Конец года, на счастье, был заполнен очень плотно
(«Москва согревающая» — две площадки. 17 работ).
Всё это не способствовало блоговской активности.
Начался новый год.
Появилось свободное время.
Захотелось вернуться к проблемам затронутым в статье Кончаловского.
К этому подвигло и рассуждение о ней (о том кто определяет цену)
одного из авторов московского проекта.
Вопрос о цене — вторичен (даже если он интересен в принципе).
ВАЖЕН ВОПРОС. ЧТО ТАКОЕ ИСКУССТВО.
Я не сомневаюсь в эрудиции Кончаловского.
Просто есть круг тем которые его не интересуют
(это видно по системе его аргументации).
Но это как обсуждать футбол с поклонником хоккея.
К счастью в последнее время есть, что почитать.
Список.
на снимке Ливия (4,5 месяца) активно интересующаяся литературой
Филипп Серс.
Тоталитаризм и авангард. В преддверии запредельного. 2012Автор показывает, что истинным устремлением исторического авангарда были не чисто формальные инновации, а установление связи личности с абсолютом и преобразование мира. В книге разбираются произведения таких мастеров искусства XX века как С.Эйзенштейн, К.Швиттерс, М.Дюшан, В.Кандинский, Г.Рихтер, М.Рэй.
Тьерри де Дюв.
Живописный номинализм. Марсель Дюшан, живопись и современность. 2012Предметом книги вляется одно из ключевых событий в истории новейшего искусства — переход Марселя Дюшана от живописи к реди-мейду, демонстрации в качестве произведений искусства выбранных художником готовых вещей.
Тьерри де Дюв.
Именем искусства. К археологии современности. 2014Написанная в период осознания логического конца модернизма и — шире — модерна, то есть определяющего всю европейскую культурную историю Нового времени проекта Просвещения, книга Тьерри де Дюва является одной из немногих попыток дать философскую оценку коренным переменам, происшедшим в искусстве на протяжении ХХ века, и наметить координаты его возможного будущего. Матрицей для этого пересмотра понятия искусства становится кантовская теория эстетического суждения, а его активным элементом — реди-мейд, через оптику которого автор прочитывает Канта.
Бруно Мунари.
Искусство как рeмесло. 2014Впервые вышла в 1966 году, перевернув привычные представления о задачах художника. Не разделяя дизайн и искусство, Мунари показал новые области для художественного творчества в современном мире.
Кэлвин Томкинс.
Жизнеописания художников. 2013Среди тех, о ком пишет Томкинс — Деймиан Херст, Синди Шерман, Джулиан Шнабель, Ричард Серра, Джеймс Таррел, Мэтью Барни, Маурицио Каттелан, Джаспер Джонс, Джефф Кунс и Джон Карин.
Кэлвин Томкинс.
Марсель Дюшан. Послеполуденные беседы. 2014Небольшой по объему, но весьма важный по содержанию сборник поздних интервью художника Марселя Дюшана.
Иржи Кулка.
Психология искусства. 2014В книге представлены разнообразные методы психологического исследования применительно к сфере искусства, механизмы становления личности человека-творца, различные формы воздействия искусств на человека.
Ханс Рихтер.
Дада — искусство и антиискусство. Вклад дадаистов в искусство XX века. 2014Одна из главных книг по истории, теории и философии дадаизма, написанная активным участником движения.
Петер Бюргер.
Теория авангарда. 2014Книга немецкого философа и одного из первых теоретиков авангарда Петера Бюргера «Теория авангарда» была впервые издана в 1974 году.
Натали Эник.
Слава Ван Гога. Опыт антропологии восхищения. 2014Что такое слава художника и на что похож путь от нищего и непризнанного гения до знаменитости и культурного героя.
Рауль Ванейгем.
Бесцеремонная история сюрреализма. 2014Научно-эмоциональное исследование, принадлежащее перу бельгийского философа и историка, одного из лидеров Ситуационистского Интернационала.
Хэл Фостер.
Дизайн и преступление. 2014Дизайн по Фостеру — это пораженческое искусство без заложенного внутри смысла.
Пирошка Досси.
Продано! Искусство и деньги. 2011В своем исследовании автор пытается раскрыть секреты системы, которая позволяет художникам зарабатывать миллионы и заставляет простых смертных возмущаться по поводу этих самых миллионов, полученных вроде как «ни за что».
Андрей, недейственная какая-то у тебя аргументация! Ты бы хоть резюме краткое составил из всего приведенного, но не уверен, что прочитанного тобою… Так сказать, основную мысль… Недейственная еще и потому, что вряд ли кто в состоянии прочесть все перечисленные тобою фолианты. А вот мои заметки «Вечер и утро», надеюсь, прочтут. Не все и не со всем согласятся — это да. Но, по крайней мере, лишний раз задумаются…
Саша, объясняю.
Лень было ещё раз копаться в статье уважаемого Кончаловского, поэтому воспользовался изложением четырех условий искусства (Кончаловского), сделанных Левоном:
Первое – талант, дар Божий.
Второе условие для существования искусства – это мастерство.
Третье условие для создания произведения искусства – сообщение чувства прекрасного.
Четвертое — новаторство.
Боюсь, что это слишком примитивно даже для начальной школы.
И при этом сами постулаты не связаны между собой ничем кроме циферок.
О приведённом списке.
Свою аргументацию я излагал на протяжении последних лет неоднократно и на страницах нашего блога и устно, в наших беседах.
Она (моя позиция), всем хорошо знакома.
Я и не предлагаю с ней соглашаться. Единственное к чему я призываю, сторону придерживающуюся другого мнения, немного выйти из круга четырёх, предложенных Кончаловским, аргументов и добавить к обсуждению ещё несколько.
Для этого я и предложил этот список (с краткими аннотациями).
