Вот улетишь…
Всем ушедшим слишком рано
Холодная осень 1975 года. Наша группа студентов четвертого курса Бауманского института направлена на “картошку” в совхоз Астапово Зарайского района. От Москвы больше 150 километров . Живем в бараках, обедаем в столовой, которую громко называют Таверна “Жареные раки”, работаем на свежем воздухе. Работа не слишком радостная, перебираем грязную картошку, время от времени с неба льет дождь. Вся надежда на вечер, когда собираемся компанией и идем в перелесок между дорогой и железнодорожной узкоколейкой. Разжигается костер, в угли закладывается припрятанная на работе картошка, появляется портвейн и болгарские сигареты “Cолнце” из сельского магазина. Конечно, не обходится без песен под гитару. Наш гитарист любит печальные лирические песни. Почему бы и нет, не все ли равно, что петь под вкусный портвейн, рядом с девушками и жарким пламенем костра.
Вот улетишь, парус наладишь…
Врач был латыш, белый как ландыш…
Сложишь вот так белые руки.
Жизнь не берёт нас на поруки.
В один из дней в наш лагерь с вечерним концертом приезжают Борис Галкин и Леонид Филатов, молодые тридцатилетние актеры с Таганки. Поют песни, читают стихи, рассказывают всякие байки. А на следующий день опять на работу, а после в перелесок и вновь несется над костром:
Ангел стоял возле кровати
Как санитар в белом халате.
Август стоял прямо над моргом
Август дышал солнцем и морем
Давно уже нет некоторых из тех, кто сидел тогда вокруг этого костра. Нет нашего гитариста, нет Cаши Тарнашевского, с которым я обнимаюсь на ступенях таверны “Жареные раки”. Но остались воспоминания, от которых теплеет сердце. Долгие годы я думал, что слова из этой песни народные, но недавно обнаружил, что это стихотворение Леонида Филатова, нашего тогдашнего гостя, тоже ушедшего слишком рано.
Я уплывал в белой сирени…
У трубачей губы синели.
Это опять мамина странность,
Я же просил — без оркестрантов.
А над Москвой трубы дымили.
Стыл ипподром в пене и в мыле.
В тысячный раз шел образцово
Детский спектакль у Образцова.
И, притомясь, с летней эстрадки,
Мучали вальс те оркестранты.
Чей это гнев или немилость?
В мире ничто не изменилось
Вот улетишь…
Не могу удержаться, чтобы не дополнить этот твой текст, Андрей, песней недавно покончившего с собой лидера группы Linkin Park Честера Беннингтона — «One More Light». Тема, повод, слова… все подходит, и потом — песня, у тебя ведь тоже песне уделяется особое внимание…
Интересно, что песня эта была написана Честером Беннингтоном в память своего друга — тоже музыканта — Криса Корнелла и исполнена им на похоронах этого последнего.
Смерть самого Честера Беннингтона совпала (совпала?) с датой рождения Корнэлла…
Эх, перевести бы стихи этой песни! Они этого достойны. Но где то вдохновение, что побуждало меня делать это несколько лет назад?
С другой стороны…
Намедни в раздевалке Нового Акрополя столкнулся я с другими слушателями. Все мы, как мокрые курицы, отряхивались после холодного осеннего дождя.
— Б-р-р-р, холодно… Вот вам и осень…
— Это как на это посмотреть, — отозвалась одна из слушетельниц.
— ?
— Я имею в виду, что осень — да, со всеми ее «прелестями», но, с другой стороны, это и начало нового цикла…
— ?
— Ну, то, что Андрей Борисович, на прошлом занятии говорил. Плоды, урожай, хороший — плохой ли, собран. Время работать на новый — сеять… Вот и начинается новой жизни цикл. И этому нельзя не радоваться.
Я, пропустивший прошлое занятие, задумался над этим, и мне не оставалось ничего, как согласиться.
