-1-
Узбеки, Сафар с женой, дождались, когда их маленькой дочке, Фирюзинке, исполнилось пять лет, взяли ее с собой в Москву на заработки и сняли угол в Подмосковье. Жена сразу устроилась работать уборщицей в аптеку, а Сафар долго мыкался пока не нашел халтуру на старом Введенском кладбище.
Там, на кладбище, знать хорошо русский язык было не обязательно. Сафар целыми днями слонялся по кладбищу, предлагая посетителям помощь по уборке могил. Фирюзинку оставить дома было не с кем, и поэтому он брал ее с собой. Целый день ребенок был на воздухе, под присмотром, накормлен. Сафару за работу платили неплохие деньги, большей частью которых он делился с могильщиками кладбища, но и остатка кое-как семье хватало.
Жизнь на историческом кладбище была по-своему интересной. Кладбище было основано в конце восемнадцатого века во время эпидемии чумы. В самом начале на нем хоронили лютеран и католиков, поэтому и называли кладбище Немецким или Иноверческим. Сафар с дочкой блуждали между красивых величественных надгробий и памятников, созданных по проекту скульптора Шехтеля, присматривались к могилам, у которых всегда крутились любопытные посетители, некоторые из них проводили здесь целые дни, вчитываясь в высеченные имена и фамилии сотен известных личностей —
писателей, музыкантов, ученых, артистов и военачальников.
Сафар с трудом читал на памятниках на неродном ему языке фамилии чужих для него людей: физика Франка, художников Васнецовых, писателя Пришвина, актрисы Тарасовой и многих других. В основном, к Сафару обращались пожилые женщины, которые были не в состоянии выгребать с могил пожухшие осенние листья, носить землю и воду, сажать цветы, красить ограды. Старики были более прижимистыми, кряхтели и, с трудом разгибаясь, сами выносили зимний мусор и убирали могилы. Сафар с большим уважением и добротой относился к пожилым людям. Так он был воспитан на своей родине. Выполнял он свою работу быстро и аккуратно. Фирюзинка сидела тут же, рядом с отцом, на корточках. Бабульки и старики рассказывали Сафару о своих близких, покинувших этот мир. Своей смертью в России, оказывается, мало кто умирал. Все, в основном, погибали. Кого врачи погубили, кого замучили сослуживцы, кто по пьянке, кто в бытовой ссоре или под колесами автомобиля. Сафар всегда поддакивал и кивал головой в знак того, что «да, мол, понимает». Понимал он мало, то и дело удивлялся — «Странная эта страна, Россия!» Историй было множество, всяких и разных. Со временем он стал лучше понимать русский язык, да и Фирюзинка тоже начала угадывать некоторые слова.
К концу июля у Сафара сложилась своя постоянная клиентура. Старушки приносили Фирюзинке гостинцы и старые игрушки. У нее появился свой совочек, и она тоже начала копаться на соседних могилках, сажая и выкапывая цветочки.
Однажды, во время работы, одна старушка рассказала Сафару страшную кладбищенскую историю. Оказывается, ночью, на старом Введенском кладбище, собираются какие-то «готы» — странно одетые молодые люди, в черных одеждах, с черными волосами и татуировками, выполняют страшные ритуалы с какими-то куклами. Сафар плохо понял, о ком шла речь и что такое ритуалы, но понял, что некто хоронит в чужих могилах каких-то кукол с длинными черными волосами и приходит от этого в восторг.
Фирюзинка тоже уловила три знакомых ей слова: «кукла», «хоронят», «могила». Ей это представилось своеобразной игрой – с закапыванием кукол в могилу. С тех пор она стала просить отца покупать ей на ближайшем рынке кукол. Отцу надо было работать, и чтобы ребенок его не отвлекал, он покупал девочке дешевые китайские куклы, чем-то напоминавшие куклы Барби. Девочка подолгу играла с ними на кладбище. Потом она говорила отцу, что кукла плохо себя вела, не слушалась и что поэтому она наказала ее – не взяла домой. На следующий день девочка куклу не находила, отец покупал ей новую, потом находилась старая, пропадала новая. Отец опять покупал куклу, ребенок был все время занят и все время на виду. Так прошел июль, август, сентябрь. В октябре работы практически не стало, а затем наступила зима. Сафар нашел себе работу где-то на стройке и ушел окончательно с кладбища.
-2-
Весной и осенью Лиля ходила на кладбище на могилу своей матери, бабушки и дедушки. Чаще не получалось. В этот раз, она, как всегда, накупив рассады, пришла убирать могилу после долгой зимы. Сначала она собрала полуистлевшие кленовые листья, затем вырвала сорняки и принялась рассаживать анютины глазки и маргаритки, которые так симпатично всегда украшали цветник у памятника.