Даже если просто пролистать любую из них, то станет понятно насколько бессмысленна и бесперспективна полемика с Кончаловским.
Я бы обратил внимание на:
Тьерри де Дюв. Живописный номинализм. Марсель Дюшан, живопись и современность. 2012
Бруно Мунари. Искусство как рeмесло. 2014
Хэл Фостер. Дизайн и преступление. 2014
Саша, с удовольствием прочту твои заметки про вечер и утро…
ОТЧИТЫВАЯСЬ О ПРОЧИТАННОМ
предлагаю несколько цитат, как мне показалось, они могут быть интересны всем.
Петер Бюргер. Теория авангарда.
книга написана в 1974 году, казалось бы 40 лет и вот …
стр. 67 «Кант объявляет эстетическое независимым не только от сферы чувственного и нравственного (прекрасное не есть ни приятное, ни нравственно-доброе), но и от сферы теоретического.»
автор ссылается здесь на «Критику способности суждения» 1790 года.
автор рассматривает категорию «автономность искусства» и её влияние на развитие нашего понимания «искусства».
исторические этапы.
стр. 73
«До сих пор научные дискуссии о категории автономии страдали от неопределенности вспомогательных категорий, образующих единство понятия автономного произведения искусства. А так как развитие отдельных подкатегорий протекает далеко не синхронно, то иногда автономным кажется уже придворное искусство, а в других случаях — только буржуазное. Чтобы доказать, что противоречия между различными интерпретациями коренятся в природе самого предмета, очертим историческую типологию. Она не случайно сведена к трем элементам (назначение, производство, рецепция) — нам важно наглядно продемонстрировать неравномерность развития отдельных категорий.
A. Сакральное искусство (например, искусство Высокого Средневековья) служит объектом культа. Оно целиком включено в общественный институт религии. Оно производится коллективным ремесленным методом. Рецепция также институционализирована в качестве коллективной.
B. Придворное искусство (например, искусство при дворе Людовика XIV) также имеет четко определенное назначение — в качестве репрезентативного объекта оно служит прославлению монарха и саморепрезентации придворного общества. Придворное искусство является частью жизненной практики двора точно так же, как сакральное искусство — частью жизненной практики верующих. Тем не менее освобождение от связи с сакральным — первый шаг на пути к эмансипации искусства. (Эмансипация используется здесь как описательное понятие, обозначающее выделение искусства в особую социальную подсистему.) Отличие от сакрального искусства особенно заметно в области производства: художник производит как индивид и начинает сознавать уникальность своей деятельности. Рецепция же остается коллективной; однако содержание коллективного действия составляет уже не сакральность, а светское общение.
C. Буржуазное искусство обладает репрезентативной функцией лишь в той мере, в какой буржуазия перенимает аристократические представления о ценностях; в качестве истинно буржуазного искусство есть объективация самосознания своего класса. Производство и рецепция артикулированного в искусстве самосознания больше не связаны с жизненной практикой. Хабермас называет это удовлетворением остаточных потребностей, то есть потребностей, вытесненных из жизненной практики буржуазного общества. Не только производство, но и рецепция осуществляется теперь индивидуально. Уединенное погружение в произведение искусства — адекватный способ присвоения форм, отсутствующих в жизненной практике буржуа, даже если он еще притязает на истолкование этой практики. Наконец, эстетизм, в котором буржуазное искусство достигает стадии самокритики, устраняет и это притязание. Изолированность от жизненной практики, с самого начала определявшая функционирование искусства в буржуазном обществе, становится теперь его содержанием.»
далее следует рассмотрение как понимается «автономия» в авангардном искусстве.
стр. 76 «Европейские авангардные движения можно описать как удар по статусу искусства в буржуазном обществе: они отрицали не предшествующую им форму искусства (стиль), но сам институт искусства, обособленный от жизненной практики человека. Когда авангардисты требуют, чтобы искусство снова стало практическим, это не подразумевает, что содержание художественных произведений должно быть общественно значимым. Это требование лежит в иной плоскости и не касается содержания отдельных произведений; оно направлено на способ функционирования искусства в обществе, определяющий как производимый искусством эффект, так и его содержание.
Главным признаком искусства в буржуазном обществе авангардисты считают его обособленность от жизненной практики.»
продолжение следует.
С Кантом без вопросов — все понятно и адекватно (впрочем, как и всегда).
С Бьюргером восприятие усложнено, но, если напрячься, узнать или прояснить значения нескольких слов и прочитать трижды, тоже все становится на свои места. Согласен почти со всем, только надо уточнить, что он подразумевает под «жизненной практикой».
Андрей, спасибо, мне интересно, продолжай.
«институт искусства, обособленный от жизненной практики человека»
Левон, если обратиться к истории, то появление «Контрапункта» было вызвано нашими разговорами о чёрном квадрате, для которого этот год юбилейный. Сто лет. Почти столько же и писсуару. Но обсуждение продолжается, у каждого есть мнение, и обсуждаем мы не художественные достоинства или недостатки.
Это и есть «жизненная практика».
«способ функционирования искусства в обществе, определяющий как производимый искусством эффект»
А я думал, что это Контрапункт — институт искусства.
Ну, тут, видимо, вечный вопрос о первичности и вторичности.
возвращаясь к «жизненной практике»
для художника-авангардиста (исторического), например Малевича или Дюшана, была важна общественная реакция на их произведения. таким образом они хотели привлечь внимание общества к каким-то, для них важным проблемам. один из методов (возможно самый простой) — скандал и эпатаж. и эта, постулируемая особенность (привлечение общественного внимания) исторического авангарда является одной из важнейших черт отличающих его идеологически от предыдущего этапа развития искусства.
она же, особенность, возвращает нас к сакральному (религиозному) искусству, где рецепция также была коллективной.
