КТО МАТЕРЬ МОЯ? И КТО БРАТЬЯ МОИ?
Вижу себя среди тех «чумазых русских мальчишек», которых упоминает Семен в своем рассказе. Не думаю, правда, что был настолько уж «грязен и чумаз» — мне бы тогда здорово, да еще как досталось от моей «чистюли» бабушки! А бабушки я боялся… Хотя и любил до самозабвения.
Скорее всего, вижу себя, в том же Днепропетровске, мокрым и счастливым – впервые за многие дни все испепеляющей жары пошел дождь, да не просто дождь, а, как там часто бывает, настоящий тропический ливень, с жуткими громами и молниями – настоящее светопреставление! Но нам, ребятам, не страшно. Мы поскидывали с себя то подобие одежды и обуви, что на нас было, и пляшем эдакими счастливыми папуасами под потоками льющейся с неба воды, а потом, когда она на небе, так же неожиданно, как появилась, заканчивается, долго еще бегаем по потокам и по лужам во дворе и особенно на Комсомольской. Машин нет, машины все встали. Прохожих тоже нет. Пока не спадет вода, никто и носу не высунет из дома. Вся улица наша, и мы ее полновластные хозяева. Это придает нашей языческой экзальтации какой-то особый восторг, и мы без устали носимся по лужам, поднимая в воздух целые фонтаны брызг…
Да, Жени Селионова не было тогда с нами. Как не было его и в ходе многих наших прочих игр, да что уж там, порой и откровенных хулиганств – катаний на подножках поездов детской железной дороги в Парке Чкалова, срезания соседских бельевых веревок для лассо, разбивания лампочек из рогатки, проникновения на спор без билета в кино, рыбной ловли в пруду того же Парка Чкалова… И много-много, чего еще другого.
Женя появлялся, как правило, по случаю событий иного рода, особенно тех из них, что предполагали участие девочек. С девочками, кстати сказать, «русскими» он в основном-то и дружил. Или ему разрешали дружить. Это были именно что «события» и «мероприятия» — музыкальные вечера, концерты, устраиваемые в помпезной беседке в стиле ампир на границе нашего двора и парка, литературные лото или вечерние посиделки с бесконечными «страшными» историями, после которых я подолгу не решался зайти в свой полутемный подъезд…
В основном же над Женей подшучивали и подтрунивали, и, возможно, не всегда по-доброму – дети редко прощают и спускают с рук «инакость», непохожесть на них самих и желание в чем-то выделиться.
Многие, к сожалению, не утрачивают это свойство и во взрослом уже возрасте, проносят его через всю жизнь. К счастью, не я. Я и сам-то был не до конца «серой вороной» в нашем дворе на улице Комсомольской в Днепропетровске. Я был москвичом, ходил в элитную по тем временам спецшколу «с преподаванием ряда предметов…», бабушка моя во дворе пользовалась особым уважением в силу принципиального своего характера и в силу того, что сын ее, мой отец, в Москве работал в престижной организации при МИДе… Национальных предрассудков у меня точно не было. В нашем классе больше половины было евреев. Но тема эта никогда не будировалась, и в стенах школы я слово это прочел впервые в классном журнале уже совсем другой школы — в классе 9-м или даже 10-м.
Со временем я проникся глубоким уважением к выдающимся интеллектуальным способностям представителей этой нации, к их начитанности и эрудиции, интеллигентности. Я старался за ними тянуться и, по возможности, не уступать. Мне с ними стало куда интереснее, чем с моими прежними друзьями по детским играм.
По иронии судьбы… Семен пишет «жена у меня русская, да и дети тоже»… По иронии судьбы – жена у меня — еврейка и дети, по крови, конечно, тоже, но кого теперь «кровь» интересует и кто в ней в состоянии разобраться, по крайней мере, в том кругу, в котором мы вращаемся?..
«Круг» — вот что важно, а вовсе не принадлежность к той или иной нации и национальности. В круге низшем, первом (извиняюсь за невольную параллель с романом Солженицына) вопрос «крови» и национальности действительно стоит и имеет значение. Ничего не поделаешь, таков уровень входящих в него людей, живущих в основном инстинктами. На последующих кругах, коль скоро удастся на них подняться и до них дорасти, роль «крови» резко снижается, а на первый план выходят совсем другие ценности.
В этой связи мне хотелось бы воспользоваться уже имеющимся материалом. Буквально вчера написанным мною. Несколько по иному поводу и, возможно, даже не совсем завершенным. Но способным, по моему мнению, прояснить и развить данное явление.

«Интересную мысль вычитал вчера у Пришвина. В очередной раз перечитав «Капитанскую дочку» Пушкина, не в Ельце, где он, Пришвин, родился, не в Петербурге, где «наладился жить», а в «Капитанской дочке» находит он вдруг свою родину – «непревзойденную в своей простой красоте, и что всего удивительней, в органически сочетавшейся в ней доброте и мудрости человеческой»…
Совершенно верно! Родина – понятие не географическое, нет! Родина – понятие духовное! Художник создает, творит эту свою духовную родину и лишь наделяет ее отдельными чертами своей географической родины. Возможно, само слово «родина» неправильное, недостаточное для характеристики этого явления. Наверное, слово «мир» более подходит. Да, художник творит свой собственный мир, и родина в нашем обычном понимании является лишь частью его. Существенной, большой, но лишь частью.
Мир художника гораздо пространнее и богаче. И беспредметнее. Это скорее мир идей и образов, чем каких-то конкретных вещей. И именно его, точнее какую-то часть его художник пытается выразить в своих произведениях.
Ностальгия по родине у художника – это не тоска только по каким-то конкретным местам и предметам: березкам, полям, лесам и лугам, отчему дому… — по всей совокупности того, что осталось в отчем крае. Нет, главное это тоска по прежнему образу жизни и кругу друзей и соратников – той среде, в которой он сформировался как человек и как художник.
Нечто аналогичное тому, что происходит с родиной художника, происходит и с его непосредственным окружением. Родными и близкими ему становятся не столько люди, близкие по крови, сколько – по образу мысли и по стилю жизни – духовно близкие ему люди. В этом смысле становится понятным поведение Христа, когда в ходе проповеди он отказывается выйти к родной матери и братьям, пришедшим в город едва ли не с единственной целью – повидаться с ним. Со словами: «Кто Матерь Моя? и кто братья Мои?- и, указав рукой Своей на учеников Своих, — Вот матерь Моя и братья Мои» (Матф. 12:46-49).
Как и в случае с «родной землей», «родная кровь» — это первый и наиболее низкий уровень связей и отношений – естественный, так сказать, и данный нам от рождения. Будь человек представителем лишь тварного мира, останься он только на этом уровне, все было бы иначе и привязанность к земле и к крови была бы полной. Но коль скоро самим Создателем человеку предназначено большее и миссия его выше, чем у всех остальных существ на земле, он, человек, и не ограничивается тем, что ему от рода и от рождения дано. И выходит на новый уровень понимания и сознания всего.
Вот почему Пришвин с такой «легкостью» меняет Елец и Петербург на «Капитанскую дочку» Пушкина…

В этой связи вспоминаю слова Аллы: «Читаю и перечитываю твои вещи» — и тщу себя мыслью, что, может быть, еще и потому, что в них она тоже усматривает маленький кусочек своей родины… В данном случае, правда, не только духовной, но и фактической, географической тоже.