К 95-летию Наума Кислика
25 cентября исполняется 95 лет со дня рождения Наума Зиновьевича Кислика, белорусского поэта, о котором я писал 5 лет назад.
На этот раз никаких собственных мыслей публиковать не буду, хочу предоставить вашему вниманию фрагменты предисловия к посмертному сборнику “Ноша”, составленного друзьями Наума, а также фрагменты его Записок, актуальность которых со временем все больше увеличивается.
У меня нет никаких сомнений, на чьей стороне был бы сейчас Наум в драматические для его страны времена.
____________________________________________________________________
Из предисловия сборнику “Ноша”.
Рыгор БОРОДУЛИН, Народный поэт Беларуси.
Валентин ТАРАС
ЧЕЛОВЕК СЛОВА.
На доме, в котором жил поэт Наум Кислик, нет мемориальной доски. Увы. По закону установление такой доски зависит от государственных чиновников: они решают, заслуживает ли тот или иной литератор подобной посмертной чести. С их точки зрения, Наум не заслуживает. Ибо не соответствует официальной, хотя и неписанной табели о рангах. Не лауреат, званий не имел, даже секретарём Союза писателей или хотя бы редактором какого-нибудь литературного журнала никогда не был. Просто поэт. И невдомёк ревнителям чинопочитания, что очень часто это как раз и есть главное,
— далеко не о каждом, увенчанном лаврами, можно сказать, что он прежде всего П О Э Т, а потом уже всё прочее, что на него навешали. Примеров тому не счесть, можно привести целый перечень дутых величин, «браконьеров момента!..» как определил Наум в своём стихотворении «Читательский отклик» стихотворцев, пишущих по принципу «чего изволите?» И едко заметил:
« Подающим к столу чаевые идут сверх оклада». Сам он никогда «не подавал к столу». Потому что был истинным поэтом. Человеком Слова. И в библейском его значении, и в гражданском, и в житейском.
Дар Слова он обрёл на войне, через неё пришёл в Поэзию.
Жизнь пристреливается, как когда-то
на войне – недолёт, перелёт, —
а потом под крылом медсанбата
снова кровь мне свою перельёт.
Робкой оторопи и теперь я
не испытываю под огнём –
применяю науку терпенья
для того, чтоб стоять на своём.
Отступиться ничто не заставит
до конца, до победного дня,
даже пусть он уже не застанет,
ни словцом не помянет меня.
Друзья поминают!..
Немалая часть жизни его друзей – его дом, его скромная комната, служившая и рабочим кабинетом, и спаленкой, и местом бесконечных дружеских посиделок. Дни, проведенные с ним в той комнате, складываются в годы. И молодые, и зрелые, и годы наступившей старости. Но всегда приходили к нему не просто так, не просто поболтать – в силу душевной необходимости. И кто только ни побывал у него в этой его обители, сверху до низу забаррикадированной книгами! Бесчисленное множество всевозможных словарей, энциклопедий, справочников, и, конечно же, многие сотни книг поэзии. Белорусские – почти все с автографами, подаренные поэтами, которых он переводил на русский. А перевёл он целую библиотеку, начиная с Янки Купалы и кончая самыми молодыми авторами. Мастерски переводил и прозу, причём с разбором, не абы кого. Назовём только некоторых: Владимир Короткевич («Христос приземлился в Гродно»), Алексей Карпюк ( «Данута»), Иван Мележ («Люди на болоте»), рассказы Янки Брыля. Володя Короткевич, кстати, как и Алёша Карпюк, и Иван Антонович Брыль, не раз сиживали у Наума, их связывали самые добрые, сердечные отношения. Не раз бывал у него и Аркадий Кулешов, чью поэму «Хамуциус» и десятки стихотворений Наум перевёл в своё время для журнала «Новый мир», в ту пору, когда редактором был Александр Твардовский. ( В одном из писем Твардовского Кулешову содержится высокая оценка Наума Кислика как переводчика и оригинального поэта. А, как известно, Твардовский был весьма скуп на похвалу, отмечал только н а с т о я щ е е ). Аркадий Кулешов с первых дней знакомства симпатизировал Науму, в трудные для тогда молодого ещё поэта годы, когда его нигде не печатали, когда он никуда не мог устроиться на работу из-за своего г р а ф с к о г о происхождения (пресловутая пятая графа советской анкеты), Кулешов пришёл на помощь: с его «подачи» Наума взяли литработником в газету «Літаратура і мастацтва».
