Год 2014
В весенний воскресный день вместо поездки на дачу у Марины было запланировано посещение кладбища. После зимы надо было привести в порядок могилы родителей, посадить цветы, покрасить ограду. Выполнив все задуманное, женщина обычно садилась на скамейку и с облегчением закуривала. Курить она бросила давно и только на кладбище позволяла себе расслабиться. Она глубоко затягивалась и получала от этого особое удовольствие. Ей нравилось быть там одной. Она неспешно, про себя, рассказывала покойным родителям все свои новости, что-то им обещала, в чем-то раскаивалась. От вида ухоженных могил родителей на душе становилось легче и спокойнее.
В этот раз ближайший вход на кладбище был закрыт на реконструкцию. Марине пришлось входить и выходить через центральный, дальний, выход. Она редко им пользовалась, пришлось прогуляться по центральной аллее. По историческому кладбищу проходила экскурсия, гид рассказывал посетителям об известных людях, похороненных здесь в разное время. Марина никогда не любила гулять по кладбищам, смотреть на чужие могилы, читать надписи на памятниках. А ведь кому-то, из лежащих там, может быть, и хотелось, чтобы кто-то подошел к его могиле, рассмотрел лицо на фотографии, прочел надпись, медленно склонился и положил пусть не цветок, так хотя бы веточку распускающейся сирени…
Женщина медленно шла, волей-неволей, обращая внимание на недавние, современные памятники справа и слева от дороги. Все они были ужасно безвкусными — массивными, помпезными и, наверное, очень дорогими.
Центральная аллея с годами явно становилась все уже и уже. Среди кладбищенских небоскребов, Марине вдруг попалась на глаза маленькая неухоженная могила. На постаменте валялась наполовину отрезанная пластиковая бутылка от кваса, а из нее торчали-топорщились сухие палки, бывшие когда-то цветами. На скромном памятнике был высечен портрет молодого человека. Марине показалось, что лицо было ей знакомо. Это и заставило ее подойти поближе. Да, она не ошиблась, ей был знаком этот человек. Она постояла несколько минут, еще раз взглянула на портрет мужчины с длинными вьющимися волосами, глубоко вздохнула… Затем вышла из ворот кладбища, села в машину и поехала домой.
Остаток дня она провозилась с обедом, со стиркой и глажкой. Вечером вернулись с дачи муж и дочери. Вместе поужинали, посмотрели по телевизору какой-то фильм и разошлись по своим комнатам спать.
Марина взяла шаль, уютно устроилась на диване в гостиной и закрыла глаза. «Еще один ушел. Восемь лет, как его нет, а я и не знала», — тихо, сама себе, проговорила она.
Год 1980
Это была странная встреча. Марина закончила институт и отпраздновала защиту своего диплома. В сентябре надо было выходить на работу по распределению в издательство научного журнала. У нее в запасе оставалась целая половина лета. В Москве проходил очередной международный кинофестиваль. Она с трудом достала билет в кинотеатр «Октябрь». В перерыве между фильмами, стоя в очереди в буфете, она почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Коренастый мужчина лет сорока, с длинными светлыми вьющимися волосами, одетый в джинсы и джинсовую куртку, стоял в компании известных в ту пору писателей-сатириков, часто мелькавших в телевизионных программах. Они подсмеивались над словами длинноволосого мужчины, сопровождавшего свой рассказ активной жестикуляцией. При этом он явно работал на публику и главным образом пытался привлечь к себе внимание Марины.
Марина купила пирожное и чашечку кофе и расположилась за ближайшей стойкой. Мужчина резко отделился от компании и подошел к ней. Он заговорил с Мариной о чем-то малозначимом, наверное, — первом, что пришло ему в голову. Это не имело никакого значения. Главное, что они как-то сразу условились встретиться на выходе из кинотеатра после окончания сеанса.