Она копнула совком в цветнике – раз, другой… Совок уперся во что-то твердое. Лиля еще раз копнула рядом, и на поверхности оказалась кукла с длинными черными волосами, одетая в комбинезон темно-лилового цвета. В ужасе Лиля отшвырнула куклу от себя, а затем, едва преодолевая чувство омерзения и страха, выбросила ее вместе с пластиковыми пакетами в мусорный контейнер.
Она убрала могилу, посадила цветы, полила их, постояла, помолчала, глядя на памятник, и, как никогда, быстро пошла прочь с кладбища. Она все никак не могла прийти в себя — ни по дороге домой, ни дома. Откуда в могиле ее родных могла оказаться захороненной — да, да, именно захороненной какая-то кукла? Что все это могло означать? Кто-то желал ее смерти? Кто-то хотел ее запугать? Она кому-то не отдала долги? Она кому-то причинила боль?
Целый день Лиля не находила себе места. Наконец, она не выдержала и рассказала о случившемся своей подруге. Та посоветовала включить дома кран с водой, вымыть, как следует, руки и попросить у воды, чтобы она унесла с собой все эти жуткие мысли. А если не поможет, то описать этот случай на бумаге и сжечь написанное над свечкой. Главное же – сходить в храм и помолиться.
Лиля выполнила все, что посоветовала подруга, но жуткие мысли ее не оставляли. Муж тоже не мог не заметить перемены в поведении жены. То она часами что-то шептала над льющейся из крана водой, зажигала свечи, палила над ними какие-то бумажки. По выходным вскакивала, надевала на голову совсем некстати какой-то платок, уходила куда-то ненадолго. По ночам стонала и разговаривала во сне. С трудом ему удалось разобрать несколько слов: «Почему я? Почему мы? За что? …»
К концу лета Лиля сильно похудела, стала очень нервной, не разрешала детям и мужу ездить на дачу, ходить в кино, гулять дольше часа. Причины были не понятны. Лиля никому ничего не объясняла. Не на шутку обеспокоившись, муж показал Лилю знакомому психиатру. Тот порекомендовал положить ее на обследование в больницу.
-3-
Тем временем жена Сафара, Гуля, перешла на другую работу. Из аптеки, где она работала раньше, ее взяли уборщицей в больницу, в неврологическое отделение. Фирюза подросла, на стройку отец брать ее не мог, но с мамой она регулярно появлялась в женском отделении больницы. Все ее очень любили, девочка была симпатичная и отзывчивая. Русский язык она все еще понимала плохо, но была неизменно приветлива и всем улыбалась. Помогала, как могла, матери. Лиле тоже она очень нравилась. Вообще Лиля быстро шла на поправку, врачи обещали выписать ее через пару недель. Она уже перестала думать о том дурацком случае на кладбище. Дети и муж часто навещали ее, они подолгу гуляли, болтая о событиях своей жизни. Лиля опять повеселела и уже тяготилась своим пребыванием в больнице. Фирюза регулярно получала от нее конфеты, печенье и яблоки. Как-то раз Лиля решила рассказать девочке сказку, но очень скоро поняла, что девочка ничего не поймет на русском языке. Вместо этого Фирюза предложила пойти во двор и поиграть. Лиля с удовольствием пошла с девочкой.
У девочки через плечико висела небольшая сумочка. Фирюза попросила Лилю найти то, что она спрячет. Лиля закрыла глаза, стала громко считать до десяти. Фирюза просила ее считать еще и еще. Так Лиля досчитала до пятидесяти и спросила: «Ну что, готово? Спрятала?» — «Да, — ответила девочка, — ищи!» Рядом со скамейкой Лиля увидела странный маленький холмик с воткнутой в него палочкой. Лиля поддела холмик ногой — из земли торчала кукла Барби. «Ты нашла, нашла, а я похоронила ее в могилке», — радостно закричала девочка. Лиля беспомощно опустилась на скамейку…
В познавательном смысле интересно про Введенское кладбище. Действительно очень интересное место, я там был один раз. Не очень убедила концовка. Я бы на месте Лили сразу бы умер
И оказался бы на Введенском во второй раз… Извини, Андрей, просто по твоему тексту напрашивается. Хорошо, что все в сослагательном наклонении… Концовка же, с моей точки зрения достаточно убедительна уже потому, что оставляет возможность для самых разных интерпретаций. В том числе и для твоей…
Вчера посмотрели «Дом из песка и тумана» Вадима Перельмана. Фильм — набат, фильм – предупреждение и предостережение. Полагаю, «окончательное решение» вопроса иммиграции и мигрантов во многом пойдет именно по такому сценарию.