поэтому авангардисты утверждали, что их творчество является возвратом к «жизненной практике», то есть событием общественной жизни.
далее обратимся к важному для авангардного искусства понятию — органического и неорганического произведения искусства.
ОРГАНИЧЕСКОЕ И НЕОРГАНИЧЕСКОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ ИСКУССТВА.
Органическое произведение создаётся с намерением дать живой образ целостности; эта цель преследуется даже тогда, когда ограничивает изображённый фрагмент действительности передачей мимолётного настроения.
Неорганическое же соединяет фрагменты с целью смыслополагания (при том что смысл вполне может заключаться и в указании на то, что смысла больше нет).
Органическое произведение искусства пытается замаскировать факт своей сделанности.
Другое дело авангардистское произведение искусства: оно позволяет угадать в себе искусственное образование, артефакт.
В этом отношении монтаж может считаться основным принципом авангардистского искусства. «Смонтированное» произведение указывает на то, что оно составлено из фрагментов реальности; оно прорывает видимость целостности.
Так, авангардистское стремление разрушить институт искусства парадоксальным образом реализуется в самом произведении искусства.
Обозначенному различию соответствует также особый модус рецепции, задаваемый конструктивными принципами разных типов произведений.
Органическое произведение стремится к созданию целостного впечатления. Поскольку отдельные его элементы обладают значением лишь в отношении к целому, то, воспринятые по отдельности, они всегда указывают на целое данного произведения.
В авангардистском произведении отдельным элементам, напротив, присуща большая степень самостоятельности, поэтому они как по отдельности, так и в группах могут прочитываться и толковаться без необходимости осмысления произведения в его целостности.
Художник не только отказывается от изображения образного целого, но и придаёт картине иной статус, потому что её части теперь относятся к действительности не так, как это было характерно для органического произведения: они больше не отсылают в качестве знаков к действительности — ОНИ И ЕСТЬ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ.
Андрей, приведу без комментариев выдержки из одной статьи в «Независимой газете» за начало этого месяца. Мне кажется, автор говорит о том же, о чем и ты, но куда менее наукообразно, а даже, наоборот, образно, а в итоге приходит к иным выводам, чем ты.
«В сказке Андерсена «Снежная королева» злой тролль – «сущий дьявол» – смастерил зеркало, в котором все искажалось до неузнаваемости. Ученикам тролля надоело носить это зеркало по грешной земле, и они решили подняться в небо, чтобы поиздеваться над миром божественно прекрасного. «И чем выше они поднимались, тем больше кривлялось и корчилось зеркало, строя рожи, – трудно было в руках его удерживать. Всё выше и выше, всё ближе к Богу и ангелам летели ученики тролля, но вдруг зеркало так перекосилось и задрожало, что вырвалось у них из рук, полетело на землю и разбилось вдребезги». Осколки дьявольского зеркала попали в Кая. Тогда-то он и стал издеваться над бабушкой и Гердой.
Знаменитый петербургский юмористический журнал, где печатались ранние рассказы Чехова, назывался «Осколки». Думается, смысл названия состоял в том, что издание изначально сделало своим девизом отказ от идеи создать полную картину мира, ограничиваясь изображением мелких фрагментов, к тому же искаженных. Искусство всегда искажает жизнь – в большей или меньшей степени, в лучшую или худшую сторону.
…
… Почему же МаркаТвена, этого великого мастера смеха, потянуло к концу жизни на серьезное, возвышенное, святое? Потому что он пришел к выводу: настоящая правда жизни – та, которая возвышает душу».
Что-то в этом есть, не так ли? Особенно в последней фразе…
Саша, принципиальное различие наших позиций заключается в следующем.
Моя позиция выражена Кантом:
«Кант объявляет эстетическое независимым не только от сферы чувственного и нравственного (ПРЕКРАСНОЕ НЕ ЕСТЬ НИ ПРИЯТНОЕ, НИ НРАВСТВЕННО-ДОБРОЕ)…»
Искусство никому и ничем не обязано.
Но каждое конкретное произведение искусства может и ВОЗМОЖНО должно быть приятным и нравственно-добрым. И когда мы обсуждаем любое произведение (да и всё творчество) Малевича или Рафаэля здесь все твои суждения более чем уместны и интересны.
А вот обобщение.
Каждый художник (литератор, музыкант, актёр и тд) преступая к работе обязан помнить, что в своём произведении он должен выразить следующие базовые постулаты (наверное те которые сформулировал Кончаловский).
Это всё равно, что утверждать, что все футболисты должны быть спартаковцами. Даже мне болельщику Спартака, это было бы чересчур.
Саша к Канту — ЭСТЕТИЧЕСКОЕ НЕЗАВИСИМО.
Андрюша, твою апелляцию к Канту считаю нетактичной, поскольку старик, к своему счастью, не дожил до дадаизма, фовизма и прочего откровенного издевательства над искусством. Иначе бы его удар хватил, и он бы даже не успел отречься от тех своих слов, что ты приводишь… Эстетика в его время была другая, точнее не другая, а просто была…
Саша, виноват, был неправ, то что высказано Кантом вовсе не позиция. Это аксиома.
У тебя есть претензии к таблице умножения? Считаешь ли ты ангелов или силы тьмы.
продолжаю. страница 137.
Хотя исторические авангардные движения и не разрушили институт искусства, они, кажется, отменили возможность для какого-либо направления в искусстве претендовать на всеобщую значимость. Сосуществование «реалистического» и «авангардистского» искусства сегодня неоспоримый факт. Значение вызванного историческим авангардом перелома в истории искусства заключается не в уничтожении института искусства, а в отмене возможности устанавливать имеющие законную силу эстетические нормы.
