«ТВАРЬ ДРОЖАЩАЯ» ИЛИ… КРАЕУГОЛЬНЫЙ КАМЕНЬ ФИЛОСОФИИ ЧЕЛОВЕКА
Лишь тот спасения достоин,
Чья жизнь стремлением была.
Гете. Фауст
Вольно или невольно Тимур затронул интереснейшую тему, которая в философии человека играет едва ли не главенствующую роль.
«Тварь я дрожащая?» — задался за полтораста лет до Тимура этим же вопросом великий писатель, и второй частью его жестко и однозначно, будто гвоздь забил: «Или право имею?» Чрезмерно жестко и чрезмерно однозначно, добавил бы я: как будто бы по-другому и как-то иначе вопрос и поставить нельзя!
Нет, Федор Михайлович, можно! Но об этом позже.
Лет …дцать назад попала мне в руки небольшая книжечка в мягком переплете, брошюра даже скорее, чем книжечка. Привлекла же оно мое внимание своим названием. Там мало кому известный философ с не по-философски русской фамилией «Хвостов» делил всех философов и все философские школы на две основные категории – пессимистического и оптимистического направления. Уже одно это было для меня откровением. На лекциях по философии в институте нам об этом не говорили, там деление шло на материалистов и идеалистов.
Пессимисты: Кьеркегор, Хайдеггер, Шопенгауэр и неизвестный мне Гартманн, а также кому только не известный Кант – оценивали роль человека в истории невысоко, и мрачным им представлялся его, человека, конец. Парадоксальным образом роль и влияние этого философского направления росли по мере – казалось бы! – все более бурного роста и прогресса человечества в 19 и 20 веках – всемерного развития науки, техники, экономики, прорыва в социальной сфере и т.д. И на фоне всего этого вдруг экзистенциализм! E subito sera…
Тимура, наверное, можно было бы отнести к этой философской школе или направлению…
Да, почему-то там оказался еще и Джакомо Леопарди, который в моем тогдашнем представлении был лишь поэтом. Но это так – к слову.
К числу оптимистов автор относил в первую очередь Дж.Бруно, Лейбница и кого-то еще, но что меня тогда еще удивило, цитировал и приводил слова и высказывания не с только философов, сколько поэтов и писателей, а также литературных персонажей. И были все они из далекого прошлого, из того века, когда прогрессом-прогрессом в нашем понимании слова еще и не пахло, когда человек, казалось бы, зависел целиком и полностью от природы. И еще от каких-то высших сил…
Казалось бы, налицо явный парадокс. Человек слаб и немощен перед лицом природных и надприродных сил, а дух его оказывается необыкновенно силен! Нищета, голод, болезни, войны: в Европе после сорокалетней или столетней войны, мора и голода в живых осталась лишь четвертая часть населения, – а человек строит храмы, которые и сегодня еще удивляют нас дерзновенностью мысли и глубиной и прочностью веры, торжеством человеческого гения и стойкостью его духа, а в итоге – величия даже.
И обратная картина. Человек расплодился и размножился необыкновенно. Подчинил себе природные силы вплоть до атома, вышел в космос, вплотную подошел к реализации вековой своей мечты – общества всеобщего потребления и благоденствия… И на тебе! Как никогда нищ духом и мрачно взирает на свою жизнь и на свои перспективы… Задается вопросом, подобно Левону, что мол такое «дух»? Удивляется, подобно Тимуру, ничтожеству человека… И это молодой человек, замечу себе, у которого в отличие от нас вся жизнь еще впереди…
Я не буду пока продолжать и раскрывать далее этот вопрос, тем более что и для меня он еще не вполне открыт. Но опять-таки парадоксальным образом я становлюсь все большим оптимистом по мере приближения финальной черте. И то, что меня пугало в прошлом, в той же молодости, все меньше пугает меня с приближением старости. По мере истечения сил физических, нарастают силы духовные. Надеюсь, что этот процесс не остановится и не пойдет вспять и что тенденция эта сохранится…
Я надеюсь продолжить разговор на эту тему. Пока же поставлю многозначительное многоточие и сообщу, наконец, название той брошюры, которое не сообщил сразу, в начале этой своей заметки. Сознательно не назвал. Оставив это на вкусненькое, на десерт, на потом… Так вот, брошюра эта называлась «Этика человеческого достоинства». Не с нее ли, не с него ли, с названия, все таким парадоксальным образом изменилось в моей жизни?..