При этом все герои Перельмана в принципе неплохие, а то и просто хорошие люди, заканчивается же все – хуже не придумаешь!
Вот и у Юли в рассказе тоже все в принципе хорошие люди, главная героиня так и вовсе еще малолетка… А становится причиной столь серьезных проблем для целого семейства «коренных москвичей».
То есть у Юли мотив «много шума из ничего», или «большая проблема из ничего» звучит даже сильнее, чем у Перельмана.
«Песня» же все та же – мигранты. Если уж даже у таких либералов и космополитов, как Юля прорывается… Уверен, что это работа не сознания, а подсознания.
Применительно же к самому автору рассказ интересен тем, что продолжает Юлину традицию написания вещей, каждая из которых не похожа на предыдущую. Ни темой, ни содержанием, ни стилем, ни, иной раз, даже жанром. Левон тоже в ходе нашей последней с ним встречи обратил внимание на это разнообразие, объяснив это как бы отсутствием пока у автора своего лица. А я бы так, напротив, назвал это не отсутствием, а множественностью лиц и откровенно радовался бы этому.
На сегодняшний день это уже целая галерея лиц и масок, и мы пока не знаем, ни насколько она продолжительна, ни насколько обширна… Сохранение интриги!..
Я бы не стала так упрощать и даже уплощать идею фильма Перельмана….
А я бы – чрезмерно усложнять и углублять…
Как любое настоящее произведение, фильм Перельмана, конечно же, явление не однозначное и не поверхностное, оно затрагивает целый ряд вопросов и предполагает различие трактовок. Вспоминается уже как-то цитировавшийся мною рассказ И.Тургенева «Живые мощи», в свое время поразивший меня обилием смыслов, мыслей, идей, чувств. Это для меня – классический пример многозначности и многослойности произведения искусства.
Требовать, чтобы каждое произведение рассматривалось и разбиралось с подобной тщательностью и глубиной значило бы требовать невозможного, а на деле оборачивается забалтыванием главного ради второ- и третьестепенного, что, к сожалению, довольно часто случается на нашем блоге. В конце концов, любое произведение рождается из желания автора выносить в себе и донести до читателя, зрителя, слушателя… одну мысль, эмоцию, впечатление, ну а уж если попутно всплывут и другие, так и, слава богу, этому только порадоваться можно.
Другое дело, что на деле все происходит несколько иначе, чем планировал автор. Каждый его зритель или читатель берет у автора то, что ближе ему, зрителю, и то, что его, зрителя, волнует и тревожит в данный момент. Взять – возьми, но не настаивай на том, что именно это самое главное. И не отвлекай автора своими домыслами и интерпретациями!
Есть еще один аспект во всем этом – желание зачастую все усложнить и все донельзя запутать — вплоть до полного непонимания и даже бреда. Это характерно для нашего времени, но это время подходит к концу. Это время агностицизма и неверия, крайней терпимости и, напротив, бескрайней свободы. Когда мы окончательно запутались, как в собственной пуповине, в явлениях и понятиях. Что крайне вредно, а скоро будет и вовсе смерти подобно.
Бывают времена, требующие усложнения, и сейчас мы стоим у края этих времен. И бывают времена, требующие ясности и определенности, и сейчас мы вступаем в череду таких времен.
Мир запутался в своих проблемах и противоречиях, они уверенно тянут его на дно. Этот узел уже не распутать, его придется рубить.
Вопрос в том, по какую сторону от этого водораздела останешься ты. Не только ты, Алла, но и я, он, она, они… все мы…
Чу, не будем мешать автору, Юле. При желании поговорить на эту тему приглашаю всех в «беседку»… К сожалению, мы почти забыли о ее существовании.
Метерлинковским повеяло.
Сюжетно понравилось. Как раз в этот раз, показалось, что все персонажи при делах, все увязаны между собой, разве что у мужа Лили нет свой драматической функции.
Литературно я бы для себя выделил эту вещь из прочих авторских, хотя бы потому, что не увидел в ней самого автора (и оценок) внутри произведения.
Может только узбеки необязательны. Если бы это была русская семья, может не было каких-то попыток искать причины внешние и концентрация внимания пошла бы в драматизм внутренней психологии. Но это мое личное мнение.
Ну и язык такого рода произведений, по-моему, должен быть более символизирован.
В качестве плюса, утвердилось ощущение безграничности авторских возможностей и фантазий.
Может это и есть начало выработки своего стиля.
Левон , а «символизированный язык» — это о чем, какой язык?
