написать, что сосед вредитель или шпион – его арестовывают, он исчезает, и комната твоя.
В середине восьмидесятых я с семьёй (жена и дочь) жили в 3-х этажном кирпичном доме, который был построен пленными немцами после войны. Таких домов в нашем микрорайоне было пять. У нас была малогабаритная отдельная квартира на втором этаже, а рядом располагались «коммуналки». Старушки, живущие там, постоянно сидели перед домами на скамейках, оживлённо обсуждая проходящих мимо.
Типовой случай: ко мне пришли приятели, но они забыли в какой квартире мы живём и спросили у старушек номер. Бабушки долго не понимали о ком они спрашивают, но наконец-то одна поняла и спросила: «Это еврей, что ли?». После утвердительного кивка, немедленно последовал ответ.
Среди этих старушек выделялась одна — маленькая худенькая лет 80-ти, и гордо державшаяся в стороне от бабушек. Звали её Елизавета Борисовна. Мы были знакомы, и иногда она приходила к нам поговорить. Она жила в коммунальной квартире рядом с нами. Окна её маленькой комнатки выходили прямо во двор, и она могла видеть всё, что происходило во дворе, контролируя все подходы к нашему дому, не выходя на улицу, что было очень удобно зимой и в плохую погоду. Конечно, этот контроль в какой-то степени раздражал.
Я был тогда молодой человек, у которого была очень активная и многосторонняя интересная жизнь. Где-то напоминал Костика из фильма Михаила Козакова «Покровские ворота» и, поэтому, мало интересовался Елизаветой Борисовной. Она же вела себя довольно достойно. Мне тогда трудно было понять это пронзительное одиночество человека-немой крик чужой старости. Иногда, когда уже совсем было невозможно находиться среди совершенно чужих ей людей, она приходила к нам и мы разговаривали, пили чай.
Однажды в разговоре Елизавета Борисовна упомянула «Дело Бейлиса», о котором я много читал.
Дело Бейлиса — судебный процесс по обвинению еврея Менахема Менделя Бейлиса в ритуальном убийстве 12-летнего ученика приготовительного класса Киево-Софийского духовного училища Андрея Ющинского 12 марта 1911 года. Обвинение в ритуальном убийстве было инициировано активистами черносотенных организаций и поддержано рядом крайне правых политиков и чиновников, включая министра юстиции Ивана Щегловитова. Местные следователи, считавшие, что речь идёт об уголовном убийстве из мести, были отстранены от дела. Через 4 месяца после обнаружения трупа Ющинского Бейлис, работавший неподалеку от этого места на заводе приказчиком, был арестован в качестве подозреваемого и провёл в тюрьме 2 года. Процесс состоялся в Киеве 23 сентября — 28 октября 1913 года и сопровождался, с одной стороны, активной антисемитской кампанией, а с другой — общественными протестами всероссийского и мирового масштаба. Бейлис был оправдан. Исследователи считают, что истинными убийцами были скупщица краденого Вера Чеберяк и уголовники из её притона, однако этот вопрос так и остался неразрешённым. Дело Бейлиса стало самым громким судебным процессом в дореволюционной России.
Большую часть взрослой жизни Бейлис проработал приказчиком на заводе Зайцева, друга его отца. Оказалось, что отец Елизаветы Борисовны работал вместе с Бейлисом, а она, будучи маленькой девочкой играла с ним и часто сидела у него на коленках. Поверить в это было тяжело, так как это происходило ещё до октябрьского путча – больше семидесяти лет тому назад. Это было очень давно, но свидетель тех событий сидел возле меня – фантастика. Мы разговорились и уже в разговоре стали понимать друг друга всё больше и больше.
Она прожила в «коммуналках» большую часть жизни и так и не смогла создать семью. Жизнь не сложилась.