Не, не, не, подождите, давайте разбираться. Вы хотите отнести меня к пессимистам? С чего это вдруг? За какие заслуги? Осознание ничтожности перед миром, стихией, вселенной и пессимизм, это разные вещи. Я оптимист. Как говориться стакан воды наполовину полон. Мне больше нравится хороший и счастливый конец. Не я ли ждал и надеялся на happy end в рассказе «Деревня»? Не я ли искал луч света в темном царстве в одном из Ваших рассказов, на который Вы, Александр, мне ответили: «Нет, Тим, света здесь вы не найдете»? Не я ли спорил с Вами по поводу финала рассказа про бегуна, который бежал в лесу на свежем воздухе, у которого вроде всё было хорошо, даже свидание намечалось, а его нашли мертвым в лесу? Не я ли приводил Вам в пример фильмы Джеки Чана, где главный герой должен выживать, а не погибать? Как раз таки пессимизм есть в Ваших рассказах, а не в моих…
«Казалось бы, налицо явный парадокс. Человек слаб и немощен перед лицом природных и надприродных сил, а дух его оказывается необыкновенно силен!» …
«И обратная картина. Человек расплодился и размножился необыкновенно. Подчинил себе природные силы вплоть до атома, вышел в космос… И на тебе! Как никогда нищ духом и мрачно взирает на свою жизнь и на свои перспективы…».
Да, согласен, некий парадокс присутствует.
«Но опять-таки парадоксальным образом я становлюсь все большим оптимистом по мере приближения финальной черте.» — интересно, интересно. Здесь бы поподробнее…
Да ведь вы, Тим, и о «ничтожестве» человека не говорили, во всяком случае так, как понимает автор.
По поводу «твари дрожащей».
Не Федор Михайлович поставил этот вопрос, он лишь его зафиксировал. Достоевский всем романом или всеми романами доказывал, что человек «не тварь дрожащая», но «права» его определены жестким нравственным законом. И если уж в начале эссе читателю обещана была иная формулировка этого вопроса, то следовало бы в конце выполнить обещание и предложить вариант «усовершенствования» писателя.
Но больше всего меня поразил «Учебник достоинства» Хвостова. Ну что здесь скажешь! Чехову надо было всю жизнь «по каплям выдавливал из себя раба» учась достоинству. Процесс мог быть многократно ускорен, доживи он до учебник господина Хвостова. Не повезло….
Правда, боюсь, представления Чехова о чувстве собственного достоинства и Хвостова не совпадали… Вот, например, каким «откровением» Хвостов поразил профессора Н.П. Полетика, работавшего в Ленинграде и в Минске, а в 1973 г. эмигрировавшего в Израиль:
«Самое важное для меня,- говорил Хвостов,- это получить важный административный пост в исторической науке. Тогда я подберу и посажу своих людей во всех институтах и университетах […] Они станут моими агентами и будут информировать меня обо всех событиях в исторической науке, будут парализовать все враждебные козни и критику против меня, так что я получу возможность контролировать весь ход исторической науки»… (Полетика. Воспоминания, стр. 24) Ну и так далее.
Ты, Саша, точно уверен, что именно с книги этого автора начался твой духовный оптимизм?
Алла, мне кажется это разные Хвостовы. Тот, про которого пишет Саша, российский философ, умер в 1920 году, а ты упоминаешь советского Хвостова, умер в 1972 году. Один из них Владимир Михайлович, а второй Вениамин Михайлович.