Раз уж я упомянул Метерлинка, то первый попавшийся кусочек из него: «Слепые переговариваются между собой. Они обеспокоены долгим отсутствием священника. Самая старая слепая говорит, что священнику не по себе уже несколько дней, что он стал всего бояться после того, как умер доктор. Священник беспокоился, что зима может оказаться долгой и холодной. Его пугало море, он хотел взглянуть на прибрежные скалы. Юная слепая рассказывает, что перед уходом священник долго держал её за руки. Его била дрожь, словно от страха. Потом он поцеловал девушку и ушёл.» (из «Слепых»).
Алла, в области литературы и русского языка пальму первенства я тебе отдал сразу и беспрекословно. Все что ты пишешь, считаю для себя полезным и познавательным. Мои же суждения здесь носят исключительно любительский характер, ориентированный на личные вкусы и предпочтения.
Боюсь, как бы твой закономерный вопрос о «символизированном языке» (возможно не точное определение) и мой неуклюжий ответ в виде отрывка из Метерлинка, Юля бы не восприняла, как совет и образец для подражания.
Надо лучше учиться выражать свои мысли (это я себе).
Спасибо за пальму, но я предпочитаю цветы попроще и… полегче. Мы здесь все любители и каждый со своими пристрастиями и странностями. Так что не сотвори себе кумира :)) Просто спросила, чтобы понять, к чему ты Юлю призываешь. Поняла и… испугалась.
Предчувствия меня не обманули: была уверена, что Левону понравится :-))
Чувствую себя старухой Шапокляк в приличной компании, но все решилась на ложку дегтя.
Меня, в отличие от Саши и Левона, не пугает автобиографичность в литературе. Широкий читатель, буде он случится, не посвященный в подробности жизни автора, ни сном ни духом не поймет, что автор использовал пережитое им самим. Толстовская (прости, Саша) трилогия, описание каторги и эпилептических припадков Достоевским, «Детские годы Багрова внука» Аксакова — все это очень автобиографично, но вряд ли кому-нибудь придет в голову это осудить. Хорошее знание материала — условие достоверности, и конечно, то что мы пережили, мы знаем лучше всего.
Мне этот рассказ понравился меньше, чем предыдущие и в общем, и в деталях, из которых это общее складывается.
Конечно же, проблема мигрантов здесь никак не затрагивается. Узбекская семья, играющая здесь вспомогательную роль, — только антураж, декорация, и, в этом соглашусь с Левоном, вполне можно было бы обойтись без узбеков. Любой ребенок, независимо от национальности, вынужденный по какой-то причине часто приходить на кладбище, будет играть в «похороны». Сама лично была свидетелем такой игры. Все помнят череду похорон наших партайгеноссе, когда отменяли уроки в школах, заменяя их обязательным просмотром похорон в любом (!) классе. Вот тогда-то и увидела, как соседские девчонки положили куклу на санки и под «Ту — 104 самый лучший самолет «повезли «катафалк» к ямке в снегу.
Поэтому Сашино сравнение с фильмом, где, если мне память не изменяет, идет борьба за дом, за место под солнцем, где каждый характер интересен своей сложностью, а ситуация — нестандартностью, показалось мне некорректным.
Тема рассказа (история одной неврастенички), на мой взгляд, как-то уж слишком незначительна. Мысль о том, что мистическое всегда легко объяснить чем-нибудь очень прозаичным, тоже меня не задела.
В деталях же очень много вызывающего недоверие.
Во-первых, не верю, чтобы узбеку, работающему на кладбище и непременно отдающему большую часть заработка кладбищенской мафии, пришло бы в голову ежедневно покупать кукол дочери, даже самых дешевых. Семья бедная, где бережливость во всем воспитывается жизнью.
Во-вторых, в неврологических отделениях клиник не лечат нервные истощения, срывы и депрессии (а у героини именно такое состояние, как пытается нас убедить автор). Этим занимаются психоневрологические диспансеры. Вряд ли туда возьмут узбечку: там зарплаты слишком высоки даже у технического персонала, чтобы делиться ими с «понаехавшими», но даже если вдруг чудо случилось, то уж ребенка в отделение точно не позволят взять. Это может быть просто опасно. Для всех.
В общем, я согласна с Андреем, если б героиня умерла, то хоть на триллер было бы похоже.
Бедная Юля.