С юности, с университетской скамьи глубокая дружба связывала Наума с Алесем Адамовичем. При всей несхожести их характеров. Ближайшим его другом был и Григорий Соломонович Берёзкин, человек тяжкой и горькой зэковской судьбы, блистательный белорусский литературный критик. И знаменитый художник Борис Заборов тоже был его близким другом. Говорим об этом потому, что всё это тоже характеристика Наума Кислика: воистину, скажи мне, кто твой друг, и я тебе скажу, кто ты!.. А всех его замечательных друзей сразу и не перечислишь: Игорь Шкляревский, Яков Хелемский, Константин Ваншенкин, Василь Быков…
В последние годы жизни он стал в силу многих причин (прежде всего – тяжёлая болезнь, которую Наум предпочитал переносить в одиночестве, никого ничем не обременяя) замкнутым, даже нелюдимым. Хотя стихи свидетельствуют, что друзья – и живые, и мёртвые – никогда не покидали его дом.
…Одному из авторов этих строк, Рыгору Бородулину, Борис Заборов говорил в Париже, в весеннем Люксембургском саду: «Если б я не уехал из Беларуси, сидел бы теперь у Наума, и слушали бы мы через вой «глушилок» всякие «вражеские голоса» или читали бы что-нибудь «самиздатское»…(та встреча с Заборовым в Париже была ещё в советское время). Это Борис вспомнил годы, когда друзья собирались у Кислика, как какие-нибудь подпольщики на конспиративной квартире, и припадали ухом к радиоприёмнику, читали запрещённое… Но, когда Борис приехал в Минск погостить, времена уже были другие. Нам не пришлось собираться тихонько. Но действительно ли наступили другие времена? Потому что и ныне, как в худшие советские годы, подлинная поэзия не востребована. И зудит, мельтешит мошкара… Что ж, спишем это на переходный период (в который уж раз переходный!), отнесём это к суете сует и всяческой суете.
Когда-то Наум объяснял, что в Библии дословно об этом сказано так: «Всё ловля ветра и пушинок…» Но сам, перекликаясь с Библией, задумался: а не то ли «прочно, что неуловимо»? Это, конечно, сказано о поэзии. О поэзии, которую унижают, оскорбляют, покупают и продают. А она настоящая, когда неуловимая. Как облако. Как звезда. Как волны моря.
Он ушёл из жизни 27 декабря 1998 года. А боль и горечь утраты не проходят. Впрочем, утраты, потери – это тоже наше душевное богатство. Об этом сказал сам Наум, говоря о предначертании человека. Ибо кто он, человек?
Приговорённый к наивысшей мере –
жить на земле и обретать потери.
Это, казалось бы, звучит странно. Но в поэзии всё странно! Как и в самой жизни, итог которой – испитая до дна чаша страданий с малой толикой счастья. Страданий, испытаний и искушений, через которые душа перепрыгивает, как через костёр в Купальскую ночь, чтобы очиститься, предать огню всё временное, суетное, приземлённое, чтобы п р о с в е т л е т ь.
И тогда
то, что на душе лежало камнем,
внезапной птицей устремится ввысь.
На крыльях Слова. Человеком которого был Наум Кислик.
______________________________________________________________________
Из записок Наума Кислика (начало и середина семидесятых годов)
*** Произвол, подобно микроорганизму, обладает свойством размножения. Допускаемый и незамеченный в какой-то одной сфере, он неизбежно распространяется и на другие. Маленький произвол – школа большого. Единичный – общего. Не встречающий отпора частный случай его способствует психологической привычке к нему, навыку произвола как со стороны творителей, так и жертв. Навык этот в России издавна силён и укоренён в народном сознании. К произволу порой относятся, как к стихийному бедствию. Даже блюстители закона в иных случаях не понимают что’ – произвол.
*** Тот факт, что гриппом в период эпидемии болеют ВСЕ, не делает грипп положительным явлением. Он только указывает на заразность гриппа и на отсутствие иммунитета у большинства. Но грипп – явление стихийное, природное. Социальную же и психологическую заразу распространяют весьма часто сознательно, целенаправленно в интересах эгоистических общественных групп. Если эта зараза падает на почву, традиционно подготовленную к ее восприятию, — эпидемия бушует со страшной силой.
*** Г.: …Архитекторы, искусствоведы, озабоченные стариной, / твердят /: «Церкви сносят потому, что в Моспроекте засели о н и …»
… Персональная пенсионерка в санатории: «»Завод взорвали, чтоб /им/ предоставили 50 процентов / мест / в правительстве…»
…« Они уничтожили русскую интеллигенцию в 37-ом».