ПРО АНГАЖИРОВАННОСТЬ
Политико-моральные идеи, которые хочет высказать автор, в органическом произведении вынуждены подчиняться органического целого. Это значит, хочет того автор или нет, что они становятся отдельными частями художественного целого, которое образуют. Ангажированным произведение может получиться тогда лишь, когда сама ангажированность является объединительным принципом, пронизывающим всё произведение, в том числе и его форму.
В органическом произведении искусства всегда существует опасность, что ангажированность останется внешней по отношению к цельности формы и содержания в произведении и разрушит его субстанцию.
В авангардистском произведении отдельный знак отсылает в первую очередь не к целому произведения, а к действительности. Реципиент может воспринимать отдельный знак как важное с точки зрения жизненной практики высказывание или политическое наставление.
Там, где произведение больше не понимается как органическая целостность, отдельный политический мотив больше не подчиняется власти целого, а может быть действенным независимо от него.
Можно … сказать, что авангардистское произведение снимает старую дихотомию «чистого» и «политического» искусства.
Это последнее, что показалось мне интересным у Петера Бюргера.
продолжение следует
Внимательно прочитал «Вечер и утро».
Обращаясь к любимому некоторыми из нас «Спартаку», Саша хочет чтобы «Спартак» играл красиво, забивал много голов и всё время выигрывал. Но к сожалению этого не происходит.
Мечты и реальность.
Возвращаемся к науке.
Здесь есть одна важная мысль (в дополнении к Канту), я её выделил.
Тьерри де Дюв «Именем искусства. К археологии современности».
Издательский дом Высшей школы экономики. 2014
оригинал издан в 1989 году.
стр. 16
…несомненно, что, стремясь опереться на онтологию, теория искусства чаще всего склонна делать это в рамках различения онтологии и эпистемологии, принятого в аналитической философии, которая отдаёт онтологии приоритет. Вопрос «При каких условиях нечто является искусством?» по праву предшествует вопросу «При каких условиях возможно познание искусства?».
Возможно, вы испытываете потребность придать слову «искусство» онтологический статус, который служил бы его определением раз и навсегда.
…и обращаетесь к эмпирическому определению:
ИСКУССТВО ЕСТЬ ВСЁ ТО, ЧТО ЛЮДИ НАЗЫВАЮТ ИСКУССТВОМ.
стр. 18
… всякая попытка определить искусство непременно приводит либо к солипсизму, либо к тавтологии; что понятие искусства неопределимо; что открытость и неопределённость понятия годятся для того, чтобы все же определить это понятие; или, наконец, с опорой на теорию перформативных речевых актов или на институциональную теорию, — что кругообразность эмпирического определения «искусство есть всё то, что называется искусством» вовсе не является софизмом, но выступает онтологической особенностью произведений искусства. … и приводит в движение дискурс историков искусства, а вместе с ним и общественное мнение: искусство есть самостоятельное дело, оно обосновывает себя само, именует себя само и находит оправдание в самом себе.
стр. 19
Писсуар Дюшана выявляет магическую власть слова «искусство» куда лучше любого другого предмета достояния; он куда лучше всякого другого произведения свидетельствует о почти нахальной свободе по отношению к истории стилей, которая позволяет ему итожить и увенчивать эту историю, ничем, судя по всему, не будучи ей обязанным; а главное, он куда точнее других иллюстрирует неопределимость, открытость и незавершённость понятия искусства — или его солипсическую самозащиту вкупе с причастностью к универсальной тавтологии.
… он (писсуар) принимает — или развенчивает — все теории искусства, поскольку для всех них является контрпримером и пересекает все «возможные миры» как некая абсолютно автономная монада.
Этот писсуар не имеет ничего общего ни с одной из бесчисленных вещей, носящих звание искусства, если не считать того, что, как и они, он тоже зовётся искусством. И ничто не отличает его от всякого писсуара, неискусства, за исключением, опять-таки, звания искусства.
Короче говоря, он позволяет выдвинуть неопровержимое доказательство автономии искусства в блистательной форме номиналистской онтологии.
Сравнение не совсем верное и не совсем оправданное. Я не хочу, чтобы все время выигрывал Спартак, ЦСКА, Днепр или какая-нибудь другая команда. Я хочу, чтобы всегда был на высоте и в выигрыше «футбол». Как игра. А не те около- и псевдофутбольные игры, что ведутся вокруг него: от денежно-спекулятивных махинаций до бесконечных и все более безобразных выходок фанатов.
Нет, Андрей, все футболисты не должны быть спартаковцами, но все они должны быть футболистами и уважать правила футбола. В этом залог развития и процветания этой игры. Если же на поле начнут выходить представители других видов спорта и навязывать каждый свои правила, то понятно, что от футбола мало тогда чего останется… И тогда иди доказывай, что спортивное, мол, независимо…
И вообще не самое, по-моему, удачное сравнение для искусства ты выбрал — с футболом. При всем моем уважении к этому последнему. Хотя уважения этого с годами все меньше и меньше, практически совсем уже не осталось. А вот к искусству неизменно растет и растет…
Вот я и думаю, что бы это значило?..
Саша,
выбор футбола абсолютно верен.
И вот почему.
1 твои рассуждения человека не интересующегося футболом, теоретически ты хочешь, чтобы все играли красиво и по правилам, но тогда всё теряет смысл.
2 в футболе главное результат.
ПОБЕДА!
если нет результата, то можно себя утешать, зато хорошо играли.
3 а вот победа может прийти в любой момент, и к сильному и к слабому, она непредсказуема (или точнее не всегда предсказуема)
4 можно купить дорогих игроков, пригласить лучшего тренера и при этом не выиграть ничего
5 искусство (как и футбол) хорошо тем, что результат непредсказуем
ЭТО ЧУДО, А НЕ МОРАЛЬНЫЙ КОДЕКС СТРОИТЕЛЯ КОММУНИЗМА
возвращаясь к науке, хочу отметить, наука не проповедь, не благие пожелания; нравится/не нравиться не имеет значения; я могу не любить Гойю или Малевича, считать их творчество отвратительным и вредным, науке это безразлично; так же как ей безразлично, есть ли в произведениях Люсьена Фрейда или Дэмьена Хёрста положительный посыл.