Так оно и случилось. Вся честная компания, включая Марину, поехала догуливать вечер в Дом писателей. Марина, столь далекая от общества артистов, писателей и режиссеров, оказалась вовлеченной в головокружительную «гулянку» творческих личностей. Сначала ей было лестно оказаться в таком обществе. Множество острот, шуток, анекдотов. Общество это было странным и экстравагантным, далеким от того, что было привычно Марине – от постных интеллигентных геофизиков, которых Марина так хорошо знала. Мужчины, почти не закусывая, выпили безумное количество водки, перешли на скабрезные анекдоты, матерные слова, сплетничали и измывались над многими известными личностями. До поры до времени это как-то еще можно было терпеть, но уже через пару часов, все выглядело пошлым и отвратительным. Марина пожалела о своем согласии провести время с незнакомыми людьми. Она тихо поднялась, поблагодарила нового знакомого, которого все называли Лютиком, за приглашение на ужин и направилась ловить такси. Лютик был уже прилично пьян, однако сумел выпросить у нее номер телефона. Она дала, в большей степени, чтобы отвязаться и поскорее уйти.
На следующий день Лютик позвонил Марине и пригласил ее на очередной просмотр фильмов в рамках кинофестиваля. Марине Лютик не понравился, но что-то в его облике определенно было. То ли какой-то особенный взгляд, то ли способность этот взгляд время от времени неожиданно обратить внутрь себя самого – отстраниться от окружающей его действительности. Создавалось впечатление, что он на мгновение уходит в себя и что внутри него в это время происходит какой-то сложный мыслительный процесс. Кроме того, он обладал способностью убеждать и подчинять себе других людей. Лютик настойчиво уговаривал Марину посмотреть новые фильмы известных итальянских режиссеров. Марина согласилась и пришла в назначенное время. Он был рад встрече. Фильмы действительно оказались очень интересными. После просмотра Лютик предложил прогуляться, зайти куда-нибудь в кафе, поужинать и обсудить фильмы. Всю дорогу он их анализировал и, надо отдать должное, оказался очень тонким и умным критиком. Позже в кафе он рассказал Марине о себе. Он представил себя поэтом-песенником, работающим в паре с очень популярным композитором. Их песни распевали все модные в то время вокально-инструментальные ансамбли. По образованию он был профессиональным переводчиком, автором текстов кавер-версий зарубежных поп-хитов. Эти шлягеры тоже были на пике славы.
Приемчики по обольщению молодых девушек у него были отточены до совершенства. Он с чувством продекламировал Марине пару своих лучших стихотворений, потом резко повернулся к ней, прижал к себе и шепотом признался, как она ему безумно нравится. Марина не была настолько наивной, чтобы тут же поверить его словам, но ей все же было приятно. Она внимательно всматривалась в его одутловатое лицо, морщины, наметившиеся залысины, серые большие отекшие глаза, прокуренные усы, на короткую седеющую бородку. Нет, ничего красивого в нем не было. Полюбить это испитое лицо было совершенно невозможно.
— А вы женаты? – неожиданно для себя, спросила она.
Лютик и бровью не повел. «Дважды был женат, у меня сын переходного возраста от первого брака. С женами я не общаюсь. Сыну помогаю. Жениться в третий раз не собираюсь. В данный момент я обольщаю и растлеваю юных девушек. Лично ты мне очень подходишь для разврата. Но учти, я несколько преувеличиваю твою роль, на деле она не будет столь значительной».
— Да, достойное вы отвели мне место. Хорошо, что хоть сразу признались. И много у вас таких юных девушек для разврата?
— Хватает. Я никогда не скрываю своих намерений от любимых женщин. Каждая из них мечтает быть моей музой. Я могучий мужик… Правда, иногда напиваюсь, становлюсь хамом и дебоширом, но в целом, я идеален. Денег у меня — то нет совсем, то полным полно. И тогда все иезуиты нашего цеха крутятся около меня и пользуются моей добротой. Обычно мы оттягиваемся в Писдоме – Доме Писателей или в Домжуре*/.
— Вы знаете, я несколько по-другому воспитана. Меня родители не ориентировали на растление. Скорее на успешный брак. Я планирую поступать в аспирантуру.
— Что тебе твои родители? Ты уже взрослая девочка. Успеешь поскучать во время учебы в аспирантуре, никому на самом деле это не нужно, так — лишь карьеристкам. В счастливом браке тоже успеешь побывать, может быть, даже дважды и трижды… А пока — живи себе на полную катушку, гуляй, развлекайся, наслаждайся сексом… Пока ты молода, красива и востребована.
