К своевременности показа «Стены» Пинк Флойд… А на следующий день по той же «Культуре» показали «Волшебную флейту» Моцарта.
«О чем эта опера? – спросила меня Юля. – К сожалению, никогда не видела и не слышала ее…» Мне вспомнился наш с Андреем культурный вечер, когда в самый разгар «Октоберфеста» в Мюнхене мы чудесным образом вместо того, чтобы попасть в вытрезвитель, попали, не солоно хлебавши и не пиво пивши, в Мюнхенскую оперу, причем как раз на «Волшебную флейту».
Мало того, что на все действие мы взирали из поднебесья – неудобная, надо заметить, позиция у Бога, — так и пели, естественно, на родном Моцарту, а не нам языке, и только Андрей, проработавший несколько лет на немецкой фирме, смог с трудом понять 2-3 слова. Я тоже, с детства смотревший фильмы про войну, в принципе знаю несколько немецких слов и выражений, но ни «Хенде хох», ни «Них шиссен», ни «Гитлер капут» там почему-то не встретилось.
Сюжет для нас тоже остался загадкой. Не очень он нам прояснился и в Москве, когда уже по возвращении домой мы с Андреем, не сговариваясь, ознакомились с сюжетом, я – в «100 великих операх», а Андрей – даже не знаю где, но главное – результат был схожим. Созвонились и выразили повторное взаимное непонимание: «Ни под пиво, ни без пива!» – и оставили все на совести Моцарта и немецкой публики на долгие пять лет.
И вот теперь этот Юлин вопрос: «О чем опера?» – Я помялся-помялся, что-то промямлил о загадочной немецкой душе, о малопонятном немецком языке и не более понятном языке «100 великих опер», вкратце пересказал нашу с Андреем общую незадачу и приготовился слушать. По крайней мере, начать – оперу давали в полдвенадцатого ночи, а наутро надо было рано вставать. Особо не обольщался – в этот раз опера была на шведском, в постановке Бергмана, — но, правда, с русскими титрами и с мудрой Юлей под боком. Бергман, собственно, нас с панталыку и сбил – так бы спать пошли…
Первая же сцена с драконом вызвала у нас дружную улыбку. Дракончик был неловок и смешен, как будто сошел со сцены детского утренника, и поэтому страх принца Тамино и его мольбы к богам о помощи тоже показались наивными и смешными. Убиенного же тремя дамами – феями ночи большого, но плюшевого дракона стало даже немного жалко.
Дальше все шло в том же духе, и мы с Юлей не на шутку развеселились. Все нас смешило: и откровенная потешность Птицелова, и влюбчивость Тамино, и уродливые, тоже плюшевые, звери, приковылявшие на звуки волшебной флейты. Особенно морж – уж откуда ему-то было взяться в самом центре Среднеевропейской равнины? Уж, наверное, никак без Бергмана не обошлось… А может, из местного зоопарка сбежали? – Захотелось пойти и лечь спать после треволнений и разочарований прошедшего дня: только-только прошел референдум в Крыму – и перед неопределенностью дня завтрашнего. К тому же и сюжет становился очевиден – вполне традиционный для сказок сюжет с похищением красавицы чудовищем и последующим спасением ее красавцем принцем. Рыдающая и взывающая к принцу мать, проклятия в адрес похитившего девушку злодея…
Но музыка нас очаровала, и мы так и остались сидеть – «Ну, еще с полчасика…»
Полчасика вылились во все полтора, так как неожиданно сюжет переменился и то, что казалось ясным и предопределенным, в какой-то момент оказалось под сомнением. Точнее – это случилось в тот момент, когда Тамино встретился с Книгочеем и тот заронил в его душу первые сомнения. В душу Принца – наивного человека конца 18-го века, а то и более «древнего». Нам же, продвинутым людям 21-го, все ясно – лжет и лукавит… Ведь мы для себя уже все решили… и во всем разобрались… Крым – хорошо… Украина – плохо… Уже сегодня вечером – за 80 процентов, а завтра будет и того больше… Забегая вперед – все 97! Чего уж тут неясного? Убивай злодея Зарастро, освобождай красавицу и живите долго и счастливо!..
Видевшие оперу, – а теперь и мы относим себя к их числу, – поймут, насколько мы были не правы! Все вдруг по сюжету повернулось вверх дном и, к нашему удивлению, вышло ровным счетом наоборот. Мы недооценили остроумия и мастерства авторов оперы – промоуторов идеи Просвещения. То, что казалось таким естественным и нормальным на протяжении веков – «ночь невежества и варварства» – было поставлено сначала под робкое сомнение, а затем под влиянием мудрого слова и интуитивного прозрения постепенно обрело очевидность и утвердилось в головах людей, вступивших на путь Просвещения.
И картина мира начала меняться: аксиомы – рушиться, а новое видение себя и мира – утверждаться. Пока предполагаемое Зло не стало Добром, а очевидное поначалу Добро очевидным Злом. Правда, в головах лишь тех людей – добавим – благородных людей, что встали на путь, по тибетской терминологии, «вошли в реку» и успешно прошли целый ряд испытаний. Они обрели свое счастье – свою красавицу и свое знание.
Птицелов Папагено, не выдержавший ни одного испытания, правда, тоже – благодаря общему развитию и прогрессу (перейдем на современную терминологию) – обрел свое маленькое житейское счастье – Папагену. Нарожал вместе с нею кучу детей… Добавим от себя – купил дом, завел машину и прочие формальные признаки, мало чем отличавшие его от принца. Но одна ли у них, у этих двоих, жизнь и одно ли счастье? И следует ли Папагено удовлетвориться тем счастьем, что он и так не вполне заслуженно получил? Надо ли ему заглядываться на Памину? Ответ очевиден – нет, ну, в крайнем случае – не раньше, чем он вновь встанет на путь испытаний и успешно их не преодолеет.
Но так бывает лишь в сказке. В жизни же мы хотим все, сразу и самым чудесным образом. Но – к счастью или к несчастью – так не бывает, более того, зачастую случается так, что в результате наших неоправданных амбиций даже простушка Папагена уходит от нас…
Все верно: не вошедший в Храм Света, а лишь постоявший на его пороге и получивший пару медяков, рано или поздно окажется вновь в объятиях Царицы ночи…