…ИЗМ
(открытка из Барселоны)

Трудно, очень трудно в это поверить… Самый разгар рабочего дня. И даже не обеденное время. Осень, конец сентября. В России рощи и поля, наверное, уже надели лучший свой, предсмертный, наряд. И, должно быть, уже скоро, очень скоро готовы будут сбросить его. Обнажив хрупкие жилистые остовы кустов и деревьев. Сырость, серость… бесприютность. По Гоголю.
Здесь же, в Испании, в Барселоне… Море без конца и без края. Небо… Не такое, быть может, синее, как в Фигерасе… (По свидетельству Дали, более синего неба, чем у себя на родине, в Фигерасе, он не видел нигде, а где он, этот Дали, только не побывал!) Но все равно синее-пресинее… С барашками белесоватых полупрозрачных облаков…
Море искрится в солнечных лучах. Играет и переливается. Как играют и переливаются всеми своими гранями россыпи бриллиантов. Кто видел такое количество – целые россыпи –бриллиантов? Но глядя на это море, можно себе их теперь представить.
Внизу, на дне, которое много ближе, чем кажется, эта морская рябь в тех же лучах солнца превращается в причудливую сеть, колеблющуюся и колышущуюся бесконечно. В нее уже оказались пойманными довольно крупные прозрачно-полосатые рыбы. Она, эта сеть, и тебя готова опутать и полонить. Но ты вовремя поднимаешь голову…
… И видишь… Нет, поначалу ты ослеплен солнцем и ничего не видишь, лишь свет, а когда глаза немного привыкнут, ты просто поверить не можешь им, своим глазам. Это мраморное тело, белое-пребелое на фоне других загорелых тел. С рыжими-прерыжими, все в кудряшках, волосами, где струями стекающими, а где гроздями свисающими на грудь – еще более мраморную и как бы светящуюся изнутри… С голубыми прожилками. И с сосками, имеющими какой-то странный и неестественный, бледно-фиолетовый цвет…
… Элизабет Сиддал – муза Данте Габриэля Россетти! Благодаря какому чуду она оказалась, проникла сюда? Через годы и через расстоянья… Это не Офелия, но ты уже представляешь себе ее, лежащей, подобно Офелии Джона Эверетта Милле, на зеленоватой глади едва волнующихся волн, в лучах всех этих бесчисленных бриллиантов. Или в колеблющихся сетях света и тени, что ниже. Уже на дне.
Хочется протянуть руку и остановить девушку от опрометчивого шага, но вовремя понимаешь всю абсурдность и бестактность этого своего жеста и остаешься там, где ты есть. Не в силах оторвать взгляда от всей этой земной и неземной (и не потому, что море) красоты и… благодати. Да, благодати… На грани моря и суши; суши – узкой полоски пляжа, бурной южной растительности и синеющих в отдалении гор – и неба; неба и сливающегося с ним на горизонте моря. На грани пространства и времени… Реального и воображаемого, подвижного и неподвижного, живого и неживого… Но никогда не мертвого… Вечно женственного и в каждый миг готового дать новую жизнь…
… К жизни, к нормальной уже жизни тебя возвращает некий новый объект, неожиданно вошедший, нет, буквально вплывший в эту столь гармоничную и благостную картинку. Самым ненатуральным и в то же время самым естественным образом появившийся в ней. Это большая и сильная стальная птица – самолет, плавно и уверенно идущий на посадку в аэропорт Барселоны.
… На фоне неба, на фоне гор, на фоне моря и этой мраморной и в то же время такой вдохновенной и трепещущей плоти, то ли входящей в воду, то ли выходящей из нее. В этой своей неуверенности как бы навсегда застывшей на грани трех стихий. … И тут же этот уверенно идущий на посадку самолет… Сюрреализм…