Действительно, семена и зерна идут в землю: да, они умрут, но если не умрут, то, как сказано у Иоанна, останутся одни и погибнут. А если умрут для старой жизни, то воскреснут для новой и принесут новые, многочисленные всходы… Это как у Достоевского в пересказе и парафразе слов и образа из Нового Завета. Как в эпиграфе к Карамазовым и как на его, Федора Михайловича, могиле…
И то верно: что не умрет, то не возродится. И от этой мысли мне стало как-то светлее на душе. И даже радостнее. Глупо, конечно, но это так.
Вот такая она, философия…
Не было бы смерти Корнэлла, не было бы и этой прекрасной песни Беннингтона…
Да, огонек угас, но он дал рождение другому, а вместе с ним — и скольким другим в сердцах тысяч и тысяч людей! В том числе и в моем.
И сколько других, что ежедневно и еженощно гаснут бесследно и не дают искр… Не мерцают, не мерцают… Not flicker, not flicker… Нет, все же мерцают, наверное, и какие-то искры все же дают. Просто слишком слаб это свет и слишком немногочисленны искры по сравнению со светом и искрами Корнэлла и Беннингтона…
Воспоминания обо всех ко времени и не ко времени ушедших — угольки, которые не перестают тлеть в наших душах, душах живых…
А еще Андрей здесь, на этой фотографии, поразительно похож на фронтмена группы Palcebo Брайана Молко, группы, которая тоже играет оригинальную музыку и пишет значимые слова.
Было время, я заслушивался ими — удивительная по энергетике музыка! Не удержусь, чтобы не поставить хотя бы одну их вещь. Еще и для того, чтобы как-то развеять тот дух уныния и тоски, что мы с Андреем навели на этой страничке блога…
Cаша, спасибо за комментарии и музыку. Про семена и зерна верно сказано, что в землю не посажено, то сгниет. А когда вырастет, неминуем серп и жатва.
К вопросу о звездах. Что-мы здесь все о тех, что гаснут или уже погасли. А ведь есть и такие, что зажигаются вновь! По случаю вспомнил небольшой рассказик, что написал прошлым летом — «Звезды». Левон, опубликуй, пожалуйста. Спасибо.
А по случаю публикации, думаю, и у Андрея Кулагина будет, что сообщить нам. Правда, как он утверждает, он всем уже, в том числе и мне, все говорил и что все уже все знают, и лишь я пребываю в неведении по вине собственной невнимательности и забывчивости… Пусть будет так… Не спорить же с Андреем, тем более что мы все знаем — это дело абсолютно безнадежное… Как безнадежно оно и в случае каждого из нас…
Очень проникновенное воспоминание и трогательное его продолжение в форме диалога двух моих больших друзей. Осень 1976 г. Только что прошла первая серьезная геологическая практика в Крыму и мы группой студентов РМРЭ-74-2 МГРИ (расшифровка аббревиатуры: «Родила мать ради эксперимента». А если серьезно, то специальность, по которой из меня готовили горного инженера-геолога имеет название «Разведка месторождений редких и радиоактивных элементов» — Вот!) оказались вместе со всем, считай, потоком третьекурсников на осенних мокрых картофельных полях совхоза Ярополецкий. Историко-культурное значение этого места в Волоколамском районе Подмосковья некоторое время тому назад было описано на блоге Сашей и Митей.
Под всем, что написал Андрей, подписываюсь. Есть, конечно же, что вспомнить о картошке и мне. Например, нашумевший фильм «Осень» режиссера Андрея Смирнова (блестящий режиссер и актер, кстати сказать), бабину с которым наши активисты-культорги позаимствовали ради благого дела в одном из кинотеатров районного центра Подмосковья и на приданом нам – сборщикам урожая — ГАЗ-66 привезли для демонстрации в сельском клубе. Почти всем потоком мы набились в зал; переживали за главных героев. Разделились потом во мнениях, так как финал фильма не однозначным показался… Общий вывод был таким: главные герои, несмотря на коллизии, должны были остаться вместе. Так оно, в общем-то, и получилось.