Если она пишет про вещи, хорошо ей знакомые, нарывается на недовольное бурчание Левона, «попрекающего» ее в излишней автобиографичной ралистичности или неточностях ее интерпретаций, если уходит в области фантазий, попадает под «упреки» Аллы в искажении реалистичности материала (что по теории, конечно не здорово)…
Если не советовать более скурпулезно изучать предмет, о котором пишется, то примирить «враждующие» стороны мог бы, на мой взгляд уход от сугубо реалистичного языка в сторону более метафоричного, образного вплоть до каждого предложения. Легко сказать, легко советовать.
Понимаю, что «запирание» легко журчащей юлиной речи в рамки символов и знаков может сгубить ее живость, да и ее саму. Поэтому, наверно, лучше забыть об «умных» советах и писать, как пишется.
Да мне просто самой Юли здесь и нехватило! Все вроде бы правильно, но в духе Левона, поэтому я и поняла, что ему понравится. Правильно, возможно, (хотя кто знает как правильно?!), а вот игры, фантазии, так свойственным Юлиным рассказам, нет. И меня не зацепило….
«Нелепые игры».
Андрею Казачкову.
«В познавательном смысле интересно про Введенское кладбище».
Я не преследую мысль при написании какого-либо сюжета, сделать его обязательно познавательным. Это задача научно-популярных журналов.
Саше Бабкову.
«Вчера посмотрели «Дом из песка и тумана» Вадима Перельмана… «Песня» же все та же – мигранты. Если уж даже у таких либералов и космополитов, как Юля прорывается… Уверен, что это работа не сознания, а подсознания».
Ничего общего, к моему сожалению, конечно, в моем рассказе с известным фильмом Вадима Перельмана нет. Как бы Саше не хотелось. Кроме того, мне даже и в голову не приходила идея затронуть в какой-то степени тему мигрантов.
Алле.
Алла, «история одной неврастенички» – это история, случившаяся с моей близкой подругой пару месяцев назад. Целый день она не могла работать, пока не узнала о дурацких ритуалах «готов». Потом успокоилась и забыла об этом. Я решила об этом написать. Наверное, перебор с финансовыми возможностями узбеков и с их потенциальными возможностями работать уборщицами в медицинских учреждениях. Хотя они теперь работают у нас и врачами, а значит, и их соотечественники могут работать уборщицами – похоже, что уже больше некому!
«…то уж ребенка в отделение точно не позволят взять». Ребенок в отделении клиники, в саду клиники… Наверное, вы правы… Но разве это главное, разве в этом дело? Хотя все в рассказе важно, любые детали, иначе, зачем они? Впредь буду внимательней.
«Бедная Юля».
Я совсем не «бедная», так как счастлива, что вы нашли время прочитать мои рассказы. Буду всегда на это рассчитывать.
Кто-то видит в моих рассказах главную идею, чувствует и понимает ее. Алла ее прекрасно сформулировала, не буду повторяться. А кто-то видит и ищет в рассказе какие-то малозначительные детали. Цепляется за них, ищет подтверждения им в справочной литературе, в своей жизни. Я и этому искренне очень рада. Мы все разные, и реагируем на все, каждый по-своему. Этим, мы и сильны.
Юля,
рассказ очень хороший, язык прозрачный, без нагромождений и лингвистических вывертов. Наверное, замечания твоих критиков уместны, если как следует разобраться… но мне в целом понравилось. Думаю, нужно продолжать.
Согласен с Юлей, что большинство комментариев к рассказу, что называется «ни к селу ни к городу». Со своей стороны, хочу отметить, что Юлина манера писать мне нравиться и она, эта манера, безусловно прослеживается и в этом рассказе. Однако, прочитав его, остается ощущение схематичности и непроработанности материала, хотя реальность ситуации не вызывает никаких сомнений. Конечно — это моё очень субъективное и не профессиональное мнение.
Бедный ребенок. Проводить свободное время на кладбище. Гулять и играть на кладбище. Надеюсь, что она не станет в дальнейшем готом. Ребенку нужно уделять время, особенно в малом возрасте. Родители должны направлять, объяснять что есть что. Иначе дети могут увлечься совсем непонятными вещами. И не потому что они плохие. Как говорится у детей нет грехов. А потому что они не понимают, потому что никто не объяснил что это такое.
Ну а Лиле стоило рассказать мужу об этой истории. Хотя бы чтоб он ее успокоил как-то. Конечно неприятно найти куклу в чьей то могиле. Но тем не менее. А если черная кошка дорогу перебежит? Или человек пройдет с пустым ведром? Хотя это уже наверно из другой тематики. Подруге она всё таки рассказала. Но подруга оказалась такая же мнительная как и Лиля. Надеюсь что после случая в конце рассказа, гора у Лили спала с плеч.
Также хочется надеяться, что Лиля в дальнейшем хоть немного объяснит девочке о «правильных» и «неправильных» играх.