Ах! И правда! Прошу прощения! Была невнимательна. Снимаю вторую часть комментария. Но о более «правильной» постановке вопроса хотелось бы узнать всё же…
Ну вот, пришлось читать «Этику достоинства» и в качестве наказания за поспешность, и для аргументации моего подозрения.
А подозрение мое состояло в следующем:
— если человек, за время своей жизни перелопативший не одну сотню книг, не составил себе представления о достоинстве к известному возрастному рубежу, то вряд ли чье-либо «откровение» способно его «перепахать»…
— я не верю в универсальность одной книги, даже Библии, да простят меня те, кто придерживается иного мнения. Мы все к известному возрастному периоду выработали свою систему ценностей, в соответствии с теми истинами, которые мы наблюдали в семьях(!), почерпнули в художественной литературе (прежде всего, классической), в философских трудах. Мы давно живем и действуем в этой системе ценностей, не задумываясь о ней, нам не надо ежедневно делать нравственный выбор.
Поэтому я позволила себе иронию и назвала труд Хвостова «учебником», имея в виду, скорее, Сашин восторг.
В «Этике» упоминаются романы Достоевского, но не в том контексте, который мы можем обнаружить в «Твари дрожащей». Хвостов говорит о силе любви к человеку, которую он считает одной из главнейших составляющих «духовности» и приводит в пример Соню. Ну и упоминается несколько раз старец Зосима, конечно, из «Братьев Карамазовых», когда автор говорит о том, что человек, ищущий духовного совершенства должен уметь «забыть о себе», или когда автор говорит о «чувстве экстаза» и о необходимости быть правдивым прежде всего с самим с собой.
После ознакомления со статьей меня удивило, что в заметке изложены хрестоматийные сведения о философах — скептиках и оптимистах, но ничего по сути самой работы. А она, действительно любопытна. Хотя бы тем, что во многом следует канве споров, ведущихся на Контрапункте.
На всякий случай сделаю несколько цитат-копий, (опубликована она в орфографии 1912 г.), если кто-то захочет более сильной аргументации.
Очень понравилось, что автор единодушен со мной в понимании ценности и счастья жизни: счастье жизни — это сама жизнь. (Баба Дуня тоже так считает :-))
Никаких особенных парадоксов в статье Хвостова я не обнаружила. Вот один разве только: отрицая самоубийство как способ решения проблем, он… повесился в 1920 г.
Вот, не поленился и, хоть и не без труда, но все же нашел, где я и когда уже писал на тему достоинства. Без малого два года назад. Теперь же, когда эта тема вновь всплыла в моих записях, считаю небесполезным присовокупить эти мои сегодняшние уже заметки к тем, что были. В дополнение, так сказать, к ранее поднятой теме.
Тем более что отдельный пост вроде как и не с руки создавать: никто из участников блога, за исключением Юли, не знает человека, о котором идет речь. С другой стороны, этот человек как бы воплощает в себе лучшие черты англичанина — каковым я лично его себе представляю. Кроме того, не исключено, что и некоторые мысли мои в этой связи кого-то заинтересуют. И,наконец, в данном случае я хочу использовать блог в том его значении и назначении, которое с самого начала предполагал для него Левон. Своеобразного архива, а я бы сказал — дневника. Как хранителя некоторых мыслей, настроений и впечатлений.
TRIBUTE TO…
В лице моего английского коллеги Джона Дэвиса всем-всем-всем почившим в это последнее время в Бозе англичанам, рок-музыкантам и не только, посвящается…
В философской школе, слушателем которой я являюсь, наступивший год объявлен «Годом достоинства», и прошлое занятие было посвящено этой теме.
Мы даже не представляем себе, сколько всего скрывается за этим понятием, да и за любым другим – стоит лишь задуматься и начать думать на эту тему.
По странному – или не странному, как мы люди, изучающие философию, считаем, – стечению обстоятельств эта тема, тема достоинства уже через неделю оказалась для меня актуальной. Она всплыла у меня в памяти и сознании по очень прискорбному, к сожалению, поводу – уходу из жизни моего английского коллеги Джона Дэвиса.