Но однажды Елизавета Борисовна пришла к нам очень взволнованная и с совершенно неожиданной просьбой. Она попросила нас её похоронить, когда она умрёт, так как больше сделать это некому, и отдала деньги на похороны, которые она собрала. Мы с женой были в шоке и старались вернуть деньги, говоря, что всё это ерунда, она хорошо выглядит и ещё проживёт много лет. Но пожилая женщина упорно стояла на своём, утверждая, что она умрёт уже на этой неделе. Она также дала бумагу с телефонами её немногочисленных друзей, которых попросила известить о ее смерти и пригласить на похороны. Всё это выглядело очень странно, но выбора у нас не было. Елизавета Борисовна ушла, оставив нам деньги, а мы решили вернуть их через две недели, когда она немножко успокоиться. Однако, через три дня к нам пришла соседка из этой коммунальной квартиры и сообщила, что Елизавета Борисовна умерла. Я пошёл проверить и обнаружил её тело, лежащее на полу в маленькой комнате. Я поднял тело и положил его на диван. Всё это казалось сверхъестественным. Минимальное количество старой мебели и вещей говорили о бедности и одиночестве.
Позвонил в «Скорую помощь» и милицию — они были обязаны приехать для оформления документов, и стал ждать, без этих документов хоронить нельзя. Увы, никто не приехал. Я звонил много раз, но ничего не изменилось. Прошло два дня, а всё оставалось по-прежнему. Прибежала соседка и сообщила, что по квартире распространяется трупный запах и надо что-то делать. Я решил позвонить заместителю райисполкома Киевского района города Москвы, так как был очень взволнован этим равнодушием к человеческой жизни и беспределом. Мне повезло, и секретарь соединила нас мгновенно. От возмущения и волнения Я прошелся матом по Советской власти и её руководителям, но должен заметить, что зам. Председателя держал себя в руках, так как понял, что случилось, что-то неординарное и спросил в чём дело. Я объяснил ситуацию, и он обещал, что поможет. Через 15 минут приехали «Скорая помощь» и милиция и мгновенно были оформлены необходимые документы. Я позвонил в похоронную компанию, которая быстро организовала похороны на следующий день. Провожали Елизавету Борисовну несколько её друзей и я. Соседи по квартире, в которой она прожила много лет, на похороны не пришли, так как были серьёзно заняты борьбой за комнату покойной старушки — жизнь продолжалась, но уже без неё. Окно, выходящее во двор, временно пустовало. Небо было покрыто облаками, дул прерывистый ветер и моросил мелкий дождь…
Трудно писать комментарий, Наум. Рассказ очень важный, точный по содержанию. Изложенные факты нет смысла оспаривать или уточнять, а можно лишь дополнять и дополнять воспоминаниями друзей (их на блоге достаточно), историями моей семьи (они тоже есть на блоге), примерами из собственного опыта и наблюдений, коих уже набралось по жизни изрядно. В рассказе коротко и точно, можно сказать, отпрепарирована и изложена суть общественного бытия и сознания многих поколений русских (в широком понимании этого слова) людей, ставших на долгие годы советскими людьми, которых настигли волны первой и второй революций, репрессий, войн. Все это отразилось на условиях жизни простого человека, довело его мышление до необходимости улучшать свою жизнь, в том числе, доносами на ближних своих и, тем самым, способствовать уничтожению лучших из лучших, без которых страна до сих пор не может раскрыть себя должным образом.
Есть примеры и обратные. Пусть они редки, но о поддержке соседей соседями в лихую годину мне известно доподлинно. Так жили мои родители и семья украинцев из крестьян, глава которой — кандидат геолого-минералогических наук Гавриил Трофимович Кравченко волею судьбы перед финской компанией стал то ли послом то ли консулом в Финляндии — «красным дипломатом» («красные дипломаты» — всемирно известный пример тому Министр иностранных дел СССР А.А. Громыко. Андрей Андреевич, видимо, был лучшим в том «сталинском наборе» на дипломатическую службу после того, как были уничтожены в годы репрессий кадры МИДа). Его жена Василиса Филипповна и он заменили, в известной степени, моей маме репрессированных родителей, начиная с того момента, когда она, совсем юное создание, вошла, став женой моего отца, в ту 10-метровую комнату в 3-х комнатной коммунальной квартире Дома ученых на Чкаловской улице. У «зажиточных» соседей моих родителей Кравченков было две комнаты на пятерых членов семьи. В 10 метровой комнате родителей потом, с рождением моих братьев и переездом матери отца в Москву, стало… пятеро «жильцов». Так все вместе они прожили без малого 15 лет с перерывом на Войну… Забывать нельзя, но вспоминать с каждым годом все тяжелее, так как с возрастом все чаще задаешь себе вопрос, на который ответа нет: «А что было бы, если…?»