— Нет, нет, у меня совсем другие жизненные ориентиры.
— Ох, да ты оказывается страшная зануда! Смотри, не затошни меня своими жизненными ориентирами. Короче, я предлагаю тебе свою пылкую кратковременную любовь на моей территории, интересную зажигательную компанию и веселое отвязное времяпрепровождение. Собственно говоря – полный разврат. Думай, решай… Уверен, у тебя все получится. Не пожалеешь! Например, в эту субботу мы всей компанией едем на дачу к Репе. Там будет классная музыка, жратва и выпивка из «Березки». Потом мы поедем ко мне домой и там же заночуем. Я буду тебя растлевать — готовить к счастливой семейной жизни. Утром в понедельник я тебя отпущу, так как у меня полно дел в издательстве, кроме того, мне надо будет что-то сочинить, то есть, как говорят в Одессе, заработать пару копеек. Мой номер телефона у тебя есть, надумаешь, звони. Буду очень рад, если поедешь!
— Вряд ли. Спасибо вам за приглашение. А кто такой этот Репа?
_____________
*/ Домжур – Дом журналистов.
— Вот, видишь, любопытство уже берет верх. Репа, к твоему сведению, пишет музыку ко всем лучшим музыкальным спектаклям Москвы и окрестностей.
— Ясно. Ну, до свидания, спасибо за сегодняшний день. А как вас лучше называть, вы же не Лютик на самом деле?
— Называй меня Котиком, если не хочешь Лютиком, или просто Виленом. Но я не люблю это имя. Более того, я его люто ненавижу. Родители, ветераны партии, назвали меня так в честь Ленина. Они, конечно, очень хорошие люди, но тут были явно не правы, а я теперь по их вине страдаю. У меня есть литературный псевдоним, но я тебе его скажу, как только переспишь со мной.
— Ну, тогда, дорогой вождь пролетариата, все, пока-пока, я должна быть уже дома.
— А пылко лобзаться на прощание, не хочешь?
Лютик уверенно обнял растерявшуюся Марину и, как старую добрую знакомую, крепко поцеловал ее.
Утром Марина рассказала маме о своем новом знакомом. Мама усадила ее и попыталась вразумить: «Послушай меня, Мариночка! Я категорически запрещаю поддерживать отношения с этим Лютиком. Я скажу тебе, кто он такой. Взрослый мужчина, почти на двадцать лет тебя старше, явный неудачник, сексуально озабоченный, распущенный как в словах, так и в делах. Возможно, он даже талантливый и способный, но пьянство его погубит. От него уже ушли две жены. И потом он сам сказал, что жениться больше не собирается. Он человек творческий, ему необходимо вдохновение, и он его ищет в вине, в пьянстве, в разврате. Ты – искренняя, неискушенная девушка, не опускайся до низости его окружения. Там нет никаких принципов. Все друг другу завидуют и предают. Это не наша среда. Там чуждые нам люди. Сгоришь среди них дотла. Ничему хорошему там не научишься. Он использует тебя и бросит. Поверь мне и забудь его! Я тебе желаю только добра. Умоляю тебя прислушаться к моим советам. Не к советам, а к настоятельным просьбам. Отдыхай, у тебя последнее свободное лето, впереди тебя ждет работа, аспирантура, не разменивай себя на бессмысленные знакомства».
— Хорошо, мама, ты наверняка абсолютно права.
Вечером того же дня Марина встретилась со своими подружками, бывшими сокурсницами. Рассказала им о своем новом знакомом и упомянула о возможной поездке к какому-то загадочному Репе на дачу. У подруг был свой взгляд на эти обстоятельства. Самая опытная из них, Светка, предложила свой вариант решения.
— Вот, Маринка, смотри. Давай вместе разбираться. Ты в него влюбилась? Пока что нет. Он насильник? Бандит? Извращенец? Точно – нет. Что ты теряешь от этого знакомства? Ровным счетом – ничего. Если хочешь, как ты говоришь, низко пасть, иди к нему домой, не хочешь – не иди. Ты у нас человек высоконравственный, ищешь большую и светлую любовь — и это правильно, ищи!