Не могу сказать, что хорошо знал этого человека. Так, периодически встречал его, в числе многих прочих, на выставках, семинарах, совещаниях… В целом мне ближе итальянцы и итальянский язык. Английский же в отсутствие практики я порядком подзабыл, он ушел у меня в пассив и извлекать его оттуда – это всегда усилие над собой, а человеку свойственно всегда выбирать более легкий путь; вот и я больше предпочитал общаться с моими италоязычными коллегами.
Дэвис же… Джон… Он всегда оставался в стороне, и лишь изредка мы перебрасывались с ним парой-другой слов. О погоде… То есть ни о чем, как любят англичане.
И лишь однажды судьба, а точнее общее дело свело меня с эти человеком. Настолько близко, что две ночи подряд мы провели с ним в условиях узкого пространства – купе поезда, следовавшего по маршруту сначала Москва-Йошкар-Ола, а затем — обратно в Москву.
Я не уверен, что Джон когда-нибудь в жизни слышал это название – Йошкар-Ола. Тем не менее, он безропотно согласился, как не возражал и не роптал, оказавшись в крайне стесненных и непривычных для себя условиях российского поезда и российского купе.
В этой связи мне вспоминается герой фильма Лоуренс Аравийский, который при переходе через пустыню и в условиях крайнего дефицита воды последние капли этой драгоценной жидкости неизменно использовал на… да, да, не удивляйтесь – на бритье! В пустыне! Где и бедуинов-то не было! Последние капли! Но думаю, что в силу этого-то он и выжил. И победил.
Наши условия были, конечно, несравнимо лучше, но думаю, что и в других куда более суровых Джон вслед за своим соотечественником вел бы себя не менее достойно.
Наша поездка прошла успешно. Мы добились заданного результата – получили заказ на установку Вайкинг оригинальной модели и конструкции. До сих пор в России работает лишь одна такая установка.
Но и Джон Дэвис, полагаю, был один такой. При всех своих лучших чертах англичанина, каким я его себе представляю. Знание себе цены без малейшего выпячивания себя. Принципиальность. Невозмутимость. Компетентность и желание поделиться своими знаниями с другими. И неизменная при всем этом скромность. Вот то, что я назвал бы — и называю – в этом случае достоинством.
Выглядит и звучит просто, но какая тысячелетняя история стоит и видится за всем этим! История ужасная и трагичная, но вместе с тем блестящая и победоносная. Первое, но не последнее, что приходит в голову, это речь короля Англии Георга VI в фильме Тома Хупера «Король говорит!» И тут же вслед за этим… Ох, как многое сразу же вспоминается тут, следует прямо-таки бесконечной цепочкой: одно к одному и одно за одним… Все же английский язык и английская культура – это был мой первый выбор, пусть и не вполне самостоятельный. Пусть и не вполне и не до конца прожитый… Но по-прежнему, как выясняется, любимый.
Язык и другая культура формируют тебя и делают другим человеком. Японцы уверяют, что дают тебе даже возможность прожить еще одну жизнь.
Мне приятно и в то же время прискорбно думать, что проживи я жизнь не с итальянским, а с английским языком, приобщись я в большей мере не к итальянской, а к английской культуре, я был бы похож на Джона Дэвиса…
Но и без этого мне было и есть чему поучиться у этого человека. И чувство собственного достоинства здесь не самый последний урок…
Когда там это все писалось? Левон не проставил дату. Во всяком случае несколько лет назад. Но как это сейчас отозвалось и встало поистине в полный рост. Я имею в виду «коронавирус» и реакцию человечества на него…
А вместе с этим встаёт и незабвенный образ Раскольникова. В памяти и… в жизни. При виде всего происходящего. И его же, Раскольникова, жалкий опыт.
Человечество, человек, как и «Родя», «осмелился», уверив себя в том, что» право имеет». И что же? — Раздавлен и унижен. Возвращен на свое законное место — в щель. И дрожит… Тварь дрожащая!