Тьерри де Дюв «ИМЕНЕМ ИСКУССТВА. К АРХЕОЛОГИИ СОВРЕМЕННОСТИ».
чтобы было удобно читать, я разделил этот текст на три части
первая
Не змечая социальных движений XIX века и их законодательного запроса (отнюдь не случайно авангард начинается с Курбе), те кто взял на себя бремя охранения эстетических законов, способствовали увековечению традиции, любой ценой препятствуя её попаданию в руки профанов.
Со времён возникновения Салонов и открытого рынка живописи толпу уже нельзя было удержать на расстоянии, однако казалось, что в ней можно поддерживать уважение.
Эту ошибку нужно было исправить, отдав толпе, демократии, её законодательное право. Это долно было быть сделано, чтобы искусство, каким бы оно после этого ни стало, продолжало жить, а не искусственно поддерживалось раз за разом преодолеваемым повторением своей смерти. Чтобы оно продолжало жить так же, как и всегда, в виде постоянного производства различий, в фатальных условиях стандартизации, массовой культуры, того, что, пожалуй, не вполне заслуженно называют безразличием.
Вот эту передачу законодательной власти и осуществил символически реди-мейд, когда его автор с опережением занял позицию зрителя, профана. Речь шла именно о его праве — о праве профана — судить, и в том числе судить о чём угодно.
У Дюшана формула «можно делать что угодно» — это уже не формула авторизации, она не раскрепощает авторов. Это формула профанации, но профанации в фигуральном смысле: она раскрепощает профана, она позволяет ему судить.
Это закон современности, и он гласит следующее: делай что угодно.
Закон не только запрещает, но и обязывает.
Я называю современным художника, обязанностью которого является делать что угодно.
Это обязанность, а не право.
Это предписание , получаемое современным художником, а не разрешение, даваемое им себе. Поэтому закон этот — даже и не закон в обычном, юридическом смысле. Фраза «делай что угодно» выражает не правило, которому отдельные случаи могут быть подчинены, но, наоборот, предписывает действовать без правил.
Это предписание как таковое: действуй; ты должен делать. Но что делать, чтобы следовать предписанию, которое об этом не говорит? Надо делать то, что хочешь.
Действуй согласно своей свободной воле.
Не мог не обратить внимание на то, что один материал Андрея заканчивается словами «Это чудо, а не «Моральный кодекс строителя коммунизма»… а сразу же следующий за ним начинается: «Возвращаясь к науке…» Так что же все-таки такое искусство, Андрей, — чудо или наука?
В этом-то по большому счету и дело, что для кого-то искусство это чудо, а для кого-то «наука». При этом слово «наука» в данном контексте я все же поставил бы в ба-а-альшие кавычки, поскольку искусствоведение, за исключением фактологии и всего того, что подлежит учету и архивированию, вещь в высшей мере субъективная, вкусовая и политически и идеологически ангажированная.
В науке, в настоящей науке, мнений и преференций, как правило, не бывает, в то время как искусствоведение это, наоборот, одни сплошные мнения и преференции, часто расходящиеся до диаметрально противоположных. И даже наукообразие в изложении, как показывает опыт цитируемых Андреем авторов, не убеждает, а скорее отвращает и настраивает на протестный лад. В точности, наверное, как и мои статьи и высказывания на аналогичные темы.
Действительно, в науке если кто и спорит, то только по поводу гипотез, и уж точно никому не приходит в голову спорить по поводу того, что доказуемо и что уже доказано. В то время как в искусстве и в искусствоведении кто только и по какому только поводу не спорит. Порой кажется, что и искусство-то придумано и искусствоведение-то существует только для того, чтобы быть площадкой для вечных и нескончаемых споров. Заведомо обреченных на отсутствие результата – способность разных авторов и направлений договориться между собой.
За исключением, правда, тех моментов в истории, когда наступает время политической диктатуры. Вот тогда-то, кстати, и появляется «истинный научный подход» и «реальные научное обоснование», а дискуссии и полемики, наоборот, заканчиваются. А так, что же это за «наука» такая, когда на любое утверждение можно тут же найти опровержение, а то и сразу несколько?
Науки, истинной науки в искусстве ровно столько же, сколько в религии, например. Истиной для тебя является лишь то, во что ты свято веришь. А если веришь, то тебе не нужны уже никакие доказательства!
Саша, мне кажется ты не достаточно внимательно прочитал предложенные фрагменты. К описываемому тобой «искусствоведению» они практически не имеют отношения.
Эта работа посвящена философской проблеме — «придания слову «искусство» онтологический статус, который служил бы его определением раз и навсегда» на основе кантовской теории эстетического суждения.
ЭСТЕТИКА!
«точно никому не приходит в голову спорить по поводу того, что доказуемо и что уже доказано» — это ты о чём?
Я о том, что такое «искусство».
В самом примитивном значении, каким образом определить является это (что угодно) искусством или нет?
Хотелось узнать твои личные критерии по которым ты определяешь искусство это (что угодно) или нет?
Обращаю этот вопрос ко всем блоговчанам, какие у вас критерии.
Писсуар, хёрстовская акула, чёрный квадрат, христовские обёртки, поллоковские капли, фрейдовские бабы и пр. пр. пр., искусство?
При ответе на вопрос не имеет значение нравится нам это произведение или не нравится, считаем мы его влияние положительным или отрицательным; имеет значение только формальное определение — искусство или нет.