… Письмо анонимное некоего «простого рабочего» в радиокомитет: «О н и нам в спину ножом, когда война будет…»
Вспоминается пьяный… на лавочке на бульваре нашем: «Будет война, — всех вас, жидов, перережем…»
Особенно интересна версия о стремлении к власти. Тут возможен не только психологический источник. Вторым является традиционный – белые усиленно напирали на то обстоятельство, что «сов/етская/ власть – жидовская». Немцы тоже этим пользовались. В свои глупые юные времена /я/ думал, что политика в этом вопросе связана со стремлением лишить эту версию почвы. «В интересах мировой пролетарской революции…» — т.е. всё равно, что сказать: чем больше чёрного подпустишь, тем белее будет. Вот сколь далеко простирается непонимание нравственной диалектики. Вернее, безнравственной «диалектики».
Иным вероятным – и весьма! – источником версии может быть сознательное её распространение в целях дискредитации вольномыслия. Это, в сущности, та же белогвардейская версия. Логика реакции во все времена оказывается удивительно стереотипной
*** Ничто – вся честно прожитая жизнь, вся честно пролитая кровь – не защищают человека пред лицом всесильных и всевластных провокаторов…
*** Истинно православный социалистический реализм!!! (написано в 1972 году)
*** Тоталитарные государства и организации порою действуют так, как думают и чувствуют массы. Это происходит не только из необходимости демагогии, но и потому, что тоталитаризм является носителем массового, пошлого, обывательского сознания. Пошлость, вообще, неотъемлемая черта любого реакционного режима, всякой реакции.
*** Сообщают о неприятностях у Булата /Окуджавы/… Требуют покаяний, отречений, карают за отрезвление. Месть за ХХ съезд, медленная, но верная реставрация культа… реставрируют и самую «личность».
*** Любая социальная структура – от крайнего фашизма до самого совершенного коммунизма — неизбежно опирается на «человеческую природу». Человек не может питаться камнями и дышать фтором, — это противоречит нашей природе. Невозможно создать общественную организацию, которая бы этой природе противоречила.
*** Машина для оболванивания других оболванивает и самих операторов…
*** Удивительно, как эти посредственности со средневековым мышлением друг друга находят, соединяются и вытесняют, затирают, растаптывают тех, кто в чем-либо стоит выше их.
*** Естественно, что обожествление того или иного класса, человека вообще, заставляет последнего предполагать, что и дьявол в нём не просто от бога, а попросту божествен. Или лучше, что всё в нём образцово и его дерьмо – не дерьмо… На этом идёт большая демагогическая игра.
*** «Хотя бы для того, чтобы быть последовательным, гонитель обязан доказывать, что потерпевший – негодяй, иначе он, гонитель, сам окажется подлецом». А. Герцен.
*** Когда эти говорят о культуре, ее необычайном расцвете и распространении, инстинктивно чувствуешь, что они под словом «культура» подразумевают нечто совсем иное, чем то, что выстрадало человечество
*** …Но давайте, господа, посмотрим на себя со стороны. Как это выглядит, если великая нация, вместо того, чтобы честно и мужественно осмыслить, оценить свою собственную историю, занимается весьма утешительными, но трусливыми поисками козла отпущения?.
*** Прекрасное средство – с громкими разоблачительными воплями указывать на пороки соседа, часто мнимые, — дабы не только не замечать своих, но и выдавать их за добродетели. Это – самовозвышение любого ничтожества. Это – способ избавить себя от мук совести. Чудесное средство освободить себя от мучительной работы критической мысли. Наконец, для многих – карьера. Вот почему его так эксплуатируют.
Но это еще и страшная зараза.
*** Большинство современной русской интеллигенции не только спокойно взирает на развращение «малолетних», происходящее на ее глазах, но и заражается психологией развратителей.
*** Старый господствующий класс владел благами материальными, но и широко пользовался благами духовной культуры. Во всяком случае, какая-то значительная часть этого класса.
Новый – пользуется благами материальными. Во всяком случае, стремится к ним с невероятной энергией, хищной жадностью. Но блага духовной культуры его не интересуют совершенно. Культуру – по теоретической традиции и по практической необходимости – он рассматривает только и исключительно как средство воздействия на массы, средство манипуляции сознанием.
Потребителем же духовной культуры, хотя и в насильственно лимитированном масштабе, является средний интеллигент. Лимитированность же культурного пайка приводит к тому, что прикупая на черном рынке поношенную вещь, люди принимают ее за новую, попадая нередко в плен поповщины, мистики, идеализма, национализма, милитаризма и множества других «измов».
