«Лицом к лицу лица не увидать…». И не только лица. В мельтешении будней и событий трудно вообще что-то разглядеть и понять, а тем более дать оценку – оценку правильную, ибо на неправильные мы все, как правило, горазды.
И лишь время – наш всеобщий учитель и лечитель – способно вывести нас из водоворота событий и поднять на нужный уровень отстраненности и объективного видения — показать нам всю полноту и цельность картины. И оно же, время, способно расчистить песок и патину, скрывающие истинную суть событий.
Лопатки, совки и кисточки времени, основной инструмент археолога, снимают все лишнее и наносное и открывают миру чудесные фрески, из которых складывается общая панорама истории.
Филипп II, царь македонский, живший в середине IV века до н.э., известен миру в основном как отец Александра III, прозванного по величию своих деяний «Великим» и «Македонским». Деяния и подвиги Александра действительно грандиозны, но мало кто задумывается сегодня о том, чем они были обусловлены и, главное, кем подготовлены и обеспечены.
А подготовлены и обеспечены они были деяниями и подвигами его отца – Филиппа II, объединившего под своим началом существовавшие до тех пор разрозненно и враждовавшие между собою независимые государства-полисы Южной и Северной Греции, положившего начало бурному развитию ремесел, пополнившего государственную казну златом и серебром и золотом из новых и старых рудников Греции и, наконец, проведшего реформу армии на основе принципиально новой тактики и стратегии, строящихся на принципе так называемой «македонской фаланги» и новых видов вооружений.
Но все это не имело бы никакого значения, не замысли и не разработай Филипп II грандиозный план по распространению своего влияния, влияния Греции, на все известные в ту пору земли и территории, начиная с Персии и заканчивая Египтом и чуть ли не Индией. И не только замыслил и разработал, но и начал приводить его в действие, перебросив прекрасно обученную и действующую, как единый механизм, 15-тысячную армию на полуостров Малая Азия – плацдарм своего наступления на Ближний Восток и на весь мир в целом.
Нет никакого сомнения в том, что Филипп справился бы с этой задачей – покорения мира и повсеместного распространения в нем эллинской культуры – не хуже, а то, может, и лучше, чем сын его Александр. Хотя, казалось бы, куда ж еще лучше! Но судьбе и богам было угодно, чтобы великое совершил именно Александр.
Когда все уже было готово к великому походу, в момент и накануне своего величайшего триумфа, Филипп гибнет от руки своего «верного» телохранителя Павсания. Одетый в белые одежды по случаю праздника, безоружный и ликующий, входит он в храм Аполлона и тут же падает замертво, сраженный косой смерти и мечом своего телохранителя. Мотивы Павсания до сих пор остаются неизвестными. Зато всем хорошо и доподлинно известны последующие события. Александр устраивает отцу пышные похороны и безотлагательно отправляется в поход, обессмертивший его имя.
Ровно неделю назад стоял я у входа в гробницу Филиппа II в Некрополе древней Вергины, слушая захватывающий рассказ гида о его жизни и подвигах, рассматривая его воздушный золотой венец и массивный стальной шлем… И размышляя о превратностях и несправедливостях судьбы. По отношению к отдельным людям и к целым народам, каковыми они нам часто представляются… Но и с верой, как никогда непоколебимой, в то, что с точки зрения истории и вечности мир не может не быть несправедлив и что все в нем вершится не иначе, как в строгом соответствии с замыслом и планом Создателя. Что мы, жалкие муравьишки, пусть даже и раздающие щедро друг другу звания величия и исключительности, можем знать и мнить о замысле и плане архитектора, работающего над возведением гигантского храма на месте нашего муравейника?
Пишу же эти строки я 3 сентября – в день рождения своего покойного отца, Юрия Матвеевича, и именно ему мне хочется их посвятить. Ибо именно он, подобно тому, как это сделал Филипп II в отношении моего великого тезки — да простят мне боги такое нескромное сравнение! – открыл мне мир во всей его полноте. Прошлого и настоящего. Здешнего и чужестранного. Высокого и низкого…
В своем надгробном слове 3 года назад я отмечал именно эту заслугу своего отца: он открыл мне волшебный Мир Книги – в первую очередь исторической и страноведческой. Он же первым познакомил меня с политикой и дал первые представления о философии. Познакомил меня с понятием дипломатии и вывез в первый раз за границу – расширил границы моего миропонимания и мироощущения, бывших, да и до сих пор остающихся очень и очень куцыми в нашей стране и в массе нашего народа.
Чем не то же самое, что – правда, на уровне царственных особ, а не простых людей – сделал Филипп II для своего сына?
В дальнейшем, правда, отец не раз пожалел о том, что сделал, поскольку я пошел гораздо дальше, чем он себе это предполагал – я противопоставил себя системе, которую он уважал и ценил, и мы нередко схлестывались с ним на политические и социальные темы никак не менее яростно, чем македонцы с персами. Да, мы оказались с ним по разные стороны баррикад, но думаю, что все же в глубине души он гордился мною и моими успехами.
Несомненно, не менее, а куда более гордился бы сыном его отец Филипп, доживи он до триумфа Александра. Возможно, он бы тоже не во всем поддерживал и соглашался с тем, что и как делал его сын. Наверное, тоже горячился бы и спорил с ним, настаивая на своем видении мира и ситуации. Но в конечном итоге не смог бы не восхититься его деяниями и не отдать ему должное. И так, наверное, и случилось – из-за той, правда, уже черты, из-за которой хорошо и в единственно правильном свете видно все…
В этой связи пришла мне в голову одна мысль: «А, может, все-таки верно и справедливо, что в отношении Филиппа II жизнь и судьба распорядились именно таким образом – отдала все или по крайней мере бОльшую часть причитавшихся ему лавров не ему, а сыну его – Александру? Быть может, не погибни он в тот злополучный, «праздничный», день в храме, а поведи сам свои войска – не ограничился бы он в итоге лишь полуостровом Малая Азия и парой-другой еще каких небольших территорий? Не понадобился ли Судьбе и Истории куда более широкий взгляд на вещи человека нового – молодого и не в меру амбициозного, Александра, чтобы придать планам и замыслам македонцев поистине всемирный масштаб и поистине универсальный характер?..