В такой постановке вопроса, как ты предлагаешь, Андрей, что,мол, «… не имеет значения, нравится нам это произведение или не нравится, считаем мы его влияние положительным или отрицательным…», а от себя добавлю: возвышает ли оно нашу душу или нет, делает ли нас лучше и чище или нет» — так вот, в такой постановке, Андрей, нет ровным счетом никакого смысла, потому что именно это, а ничто иное и является, как ты выражаешься, его самыми что ни на есть «онтологическими признаками»! Вкусовые предпочтения играют здесь решающее значение, и кого бы ты не попросил оценить то или иное произведение, первым делом скажет тебе, нравится оно ему или нет. И если оно ему решительно не нравится, то хоть пытай его, хоть бей, хоть режь, хоть … трех Кантов ему с Гегелями в придачу цитируй, он не признает в нем, в этом произведении, признака искусства.
Любые иные критерии интересны лишь мудрствующим лукаво «критикам от искусства», которым больше нечем заняться, а также тем псевдотеологам, что спорили и продолжают спорить, наверное, о том, какого пола ангелы… Еще у Дж.Свифта можно поискать подобные примеры псевдонауки и псевдоученых, спорящих по поводу того, кто раньше появился на свет — курица или яйцо и с какого конца это яйцо следует разбивать… Поди проголодались бы, так сразу разрешили этот свой спор! Причем согласились бы и на то, чтобы яйцо было разбито с противоположного конца, чем тот, за который они ратовали…
Это я все к тому, что бессмысленный это спор… Но позже я все-таки дам тебе определение того, что, на мой взгляд, является искусством.
Искусство не должно нас делать «чище», для этого существуют или бани, или храмы.
Искусство исполняет прежде всего коммуникативную роль, наверно, есть и жанровые, и формальные отличия, когда оно направлено только на «чистых» (элитарное?), только на «грязных» (массовое) или на тех и других одновременно (гениальное?).
Искусство для меня — это и есть храм! Я еще вернусь к этой теме.
Пока же небольшое, но существенное замечание. Я не только не претендую на научность моего подхода, но в принципе отрицаю возможность такого подхода применительно к искусству. Если только речь не идет о соответствующем инструментарии и материалах для реализации творческих идей. Ну и, может быть, еще техниках и методиках обучения.
Наука и искусство суть разные явления и даже миры. Первая относится к миру материальному и объективному и, как только нарушает этот принцип, тут же получает приставку «псевдо-«. Второе, то бишь искусство — к миру идеальному и сугубо субъективному и, как только утрачивает крылья, превращается из Пегаса в обычного битюга, из музы в обычную женщину, из ангелочка в банального бутуза…
Соответственно и все мои суждения по поводу искусства носят исключительно вкусовой и субъективный характер и основаны лишь на моем опыте и чувственном восприятии… Ни в коем смысле никогда и никому не хотел их навязывать, а вот поделиться — это да, в надежде, что кому-то они могут показаться любопытными или даже в чем-то полезными…
и кстати искусство это не только изобразительное, а
Та са мае
ха ра бау
Саем сию дуб
радуб мола
аль
или Джон Кейдж 4’33»
Так вот. «Искусство — это способность создавать Красоту, умение гармонично сочетать, соединять разные части в единое целое. Мы не можем рационализировать Искусство: оно интуитивно. В новом мире для нового человека, о котором мы мечтаем, Искусство должно выражать не то или иное состояние сознания человека, а его способность возвыситься до космической тайны и тайны своего существования. Нарисовать четыре пятна и четыре линии, чтобы в их сочетании каждый увидел то, что ему хочется, — это не Искусство, а игра. Настоящее Искусство должно нести послание, содержать в себе мистическое, оно должно быть понятным без дополнительных объяснений, должно быть выше любых слов. То, что нуждается в дополнительных объяснениях, в лучшем случае можно назвать ремеслом.
Подлинное Искусство не нуждается в пояснениях, ибо оно доступно каждому человеку в той мере, в которой человек способен его воспринять».
Единственную поправку, которую бы я сюда внес, это то, что все же, на мой взгляд, пояснения со стороны человека тонкого и знающего «каждому» не повредят. Они лишь повысят ту меру, в которой этот «каждый» будет в состоянии воспринять Искусство…
Андрей, ты что Сашу не знаешь?
Сейчас пойдет или молчание, или тяжелая артиллерия в виде беспроигрышных слов — духовность/бездуховность и все перечисленные тобой «ха ра бау» тут же попадут на «темную» сторону лжеискусства, которое загнивая уже более полутора столетий никак в себе не разберётся и (по Саше) разбираться в нем особо и не надо.
Я бы, конечно, немного поэлегантнее выразился, но по сути все верно. За исключением, быть может, последнего пассажа. Мне, лично мне — не надо и не хочется разбираться, а другим, пожалуйста, пусть себе разбираются, если это их по-прежнему прельщает, в тенетах подсознания. Для меня же эта страничка закрыта, и теперь мне интересна концепция «надсознания», которую я и намерен развивать. Да отчасти уже и развиваю…
вторая
Тем не менее до сих пор почти не было предпринято шагов в направлении интерпретации современного что угодно как императива.
Дело в том, что этому оказывалось значительное сопротивление, причём связанное не только с тем уже упоминавшимся парадоксом, согласно которому что угодно имеет свою историю. Никто не станет отрицать, то в искусстве существуют обязательные вещи — нормы, каноны, критерии, нужные, быть может, для того, чтобы их нарушали и смещали, но всё же критерии. Никто не станет отрицать и путаницы критериев, бесстрашно произведённой модернизмом и современным искусством. Но рассудок не желает связывать одно с другим: логика противится превращению в критерий отсутствия критерия, психология не согласна видеть в double bind (двойное послание) приказа, который невозможно нарушить, своеобразный принцип свободы и морали: не всякий, кто готов признать, что человек должен быть свободен, согласится с безусловной свободой.
