Забытые (неизвестные) поэты?
Я сейчас записываю и смотрю интересную серию передач на канале «Smithsonian», которая называется «Aerial America» («Америка с воздуха»). Каждая серия показывает с высоты птичьего полета или отдельные штаты или тематические обзоры как например «Самые интересные маленькие города Америки» и т. п. При этом, идет очень интересный комментарий об исторических событиях или интересных людях так или иначе связанных с показываемыми местами. Очень красиво, интересно и познавательно. В одной из этих передач я узнал о неизвестной мне доселе американской поэтессе 20 века Эдне Миллей. Она умерла в 1950 году в возрасте 58 лет пережив мужа на год упав с лестницы собственного дома. Впрочем, в передаче этих деталей не сообщалось. В передаче говорилось, что Эдна была первой из женщин, которая получила Пулицеровскую премию в 1923 году.
Наиболее распространенным жанром в котором Эдна писала бал жанр сонета и я решил перевести один из ее сонетов, который и предоставляю вашему вниманию. А то все перевожу на английский — так можно и родной язык забыть.
Интересно, что этот перевод я сделал вчера в день моего рождения, после всех поздравлений, которые получил. Так, что участники блога могут считать, что внесли свой вклад в мое неожиданное и мимолетное вчерашнее вдохновение. Спасибо всем за это.
Посвящаю этот перевод своей любимой тетушке Ольге Александровне Гильдебрандт-Щегловой-Мильман (потомку Российского дворянского рода), которой я во многом обязан возможности жить и работать в США и у которой, к тому же, сегодня (22 апреля) день рождения.
October, 1930
20 апреля 2014
Леша, раннее не приходилось высказывать свое мнение по твоим переводам, по причине не очень сильного английского.
Конечно, мне гораздо ближе «обратный» перевод c английского на русский. Здесь ты наверняка найдешь в моем лице заинтересованного читателя, ну, и, естественно, критика…, критика, не очень хорошо знакомого с основами теории поэтического перевода, но очень любопытствующего этими вопросами.
Перевод твой понравился, точнее «твой стих».
Разве что в строчке «Но среди всех живых я чувствую себя», по-моему размер сбился, может лучше просто «Среди живых я чувствую себя», — исключительно по ритму.
Внимательно прочел и стихотворение и перевод, мне показалось, что перевод близок к идеальному. Не хуже Маршака. И строчка «Но среди всех живых» тоже не нуждается в корректировке
Прежде всего, хотелось бы поприветствовать это новое начинание Алексея. Я люблю новые начинания, порывы, инициативы, особенно интуитивного свойства, идущие из глубины сердца и души, а не от внешних источников и побудительных мотивов. Это говорит об определенном состоянии души, о ее избытке и готовности излиться чем-то новым и неожиданным.
Показателен момент и факт посвящения… Многое, все слилось в одну точку и вылилось вот в такой перевод – акт творения, случайный и неслучайный одновременно. Откровенческий момент, он очень важен для меня, так как хоть немного приоткрывает плотную завесу, скрывающую тайну творчества… Я и в себе постоянно ищу и провоцирую такие моменты откровения, я к ним иду, я к ним прислушиваюсь, я их побуждаю и ими упиваюсь – есть мало чего на свете, что приносит радость, сопоставимую с актом творчества!
Поздравляю поэтому тебя, Леша, с пережитым восторгом, а, может быть, и счастьем.
По-моему это даже важнее, чем результат. В любом случае результат вторичен. И над результатом можно – и нужно – работать и работать. Ни один из своих переводов и ни одну из своих работ, за редчайшим, может быть, исключением, я не считаю законченной и завершенной, совершенной и тем более близкой к идеалу. Хотя и верю в то, что этого можно достичь. Но где взять время и терпение? Нет у нас в жизни ни того, ни другого, хотя иногда мне кажется, что даже крупица, даже малая частица этого идеала способна оправдать всю нашу жизнь. Мы же зачастую тратим наши жизни, черт те знает, на что, а не на поиски идеала.
Мысль, заложенная в стихотворении Эдны Миллей великолепна и высока, ее эмоция – неподдельна, чрезвычайно глубока и заразительна. Форма – не уверен, что она столь же совершенна. Я привык к тому, что стих должен литься и лететь, как музыка, здесь же уже в оригинале я спотыкаюсь на каждой строчке. Ты, Леша, постарался эту форму повторить, и твой стих тоже начал спотыкаться. Задайся я целью перевести эти строки, я бы постарался все эти шероховатости оригинала убрать и выйти на свободное пение. Хотя кто-то может сказать, что должно быть так и что это правильно – что эмоции, мол, переполняют автора, захлестывают его и приводят к сбоям и неровностям ритма и стиха…
Я бы долго сидел и ломал голову над этими строфами. Некоторые из них мне просто не до конца понятны. Их надо домысливать, дочувствовать, допереживать… Не уверен в том, что у меня как у мужчины это получилось бы вполне… Часто вспоминаю слова нашего мудрого преподавателя по переводу Альдо Биндовича Канестри: «Не спешите… Подумайте – час, два… день… неделю… Столько – сколько надо… И в конце концов, может быть – откажИтесь…»
И наконец. Перевод это удел тех, кто не может писать и создавать сам. Сколько я напереводил в своей жизни! Но это и путь к будущему свободному творческому акту. По себе знаю.
Мое пожелание — продолжай работать в этом направлении, и результат не заставит себя ждать, По крайней мере от раза к разу, от перевода к переводу он будет все лучше и лучше. Но опять-таки главное даже не это, а та радость сотворчества и творчества, что тебе принесет эта работа!
Автор мне неизвестен, но если судить по переводу (мой английский…), стихи писал хорошие. Перевод (насколько я способен верно оценить) мне понравился.
Левон мне кажется неправ, у Алексея строфа (или строка?) звучит убедительнее.
Андрей, про Маршака я бы поспорил.
Несколько лет назад (в период увлечения аудиокнигами) я слушал сонеты Шекспира. После чего стал перечитывать в разных переводах.
Почему к ним обратился (сравнивая с оригиналом и подстрочником).
Потому что пришёл к убеждению, что перевод (Маршака) отличается от оригинала, как авторский текст и его адаптация для подростковой аудитории.
В коем (заблуждении?) пребываю до сих пор.
Алексей спасибо за открытие.
Бабаяну. Левон, я рад, что тебе понравился «мой стих». Правда, я не совсем понял, почему ты так его окрестил. Это, все же, перевод, в котором я, как всегда, стараюсь использовать по максимуму слова, мысли и стиль автора. Я надеюсь, что ты пересмотришь свое замечание об одной строке перевода, которая показалась тебе выбивается из общего ритма. Я склонен согласиться с обоими Андреями, что строка звучит вполне в униссон и не смог, как ни старался, обнаружить какого-бы то-нибыло нарушения.
Казачкову. Андрей, твое мнение, как нашего признанного поэта, мне особенно приятно.Интересно, что моя тетя тоже упомянула Маршака, но наверное потому, что он известен переводами сонетов, правда другого автора.
Кулагину. Андрей, я рад, что для тебя, как наверное самого начитанного из нас человека, Эдна Миллей явилась открытием. Моя основная задача и была поделиться своим открытием и постараться передать колорит этой поэтессы для русскоговорящих людей. Похоже, что это мне удалось. Относительно Маршака — тоже согласен с тобой. Я не являюсь большим знатоком ни поэзии Шекспира, ни переводов Маршака. Однако, прочитав один из его переводов и сравнив с оригиналом, не увидел ничего общего, как будто прочитал два разных произведения. Мне кажется такой, перевод имеет право на существование, однако, для меня большее значение имеет передача всех качеств оригинала (мысль, слова, размер, ритм). Будет интересно попытаться перевести на русский «стихи» Уитмана или По. Я присматриваюсь к ним, но пока не кликнуло. Я знаю, что Брюсов занимался этими поэтами, однако специально даже не хочу знакомиться с его переводами, чтобы не поддаться его влиянию, а сделать что-то свое. Хотя, повторюсь, даже не представляю, как это можно перевести, в основном потому, наверное, что мне их стихи не нравятся, по-видимому, в силу ограниченности моего поэтического вкуса.
Бабкову. Саша, я свои переводы тоже не считаю идеальными, но не могу не учитывать мнение Андрея Казачкова, который посчитал этот перевод «близким к идеальному». Я думаю, он имел в виду, что сам не смог бы или не хотел бы перевести намного лучше, ввиду наличия данного перевода. Однако, в отличие от тебя, я считаю свои переводы законченными и скорее всего не буду возвращаться к ним в будущем. Делая переводы, я преследую вполне конкретную и, в общем-то, очень приземленную цель — постараться поделиться культурой одного языка с людьми, говорящими на другом языке. Я даже не считаю это творчеством, а скорее просто занимаюсь тем, что мне нравится и дается легко. К творческому я больше отношу то, чем я занимаюсь на работе, пытаясь наиболее красиво, но эффективно решать задачи и проблемы в области программирования. Создание же переводов просто продиктовано глубоким желанием поделиться тем, что я знаю с теми, которые без моего перевода не смогли бы этого знать. Но в обоих случаях, именно результат, а не процесс, я ставлю во главу угла. Я только делаю это, потому, что процесс этот для меня очень легкий, а результат очень приятный. Самое сложное в любом переводе (для меня) — это вчитаться, и вжиться в форму и смысл, понять, что главное. Иногда — главное форма, иногда — содержание, но всегда надо сохранить, по возможности, и то и другое. Иногда этот процесс занимает часы даже для короткого стихотворения. Но после того, как содержание и форма ясны, сам перевод происходит как-то сам собой и довольно быстро. Предлагаемый перевод сонета Эдны я сделал за пару часов в воскресенье, а потом подработал в понедельник.
Могу привести другой пример переводов, результат которых доставил и продолжает доставлять мне радость. Переведя нашу студенческую песенку «Мы приехали сюда с темных переулков… Голубые трусики, беленькие майки» (» We came here almost bare… White t-shirts, blue panties»), я с большой радостью слышу, что мой зять, американец, напевает эту песенку дома (на английском) и мы поем иногда вместе во время семейных застолий. Такой же восторг я испытываю, когда могу в англоязычной компании прочитать Андрюшин стих «Вчера паркетчик к нам пришел, Копаев Петя…». Надеюсь Андрей мне простит, но я всегда сообщаю, что это не мое стихотворение а перевод стихотворения одного моего талантливого школьного друга. Конечно, ты можешь сказать: «Нечего баловать этих америкашек; пусть учат русский язык и напевают…».
А начал я переводить на английский во время одной довольно долгой поездки на автомобиле на очередной футбольный турнир. Тогда у меня крутилась в голове мелодия Интернационала и я ее напевал, а потом стал подбирать и напевать тоже самое по английски. Получилось довольно недурно. Что это — творческий процесс? Скорее просто возможность скоротать время в долгой поездке.
Алексей!
Каюсь, мой комментарий был, более рассчитан на втягивание тебя в дискуссию по переводческой тематике поэзии, вообще, которой весьма интересуюсь, нежели на выражение своего мнения по конкретной работе.
Осмелюсь в столь строгой и профессиональной с языковой точки зрения компании высказать несколько своих соображений по поэтическому переводу.
Переводами я был увлечен, особенно в конце семидесятых в пору увлечения поэзией символистов. Отчасти, этому послужил, выменянный на толкучке на блок Marlboro, старенький сборник, в котором были представлены переводы одних и тех же стихов разными авторами. Меня уже тогда поразила безграничная вольность трактовок и форм в ущерб оригинальному смыслу и в пользу замещающего поэтического новообразования. По большому счету, можно это называть, как «по мотивам» или «вариации на тему».
Чтобы не быть голословным, вот, к примеру, варианты известного стихотворения Верлена в трех переводах.
ART POETIQUE (ИСКУССТВО ПОЭЗИИ)
(Брюсов)
О музыке на первом месте!
Предпочитай размер такой,
Что зыбок, растворим и вместе
Не давит строгой полнотой.
Ценя слова как можно строже,
Люби в них странные черты.
Ах, песни пьяной что дороже,
Где точность с зыбкостью слиты!
То — взор прекрасный за вуалью,
То — в полдень задрожавший свет,
То — осенью, над синей далью,
Вечерний, ясный блеск планет.
Одни оттенки нас пленяют,
Не краски: цвет их слишком строг!
Ах, лишь оттенки сочетают
Мечту с мечтой и с флейтой рог.
Страшись насмешек, смертных фурий,
И слишком остроумных слов
(От них слеза в глазах Лазури!),
И всех приправ плохих столов!
Риторике сломай ты шею!
Не очень рифмой дорожи.
Коль не присматривать за нею,
Куда она ведет, скажи!
О, кто расскажет рифмы лживость?
Кто, пьяный негр, иль кто, глухой,
Нам дал грошовую красивость
Игрушки хриплой и пустой!
О музыке всегда и снова!
Стихи крылатые твои
Пусть ищут, за чертой земного,
Иных небес, иной любви!
Пусть в час, когда всё небо хмуро,
Твой стих несётся вдоль полян,
И мятою и тмином пьян…
Всё прочее — литература!
(Тхоржевский)
Музыки, музыки прежде всего!
Ритм полюби в ней, — но свой, непослушный,
Странно-живой и неясно-воздушный,
Всё отряхнувший, что грубо, мертво!
В выборе слов будь разборчивым строго!
Даже изысканным будь иногда:
Лучшая песня в оттенках всегда!
В ней, сквозь туманность, и тонкости много,
Словно блестит чей-то взор сквозь вуаль,
Солнце в полуденной дымке трепещет,
Звездочка искрой голубенькой блещет
В небе осеннем, где стынет печаль…
Нам ведь оттенки нужны! Краски грубы,
Красок не нужно, оттенки лови,
В них лишь сплетаются, в чуткой любви
Грезы и призраки, флейты и трубы…
Дальше беги от иронии злой,
Прочь и рассудок, сухой и бравурный,
Всё, что печалит взор неба лазурный,
Все эти пряности кухни дрянной!
И красноречье: сверни ему шею!
Всё, что фальшиво и вяло гони!
Рифму себе и уму подчини,
Да не запутайся с нею!
О, эта рифма! С ней тысяча мук!
Кто нас пленил побрякушкой грошовой?
Мальчик глухой иль дикарь бестолковый?
Вечно «подпилка» в ней слышится звук!
Музыки, музыки вечно и вновь!
Пусть будет стих твой — мечтой окрыленной,
Пусть он из сердца стремится, влюбленный,
К новому небу, где снова — любовь!
Пусть, как удача, как смелая греза,
Вьется он вольно, шаля с ветерком,
С мятой душистой в венке полевом…
Всё остальное чернила и проза!
(Пастернак)
За музыкою только дело.
Итак, не размеряй пути.
Почти бесплотность предпочти
Всему, что слишком плоть и тело.
Не церемонься с языком
И торной не ходи дорожкой.
Всех лучше песни, где немножко
И точность точно под хмельком.
Так смотрят из-за покрывала,
Так заблет полдни южный зной.
Так осень небосвод ночной
Вызвежживает как попало.
Всего милее полутон.
Не полный тон, но лишь полтона.
Лишь он венчает по закону
Мечту с мечтою, альт, басон.
Нет ничего острот коварней
И смеха ради шутовства:
Слезами плачет синева
От чесноку такой поварни.
Хребет риторике сверни.
О, если б в бунте против правил
Ты рифмам совести прибавил!
Не ты, — куда зайдут они?
Кто смерит вред от их подрыва?
Какой глухой или дикарь
Всучил нам побрякушек ларь
И весь их пустозвон фальшивый!
Так музыки же вновь и вновь!
Пускай в твоем стихе с разгону
Блеснут в дали преображенной
Другое небо и любовь.
Пускай он выболтает сдуру
Всё, что впотьмах чудотворя,
Наворожит ему заря…
Всё прочее — литература.
Полагаю, что даже без оригинала можно предположить весьма широкий ассоциативный ряд, которым пользовались Брюсов, Тхоржевский и Пастернак при переводе данного стихотворения.
Так вот, и по поводу «стиха», понятно, что переводы, но сколько личного, не побоюсь современного слова — креативного в этих переводах.
И есть ли дело простому читателю, в этом случае, до соответствия оригиналу?
Наверно, это уже дело литературоведов определять степени приближения.
Вопрос, насколько это надо, именно, в поэтическом переводе?
Мне, как простому любителю поэзии, наверно, не надо.
Мне же, как искусствоведу (литературоведу, музыковеду), конечно, надо. Но уж точно, в этом случае, не Брюсов с Пастернаком, вполне хватит и хорошего подстрочника.
Теперь о форме и про «Но среди всех живых…»
Я, как известно, достаточно строго отношусь к поэтической форме (с А. Кулагином, к слову, мы расходимся в этом вопросе).
Например, мне понятны используемые стихотворные размеры и рифмованности, приведенных вариантов, несмотря на их различия.
Собственно, вопросы, которые хотелось бы задать:
Меня одного корёжит от размерных неточностей?
Или в поэтических переводах передача смысла может превалировать над формой (но где допустимый порог формоискажения)?
И надо ли, в этой связи, вообще, задавать вопрос о форме и стихотворном размере перевода Алексея, тем более, если автор сам сужает свою цель до лишь «постараться поделиться культурой одного языка с людьми, говорящими на другом языке?»
Кстати, и не в тему, недавно пришло в голову очередное определение искусства.
Искусство — это одна из вечных тем, рассказанная новым языком или новая тема, рассказанная языком традиционным.
Еще раз хочу обратить внимание на мой не профессионализм в вопросах, собственно, языковых и, соответственно, переводческих.
И очень хотелось бы поддержать Алексея, именно, в переводах с английского на русский.
И очень бы хотелось услышать мнение других по вопросам формы в поэтическом переводе.