Спасибо, Иосиф.
Конечно, есть примеры и обратные. Я только пытаюсь описать как формировалось это движение доносов, её база. Очень не хочется, чтобы люди забыли свою историю и повторяли эти ошибки опять. Безумно жаль эти безвинно загубленные жизни… А те кто вели себя достойно и бестрашно помогали — это просто герои…
Поздравляю с новой публикацией на нашем блоге, Наум. Позволю себе пару комментариев.
Цитата-эпиграф их Экклезиаста – хороша и очень уместна. Сам люблю подобные примеры человеческой мудрости.
Тема – о преходящести человеческой жизни и памяти людской тоже актуальна и всем нам с каждым днем становится все ближе. Я бы эту тему в рассказе развил и на некоторых аспектах ее остановился особым образом. А то бы и главной сделал – лейтмотивом, в то время как у тебя, Наум, она звучит лишь в самом финале. Я понимаю, для тебя была важнее другое.
Тему же коммуналок я бы свел к минимуму: все мы прошли через это и все мы это прекрасно знаем, а тот, кто не прошел, тот все равно не проникнется и останется равнодушен. Правда остаются еще наши дети и наши внуки; быть может, это для них Наум развил эту тему? Тогда я беру свои слова обратно.
Но все же рассказ есть рассказ, и исторические справки не должны, как мне кажется, перевешивать его, рассказа, фабулу и содержание. В противном случае сама фабула остается лишь иллюстрацией к исторической справке или статье.
У меня тоже имеются подобные тенденции, и я с ними борюсь. И борюсь с ними в Юлиных работах. Но честно скажу, не очень получается.
А сейчас борюсь с желанием тут же распространиться на поднятую Наумом тему коммуналок. Мне есть здесь что вспомнить и добавить. Я родился в коммуналке и прожил в ней до 14 лет. Но по факту эта коммунальная жизнь продолжилась и после того, как наша семья переехала в отдельную квартиру. К этому времени мы с родителями стали во многом разными людьми, и поэтому все трудности сосуществования двух и более разных миров сохранились, если не усугубились еще больше…
Оставлю за скобками некоторые исторические аспекты, по которым можно было бы по-дискутировать (в свободное от работы время), но на вопрос, вскользь поднятый Сашей, — на какую целевую аудиторию рассчитан данный рассказ, у меня ответа не сформировалось.
Если судить только по себе, то есть ощущение параллельности по изложенным деталям. Вроде жили в одно время (и не без коммуналок), а — и люди окружали другие, и некоторые события в памяти уложились по-другому.
Но вот Осе понравилось, уже хорошо. Значит может я слишком строг и предвзят.
У меня сохранились разные воспоминания по поводу жизни в коммуналках того времени. С одной стороны — наше проживание в коридорной системе Андреевского монастыря — «на 38 комнаток всего одна уборная» и при этом прекрасные взаимотношения между соседями — двери не запирались, можно было зайти почти к любому и пообедать или поужинать в зависимости от времени захода. Может быть это было связано с тем, что у нас были не вполне коммуналки — кухня была у каждой комнаты своя, а ванны не было вовсе. С другой стороны опыт моего деда, который в 1926 году пустил в свою комнату московской коммунальной квартиры дальнего родственника из Витебска. Думал, что пустил на месяц-два, а племянник прожил 36 лет вплоть до расселения в 1961 году, предпринимая при этом разнообразные попытки захватить всю комнату путем доносов и прочих мерзопакостей.
Обычная история. Одни и те же вещи, условия или обстоятельства делают одних лучше, других — хуже. Как бы акцентируя и усиливая те или иные качества людей. Служа своеобразным средством размежевания «зерен и плевел», «козлов и козлищ», «волков и овец», в конце концов.
Поэтому общего здесь какого-то закона все равно не вывести.
Но то, что квартирный вопрос не сделал москвичей, да и вообще советских людей лучше, с этим нельзя не согласиться с Михаилом Афанасьевичем.