Этот рассказ моей дочери очень мне напомнил шесть слов Хемингуэя о ботиночках. Слов здесь больше, но боль, которую испытала Лика, та же. И дело совсем не в словах и уж точно не в их количестве.
Рассказ без названия,записанный со слов Лики.
В зоомагазине, куда я зашла купить песок для моего сирийского хомяка Ванечки, перед клетками с самыми затейливыми и экзотическими грызунами стояла пара, явно растерявшаяся от такого разнообразия.
Купив все необходимое, я уже направлялась к выходу, когда услышала голос молодого мужчины:
— Вы не могли бы нам помочь? Мы бы хотели купить хомяка в подарок нашей шестилетней дочери, но совершенно потерялись в выборе.
Я с энтузиазмом откликнулась, рассказала, что у меня было много разных хомяков, но лучшими считаю сирийцев.
— Они очень спокойные, доброжелательные, правда, немного ленивые, — захлебывалась я.
— Да-да! Это то, что нам надо!
В довершение я показала фотографии Ванечки и видео, где он, замерев надолго, позволяет себя гладить, и выдвинула последний аргумент:
— А самое главное, они живут на год дольше.
Мужчина посмотрел на меня каким-то сразу потухшим взглядом:
— Это как раз не самое главное…. у нашей девочки лейкемия…
Недавно пересмотрел (уже раз в третий) «В погоне за счастьем» c Уиллом Смитом. «Мокрило» весь фильм. Заметил, что самопроизвольные слезы появляются всегда в одни и те же моменты. Т.е., вероятно существуют «железные» приемы, которые вызывают у меня слезоотделение со 100%-ной вероятностью, и это при том, что в реальной жизни выдавить из меня слезу практически невозможно.
Причем, эти художественные приемы, штампы (?), как правило связаны с детьми, животными, встречами-расставаниями.
Проанализировав («препарировав» по Иосифу), могу сделать вывод, что мокрота (у меня) появляется в моменты реального сострадания к беззащитности, в том числе, основанного на каком-то собственном опыте (хотя какой был опыт, при просмотре «Молодой гвардии» в детстве?..). Или кубриковского Спартака, который тоже недавно пересматривал, мокрота выделялась точно в определенные моменты, в данном случае, не тогда, когда Кирка Дугласа прибивали к кресту, а когда его жена, уже распятому, показывала ему его сына…
Образы, демонстрирующие стойкость духа, жертвенность, неравную борьбу со смертью, безвыходностью, несправедливостью — вот железный рецепт для вызова мокроты у меня.
По поводу идеального по форме намедника Лики-Аллы.
Во-первых, здорово (не описанное здорово, а описано (а то, иногда в фейсбуке коробит — когда ставят лайки под заголовками, что кто-то умер…)).
Во-вторых, еще одно наблюдение-предположение. Если бы такой сюжет был выполнен в кинематографическом формате, мокрота (моя) была бы гарантирована. Но когда сталкиваешься с этим в реальной жизни, все как-то становится суше, строже, суровее, непоправимее. В результате этого организм, вероятно, мобилизуется, что дает совершенно разные реакции на реальность и художественные образы.
И последнее наблюдение, странно, но вышибить из меня слезу при просмотре любых фильмов про Христа, не удавалось ни разу, даже таким кровавым, как гибсоновские Страсти. Что-то не сострадается…
«Образы, демонстрирующие стойкость духа, жертвенность, неравную борьбу со смертью, безвыходностью, несправедливостью — вот железный рецепт для вызова мокроты у меня» (из комментария Левона)
Вот стихотворение Леонида Филатова, посвященное его внучке Оле, ради которой он смог прожить чуть больше, чем ему было дано.
Тот клятый год уж много лет, я иногда сползал с больничной койки.
Сгребал свои обломки и осколки и свой реконструировал скелет.
И крал себя у чутких медсестёр, ноздрями чуя острый запах воли,
Я убегал к двухлетней внучке Оле туда, на жизнью пахнущий простор.
Мы с Олей отправлялись в детский парк, садились на любимые качели,
Глушили сок, мороженное ели, глазели на гуляющих собак.
Аттракционов было пруд пруди, но день сгорал и солнце остывало
И Оля уставала, отставала и тихо ныла, деда погоди.
Оставив день воскресный позади, я возвращался в стен больничных гости,
Но и в палате слышал Олин голос, дай руку деда, деда погоди…
И я годил, годил сколь было сил, а на соседних койках не годили,
Хирели, сохли, чахли, уходили, никто их погодить не попросил.
Когда я чую жжение в груди, я вижу как с другого края поля
Ко мне несётся маленькая Оля с истошным криком: « дедааа погодии…»
И я гожу, я всё ещё гожу и кажется стерплю любую муку,
Пока ту крохотную руку в своей измученной руке ещё держу.
Грустный, трогательный рассказ, как и наша жизнь.