*** Когда к насмешкам над «стареющей демократией» присоединяется больная диктатура – это зловещий смех. Фашизм всегда высмеивал «гнилую буржуазную демократию»
*** Путь, бывший поначалу путем заблуждения, очень скоро стал путем преступления, чтобы на последнем, по-видимому, своем этапе, превратиться в непролазную вязкую хлябь лжи – такова неумолимая диалектика.
*** Так бывает со всяким правительством, отставшим от своего века! По мере того, как оно делается мало популярным среди свободомыслящих и образованных людей, из него уходят все таланты, и оно пополняется умственными и нравственными подонками населения, которые своею глупостью, жестокостью и мракобесием с каждым годом всё более и более отгоняют от него всё великодушное, самоотверженное, пока, наконец, в минуту всеобщей опасности не происходит страшное крушение, неизбежность которого уже давно ожидалась и предусматривалась просвещенными умами, стоявшими поневоле вдали от пополнявших правительство и ненавидящих всё живое мракобесов» А. Герцен.
Великий и благородный ум не учёл только, что подонки хитрей герценов.
*** … тот же квасной патриотизм, что и сто лет назад. Разница в том, что квас был тогда мелкопоместный, собственного изготовления, а нынче – райпищеторговский
У того, что служители «культа» называют развитием культуры, следующие задачи:
1. Украшение действительности, так сказать, создание крема на несъедобном пироге.
2. Внедрение нужных им штампов в сознание потребителей искусства.
3. Профподготовка.
4. Отвлечение от интеллектуальных и духовных поисков.
Догма им, в сущности, мешает, ибо, будучи по происхождению гуманизмом, постоянно оставляет лазейки для прорыва в сознание элементов подлинной культуры. По крайней мере, для тех, кто обладает восприимчивостью к ней
*** /Запись о возможной эмиграции Б.З/аборова/. — А.Д., В.Т./
… Что могу я ему возразить? Разве можно так дальше существовать? Психологически и морально это становится уже совершенно невыносимым. И, если нет страха перед разрывом естественных /и исторических/ связей /и культурных, добавим/, то что же?..
И все-таки – трудно, почти невозможно вообразить подобное для себя
Андрей, это прекрасный профессиональный уровень литературоведческого исследования, и будет жаль, если круг читателей ограничится только Контрапунктом.
Я впервые познакомилась с творчеством Наума, когда искала какую-нибудь яркую метафору к «бессоннице» или образ какой-нибудь интересный для лекции. Наткнулась на какую-то подборку с незнакомой фамилией, совсем не поэтической, пробежала быстро (стихов было немного) и
наткнулась на слова :
Отныне время
бьёт по мне прицельно,
и я уже никем не заслонён.
(У могилы отца, «Прощание с отцом»)
Образ показался необыкновенно емким, пронзительным.
А потом так получилось , что Андрей заговорил о Кислике, и я вспомнила эту далеко не поэтичную, как мне казалось, но хорошо запоминающуюся фамилию и эту цитату, которую твердила на похоронах мамы.
В этом году моя библитека любимого из Наума очень пополнилась, благодаря сборнику, подаренному Андреем.
Наум действительно «человек слова»,
Андрей очень верно заметил. Вот, например, сам поэт о своём творчестве:
Стал я печь подобье текста на известный всем мотив, вышел текст тяжеловесный, как сырой пайковый хлеб.
Как жизнь меня,
Так я ее уважил —
Ни порошинки лишнего не нажил,
Все, чем полны душа и голова,
Извёл, продул, растратил на слова…
(«За перевалом»)
В приведённых в работе строках нет ничего странного для меня, это именно мое
отношение к жизни и восприятие ее
Приговорённый к наивысшей мере –
жить на земле и обретать потери …-
«Обретать… потери» — это же удивительно точно, сильно и … до слез верно.
А как вам вот этот яркий, ироничный и такой осязаемый, хорошо видимый образ:
Оттеснив промешкавших к перилам,
Широко прошествовала слава,
Все в поту тщеславие пропылило.
(«Время»)
Спасибо, Андрей, что заставил меня снова заглянуть в книжку, пересмотреть закладки и пережить прекрасное.
Прекрасный комментарий Алла, спасибо большое! Единственное, что хочу заметить, что это все же не мои текст, а отрывок из предисловия сборнику “Ноша” друзей Наума Рыгора Бородулина и Валентина Тараса.
Сборник «Ноша» это посмертный борник поэта, собранный друзьями, но к сожалению так и не напечатанный.