Светка выдохнула и продолжила: «Ну, переспишь ты с ним пару раз, удостоверишься, какой он «могучий» старпер. Возможно, даже опыт какой-никакой приобретешь, а то, ой-ой-ой, так и останешься неразвращенной! Главное предохраняйся, чтобы не залететь. Влюбляться в него не надо ни в коем случае, зачем он тебе нужен, поношенный старый хрен. Полно ребят помоложе найдется, без жен и детей. А вот дополнительные плюсы от этого знакомства есть, — Света начала загибать пальцы — «Первое – интересная компания, много известных людей. Это любопытно и прикольно. Делать сейчас все равно нечего, каникулы, прекрасная погода, почему бы и не съездить за город на шашлычки? Это два. Три — чтобы тебе не было страшно, я – почему бы и нет? — готова тебя сопровождать. Близкая подруга не позволит тебе сделать опрометчивый шаг. И последнее – там, у этого Репы, мы ведь сможем познакомиться с какими-нибудь молодыми писателями, поэтами, музыкантами, а то и артистами! Классно проведем время, послушаем артистические байки, потанцуем… Я лично советую поехать, а там видно будет». Трудно было не согласиться с такими убедительными доводами.
Итак, Марина выслушала обе стороны, и, как всегда в этом возрасте, весомей оказалось мнение подруг. Вечером следующего дня она договорилась с Лютиком о встрече, сказала, что возьмет с собой подругу, Лютик не возражал.
В субботу Марина со Светкой оказались на даче у Репы. Двухэтажный деревянный дом, довоенной постройки, был любовно отреставрирован. Репа выкупил его у какого-то партийного деятеля. Дом был забит старой мебелью: серванты с разрозненной цветной посудой, огромный стол и стулья времен царя гороха. Первый этаж особенно поразил девушек. Большую гостиную, устланную ковром неимоверных размеров, украшал камин, выложенный из красного кирпича. Вся мебель и ковер были ветхими и издавали несвежий запах, но впечатление производили. Главное место в гостиной занимал черный рояль. Под окнами располагались диваны и кресла с множеством цветных подушек.
Везде царил полный порядок. Несколько молоденьких девушек, видимо, часто посещавших этот дом, готовили угощения на кухне.
Участок был огромным — настоящий лес с вековыми соснами. Никаких грядок, ни фруктовых деревьев не было. Около входа в дом была небольшая лужайка, освещенная ярким солнечным светом. Там располагались качели, несколько лавочек, стоял мангал для шашлыков и небольшой стол.
Лютик привез девчонок на своей машине, достал из багажника две бутылки водки, несколько пучков зелени, авоську со свежими огурцами и помидорами. Стали собираться и другие гости. Каждый из них тоже привозил какую-нибудь выпивку или продукты.
Среди гостей были узнаваемые личности, артисты театра им. Моссовета и Сатиры, в основном это были семейные пары пятидесятилетнего возраста. Правда, не звезды первой величины. Последней приехала компания писателей-юмористов и сатириков из Литературной газеты. Среди них были уже знакомые Марине люди. Все они знали друг друга и искренне радовались встрече. Продукты складывали на кухне. Все ждали, когда появится хозяин – загадочный для Марины Репа. Мужчины тем временем не терялись – налили себе кто водки, кто вина, зазвучали первые тосты. Два пожилых артиста разжигали угли и нанизывали мясо и овощи на шампуры; женщины все, как одна, дружно готовили закуски. Только Марина и Света на положении новеньких покачивались на качелях и с любопытством рассматривали публику. Ни одного молодого мужчины не было. Светка начала присматриваться к сорокалетнему дяденьке с рыжей косичкой. Тот одиноко сидел на лавочке, подставив лицо солнцу. На призывы друзей выпить он не реагировал и говорил, что ему еще предстоит развозить пьяную братию по домам. Рано или поздно он не мог обратить внимания на наших девушек – двух ярких брюнеток в открытых цветных сарафанах: «Тетеньки, вы так сгорите на солнышке. Волосики-то у вас черные, а шкурка-то белая-белая. Опасно. Вы здесь, похоже, новенькие… