Никакие мои попытки в комментариях обратить внимание наших блоговчан на недавно открытого мной писателя Гайто Газданова не увенчались успехом. Между тем, я продолжаю настаивать, чтобы вы познакомились с творчеством этого писателя. Было бы очень любопытно мнение наших более начитанных товарищей. Поскольку я не обладаю достаточными литературными качествами, чтобы написать сколько-нибудь убедительную рецензию, предлагаю вашему вниманию коротенькую предпоследнюю главу из романа Газданова «Полет». Если эта глава не покажется вам интересной (любопытной, занимательной) и не подвигнет прочитать весь роман, что-же – значит я совсем не разбираюсь в литературе (что очень даже вероятно). Но хотелось бы проверить мои ощущения на вашем господа (товарищи) опыте.

Одновременно, прошу высказаться по более общему вопросу: подходит ли этот писатель для изучения в Российской школе. Какие другие писатели должны бы изучаться в школе, чтобы способствовать более глубокому духовному воспитанию подрастающего поколения и помочь появлению таких людей, которыми мы могли бы гордиться. Не уверен, что это сколько-нибудь выполнимая задача, но хотелось бы верить в лучшее.

В этом небольшом пространстве внутри аэроплана, летевшего над
Ла-Маншем, был сосредоточен в эти последние минуты целый мир
разнообразных и неповторимых вещей, несколько долгих жизней,
множество правильно и неправильно понятых чувств, сожалений,
надежд и ожиданий — это была целая сложная система человеческих
отношений, на тщетное изложение которой потребовались бы, быть
может, годы упорного труда. Их соединение вместе, именно здесь и
именно теперь, было, в свою очередь, результатом миллиона
случайностей, неисчислимое богатство которых недоступно
человеческому воображению, так как для того, чтобы знать точную
причину, приведшую каждого из этих пассажиров в аэроплан, нужно
было бы знать все, что предшествовало этому полету, и
восстановить, таким образом, в эволюции последовательных
обстоятельств почти всю историю мира. И расчет, который привел
каждого из этих людей сюда, исходил, может быть, из давным-давно
совершенной — в неизвестных для нас условиях — ошибки, если слово
«ошибка» здесь вообще имеет какой-нибудь смысл. Но точно так же,
как мы видим небо полукруглым сводом в силу оптического недостатка
нашего зрения, так же всякую человеческую жизнь и всякое изложение
событий мы стремимся рассматривать как некую законченную схему, и
это тем более удивительно, что самый поверхностный анализ убеждает
нас в явной бесплодности этих усилий. И так же, как за видимым
полукругом неба скрывается недоступная нашему пониманию
бесконечность, так за внешними фактами любого человеческого
существования скрывается глубочайшая сложность вещей, совокупность
которых необъятна для нашей памяти и непостижима для нашего
понимания. Мы обречены, таким образом, на роль бессильных
созерцателей, и те минуты, когда нам кажется, что мы вдруг
постигаем сущность мира, могут быть прекрасны сами по себе — как
медленный бег солнца над океаном, как волны ржи под ветром, как
прыжок оленя со скалы в красном вечернем закате, — но они так же
случайны и, в сущности, почти всегда неубедительны, как все
остальное. Но мы склонны им верить, и мы особенно ценим их, потому
что во всяком творческом или созерцательном усилии есть
утешительный момент призрачного и короткого удаления от той
единственной и неопровержимой реальности, которую мы знаем и
которая называется смерть. И ее постоянное присутствие всюду и во
всем делает заранее бесполезными, мне кажется, попытки представить
ежеминутно меняющуюся материю жизни как нечто, имеющее
определенный смысл; и тщетность этих попыток равна, быть может,
только их соблазнительности. Но если допустить, что самым важным
событием в истории одной или нескольких жизней является последний
по времени и только раз за всю жизнь происходящий факт, то полет
аэроплана, в котором находились Сергей Сергеевич, Лиза, Лола Энэ,
Людмила и жизнерадостный человек в съехавшей шляпе, был именно
этим событием, потому что, когда аэроплан находился над серединой
пролива, люди, ехавшие внизу, на пароходе, видели, как он
стремительно падал вниз, объятый черно-красным вертикальным вихрем
дыма и огня.