Отдельное Спасибо Науму Кислику за максимально ёмкие и точные слова о Музыке животворящей:
НАУМ КИСЛИК
МУЗЫКА
Там даже был какой-то свой уют,
в потемках, где смотрел я поневоле
бессвязное, как бред, кино немое,
пока не вспомнил, что в раю — поют.
И я побрел по этой тонкой нитке,
и выбрался на свет, и в тот же миг
услышал звук — он был сигналом пытки,
он в уши мне вошел, как плоский штык.
А раем был военный лазарет,
и рядом, в репродукторе на сквере,
симфония взрывалась на заре,
гармония раскалывала череп.
Стенанья распадающихся форм,
внезапное крушенье мирозданья
меня застигло в старом школьном зданье,
где тусклый свет и скорбный хлороформ.
И, оглушая, повлекло обратно
в безмолвие коробки черепной,
и смутное лицо сестры палатной,
мерцая, проплывало надо мной.
Но, корчась, проклиная и молясь,
я вдруг поймал какой-то тихий зуммер,
и стала восстанавливаться связь,
а попросту я понял, что не умер.
Что книгу бытия листать сначала:
постигнуть зло, уверовать в добро,
за женщину отдать свое ребро
и душу, чтобы слово зазвучало.
…Лишь музыку я слушать не могу,
все чудится: безгласен и бескровен,
лежу пластом, и — только гром в мозгу,
и только гром…
Прости меня, Бетховен.
Казалось бы, еще одна грустная, дабы не сказать печальная судьба. Таланта в России. Но лично я отказываюсь сопереживать Науму. Куда более я склонен ему завидовать. Завидовать его поэтическому таланту, его мудрости и прозорливости. Это дар богов, и он стоит куда дороже любых даров, к которым мы привыкли здесь на земле.
Эти земные дары, они ни на гран не приближают нас к небу. Землею они рождены, здесь же на земле они и останутся. Гирями, а не крыльями являются они для человека.
В то время как дар небесный уже при жизни ставит человека выше всех земных благ и указывает ему путь на небо. Да он и здесь, оставаясь еще с нами на земле, уже имеет счастье ощутить, как оно там, на небе. Это счастье дает ему каждый душевный порыв и каждое творческое озарение. Любимец богов, не обремененный ни нашими земными заботами, ни лишним, столь милым нашему сердцу, скарбом, в момент кончины он стрелой возносится к небу и восседает одесную с богами. И счастье его будет вечным.
В то время как мы, груженые нашими земными дарами и обремененные всеми нашими земными страстями, напрасно будем громоздить весть наш скарб и все наше добро. Одно на другое, одно на другое. В надежде дотянуться до небес. Но позаимствуй мы что-то даже у других и сложив все это наше добро вместе, нам все равно будет недостаточно, чтобы выстроить башню. Не то, что до неба, до самой невысокой горы не вознесет нас она…
Наум Кислик, при всех его земных несчастьях и невзгодах, а может, и благодаря им, преодолел силу земного притяжения и ныне пребывает в других, лучших мирах. Не сочувствовать, а завидовать ему мы должны. И вдохновляться его примером. И молить Бога, чтобы дал нам хотя бы частицу его таланта!
Некая метафора эколого-гуманитарного толка, основанная на кратком извлечении из прочитанного.
Из Н. Кислика: *** Любая социальная структура – от крайнего фашизма до самого совершенного коммунизма — неизбежно опирается на «человеческую природу». Человек не может питаться камнями и дышать фтором, — это противоречит нашей природе. Невозможно создать общественную организацию, которая бы этой природе противоречила***. Как человек, имеющий непосредственное отношение к экологии, медицине и геологии, могу со всей серьезностью подтвердить, что «дышать фтором» невозможно, как и «питаться камнями». Все, что от природы, полезно только в малых дозах (великий врач Парацельс в средние века постулировал: «все вещества — яды и только доза может отличить яд от лекарства»). Добавлю только, что разрушительное действие «фтора» начинает проявляться с очевидного разрушения зубной эмали даже при небольшом избытке его концентрации в воде, а заканчивается деформацией костной ткани и гибелью всего организма. Нехватка же «фтора» в организме — путь к кариесу. «Фтор» — это эссенциальный элемент…
Ося, буквально на днях в Париже умер один из лучших друзей Наума художник Борис Заборов. Упоминание его имени есть в моей заметке. Я выразил соболезнование на странице друзей художника и приписал, что Заборов был другом Наума. Неожиданно прилетело краткое сообщение от Вениамина Смехова «Знал обоих, вспоминаю с теплом»
Да, что тут можно добавить? Светлая память храбрым и талантливым…