Печалюсь и я об ушедших в мир иной друзьях студенческой поры. Один из них, Леша Преображенский, как и твой, Андрей, друг Cаша Тарнашевский — душа группы первым ушел от нас 33 года назад с его навечно замолчавшей гитарой на подходе к одной из пещер где-то в горах Кавказа…
В память о них:
Бараташвили Николоз
Цвет небесный, синий цвет
Цвет небесный, синий цвет,
Полюбил я с малых лет.
В детстве он мне означал
Синеву иных начал.
И теперь, когда достиг
Я вершины дней своих,
В жертву остальным цветам
Голубого не отдам.
Он прекрасен без прикрас.
Это цвет любимых глаз.
Это взгляд бездонный твой,
Напоенный синевой.
Это цвет моей мечты.
Это краска высоты.
В этот голубой раствор
Погружен земной простор.
Это легкий переход
В неизвестность от забот
И от плачущих родных
На похоронах моих.
Это синий негустой
Иней над моей плитой.
Это сизый зимний дым
Мглы над именем моим.
1841
Перевод Бориса Пастернака
Взял вот здесь: https://stihiolubvi.ru/baratashvili-nikoloz/cvet-nebesnyi-sinii-cvet.html
P.S. Что-то еще хотел сказать. Может быть, позднее сделаю копии с фотографий тех лет и еще что-нибудь напишу про своих любимых и дорогих. Навеяло. И, кажется, знаю, почему: сейчас суета вокруг предпраздничная — МГРИ, Горному институту и МИСиС исполняется 100 лет в эти дни. Им начало было положено созданием Горной Академии в 1918 г., которая позднее рассыпалась на несколько институтов. К перечисленным добавлю Торфяной институт и Юлин МИНХ ГП — «Губкинский».
Ося, спасибо большое за отзыв. Фильм «Осень» cмотрел примерно в то же время, что и ты, но не на картошке, а в нашем клубе МВТУ им. Баумана. Помнится, что тоже потом долго обсуждали, фильм необычный. Единственное, что не очень понравилось, это актеры в главных ролях, один из них Кулагин, если не ошибаюсь. Но это частное мнение
Да, Андрей, мне то время сейчас видится тем, о чем Виктор Цой пел: «Мы ждем перемен». Государство дозировало запретные темы в искусстве, литературе и кино, пытаясь брать их под контроль, но, как мы видим сейчас, безуспешно и топорно, из-за чего информация «об этом» доходила до молодежи в виде отражения в кривом зеркале. Однажды, женщина-куратор с Кафедры философии, а может быть даже политэкономии, пришла к нам на «сексуальный час» — воспитывать дипломников и давать советы по части вступления в брак. Комизм ситуации заключался в том, что парни из моей группы, включая меня, практически все уже были женаты, а девчонок у нас было очень мало — пятеро, по-моему, и те уже личную жизнь успели оформить…
Мы же — счастливые люди — радовались мало-мальской возможности смотреть интересные фильмы, спектакли и наслаждаться игрой актеров, благо, что их было в достатке и они, как могли, учили нас жизни. В том же фильме «Осень»: такой, «мачо» — Борис Кулагин (очень популярный актер Театра им. Гоголя, где он, в частности, играл главную роль в спектакле по пьесе Ю. Бондарева «Берег») и,такая, своенравная, женственная, Наталья Рудная — в ту пору жена режиссера фильма Андрея Смирнова (я одно время часто видел его в Нескучном саду на корте — он приезжал играть в теннис по утрам на обыкновенных «жигулях», в которые еле-еле помещался, тогда как все его спарринг-партнеры ездили на крутых иностранных тачках). Все, в общем, по сюжету фильма соответствовало ожиданиям юных сердец и душ, порой шокировало, конечно. Тогда же, примерно, но чуть раньше вышел фильм с Барбарой Брыльской «Анатомия любви» (1972 г.). Это были фильмы-открытия. Есть и нам, что вспомнить и, конечно же, поблагодарить 1970-е за то, что они были с нами…