Словом, интерпретация противится современному закону — если, конечно, это не закон противится интепретации. Нам трудно принять столь безоговорочное предписание: «делай что угодно», — и первым искушением становится дополнить его финализирующим условием: делай что угодно, чтобы …
Такова первая интерпретация, первая лжеинтерпретация современного императива: делай что угодно, чтобы …
Согласно этой интерпретации, которая существует во множестве исторических вариантов, художественная деятельность повинуется некоей цели.
Искусство — или, во всяком случае, доля деятельности в искусстве — преодолевает средства, но не цели.
Цели же либо имманенты ему, либо трансценденты ему.
В первом случае деятельность — как ремесло, техника — повинуется целесообразности, какою является само искусство.
Такова, например, теория искусства для искусства: делай что угодно, ты свободен, но делай это так, чтобы это было искусством, делай это ради искусства, делай это с целью обнаружить автономию искусства.
Во втором же случае же случае техника служит цели, превосходящей само искусство.
Таков академизм XIX века, каким обосновывает его классическая эстетика: изображай всё, что хочешь (время девиза «делай что угодно» ещё не пришло), но изображай, чтобы нравиться, изображай ради красоты, с целью служить ценностям гармонии и нетленного или воздавая хвалу природе.
третья
Искусство — не условие, не норма и не критерий того, что делают художники, но точно так же — не следствие, не результат и не эффект этой деятельности.
Искусство — не проект, не цель, не фокус того, что делают художники, но точно так же оно — не средство, не медиум и не техника этой деятельности.
Но оно — её сумма и действие, объект и делание.
А главное, что оно — идея и имя, регулятивная Идея, посредством которой судят об искусстве так, что называют его искусством.
Вот окончательное определение закона реди-мейда, закона современности: делай что угодно так, чтобы это называлось искусством.
Но в то же время делай это так, чтобы то, что ты делаешь, — объект или отброс, следующий из твоей максимы, — давал понять, что эта первая попавшаяся вещь продиктована тебе идеей, являющейся для неё правилом.
Эта регулятивная идея может быть идеей прекрасного или возвышенного, идеей революции, идеей живописи или любого другого медиума, идеей реального или утопического общества, идеей художника или идеей искусства, идеей нехудожника или неискусства.
Эта регулятивная, эта диктующаяся идея может быть какой угодно идеей, так что ты можешь считать, что все эти идеи действуют одновременно и притом императивно. Делай так, как если бы ты должен был принять в качестве максимы их все, так, чтобы то, что ты сделаешь, соответствовало какой угодно идее, универсальной, то есть невозможной, Идее чего угодно — той самой идее, которую современность называет искусством.
а дальше ещё интереснее
продолжение следует
Один в один, что я тебе всегда говорил, Андрей, и что я тебе всегда советовал: «Идея — вот что первично в искусстве. Создай перво-наперво концепцию, а под нее уже можно подыскать любую форму выражения. Конечно, форму можно и саму по себе создать, но без идеи, без концепции она просто повиснет в воздухе. Повисит, повисит и, бесплодная и никем не понятая и не оцененная, упадет и сгинет в небытие»…
Особенностью современного искусства является то, что оно все насквозь концептуально. Или рационально, как говорится в том цитируемом мною отрывке, что я выше привел. В то время как настоящее искусство должно быть интуитивно. Проще говоря, искусство должно идти от сердца, а не от головы — не от извращенного сознания, как это сегодня зачастую происходит. Вот и соревнуются ныне все художники, претендующие на роль новаторов, в основном в степени и глубине извращенности своего сознания.
Ничего, правда, страшного и опасного я в этом не вижу и не призываю, — как вы меня почему-то в этом иной раз обвиняете, — все это пустить в топку, а вслед за этим, мол, и самих художников. Это уже из серии «свободного домысливания», которым особенно грешит Левон. Ни малейшего намека на это вы у меня не найдете. Более того, я и сам люблю под настроение зайти на иную выставку современного искусства и подивиться изобретательности и фантазии современных художников. Но на пустые развлечения мне все меньше и меньше хочется тратить свое время, да и самого времени не так-то много уже остается: все-таки годы идут… летят даже…
Пока все это имеет место на Западе, в условиях здорового и сытого общества, я в этом вообще ровным счетом не вижу ничего ни предосудительного, ни тем более настораживающего. В конце концов пусть себе «бесятся», если это действительно «от жиру». С гораздо большей осторожностью, а теперь уже с настороженностью и некоторым осуждением даже отношусь я к этим «играм» у нас в стране. Мне кажется, что у интеллектуалов в нашей стране — ох, какое еще большое поле для деятельности и как много дел по воспитанию и просвещению «малых сих». И тот факт, что сегодня эти последние в одночасье стали жертвами самой отвратительной и самой циничной пропаганды — не есть ли в этом вина в том числе и наших деятелей искусства?
Саша, вот абзац напрямую обращённый к тебе:
Нам трудно принять столь безоговорочное предписание: «делай что угодно», — и первым искушением становится дополнить его финализирующим условием: делай что угодно, чтобы …
Извини, Андрей, не понял. Да, всегда должна быть определенная цель. Более того, уверяю тебя — она всегда есть, кто бы и что ни говорил и ни утверждал… Вплоть до обратного…
Подобные же споры ведутся и в литературе уже долгое время.
Так Мандельштам считал, что «литератор обязан быть «выше», «превосходнее» общества. Поучение – нерв литературы»… Но при этом освобождал поэзию от тяжкого бремени ответственности воспитателя: «Другое дело поэзия. Поэт связан только с провиденциальным собеседником. Быть лучше своей эпохи, лучше своего общества для него не обязательно…»
А это Набоков: «Для меня рассказ или роман существует, только поскольку он доставляет мне то, что попросту назову эстетическим наслаждением … Все остальное это журналистская дребедень. Либо, так сказать, Литература Больших Идей, которая, впрочем, часто ничем не отличается от дребедени обычной».
Фазиль Искандер вообще считал исправление пороков уделом графоманов: «Графоман берется за перо, чтобы бороться со злом, которое он видит в окружающей жизни.
Талант, понимая относительность возможностей человека, несколько воспаряет над жизнью и не ставит перед собой стольких коренных задач».
Но и он, в свою очередь, делает исключение для гения, лишь за гениями признавая право на истину в последней инстанции.
Вряд ли и мы придем легко к общему мнению. Да и есть ли оно? И нужно ли оно? Нужны ли искусству, подлинному искусству, правила? На таких правилах настаивал, как помним, Сальери. Моцарт о них не думал.
У меня на даче лежит старая-престарая книжка: «И.В. Гете об искусстве». Там много всяких изречений и фраз великого философа и поэта. Если она может быть полезной тебе, Андрей, и тебе, Саша, я готов ее оттуда привезти и при встрече отдать прямо из рук в руки, тому из вас, кто пожелает стать ее владельцем. Пусть она вам послужит, дорогие.
http://vozduh.afisha.ru/art/dzhozef-koshut-filosofiya-mertva-ey-na-smenu-prishlo-iskusstvo/
что-то давно не вспоминали про современное искусство.
сейчас в мультимедиа музее на Остоженке проходит идёт размещается (вдруг понимаешь, что-то не то с этими глаголами, может кто-нибудь из владеющих пером подскажет) выставка Джозефа Кошута (одного из основоположников концептуализма).
посетить не предлагаю, думаю, он мало кому понравится. но интервью прочитайте обязательно (оно небольшое). надеюсь станут понятнее некоторые проблемы связанные с определением искусства и его предназначением.
Интервью с Дж.Кошутом прочитал не без интереса. Спасибо тебе, Андрей.
Не расходится с тем, что утверждал я в ходе нашей дискуссии. А именно, что в наше время важна концепция и что в наше время поэтому художник больше работает языком, чем карандашом, кистью или резцом. Сам же Кошут так и вовсе, я смотрю, отказался от этого традиционного инструментария художника!
Язык же в большей степени связан с головой, а не с сердцем. Вот и выходит, что искусство утратило свою важнейшую, с моей точки зрения, функцию и, соответственно, силу – воздействовать на эмоции и чувства людей. Оно, искусство, стало чересчур заумным и мало кого уже трогает.
Гениальная мысль у Кошута про науку – эту нашу современную религию, – которая «все объясняет, кроме самых важных вопросов бытия». Это точно!
Но с тем, что искусство стало философией, – кроме того что выше сказано мною об «умственном» происхождении современного искусства, – согласиться трудно. Искусство стало бизнесом, что подтверждает и Кошут, но не философией. Философией оно стало ровно настолько, насколько философия бизнеса может считаться философией…
Является ли искусство политикой? Он, Кошут, делит искусство по временному принципу, я же – еще и по пространственному. То, что хорошо для одной страны или системы, может оказаться плохо и даже очень плохо для другой страны или системы. Так, аполитичность искусства на Западе, вряд ли может быть примером для подражания у нас. Особенно сейчас. Там, на Западе, в общем и целом все благополучно: закон и порядок и прочие следующие из этого атрибуты там правят бал, поэтому и правление тамошнее может считаться «добрым» по терминологии сиенского художника Амброджо Лоренцетти. Борьба в защиту такого положения дел там, конечно, не прекращается, но ведется она другими силами и другими средствами. Искусству в этом смысле там не отводится главенствующая роль.
У нас же не так. У нас как не было никогда, так и нет этих «других сил и средств». У нас и сегодня – «поэт больше, чем поэт». Поэтому если наш поэт или художник, глядя на своих западных коллег и следуя их примеру, не выйдет сегодня на баррикады или даже просто откажется от вариаций на тему «Войны» и «Мира» вслед за своим средневековым собратом, то пиши и вовсе пропало…
Это кстати подтверждает и тот же Кошут, когда говорит, что «искусство по существу является политикой». За что отдельное ему от меня «мерси»…
Искусство стало бизнесом, что подтверждает и Кошут, но не философией. Философией оно стало ровно настолько, насколько философия бизнеса может считаться философией…
Саша, специально прочитал внимательно интервью И не нашёл подобного однозначного утверждения.
Вот что сказано Кошутом:
И вот 20 лет назад появилась соревновательная история искусств. Все больше и больше обсуждали цены на арт-рынке, кто сколько стоит, — это путь, которым корпоративная культура крадет смысл, который художник вкладывал в работу, и заменяет его ценником. В истории искусства самый дорогой художник часто был не более чем посредственностью. Художники, которых покупают миллионеры, часто сами последователи других художников, которые продаются гораздо дешевле. Им просто повезло попасть в мир миллионеров, которые часто не слишком разбираются в искусстве. Под влиянием умных советников появляется новая система, которая высасывает человеческий смысл из искусства и превращает его в деталь корпоративной системы. Эта система не имеет отношения к остальному художественному миру, ее цель исключительно поднимать цены. В итоге мы видим детей, которые, только окончив колледж, получают сотни тысяч за свои работы. Это, конечно, временно, и в дальнейшем цены уравняются (хотя люди потеряют деньги, ведь в этих работах нет силы — и они не смогут вечно удерживать высокие цены). Нам всем нравятся деньги: если ты человек с выдумкой, деньги могут помочь тебе сделать много хороших интересных вещей, но они не могут быть целью.
Вот.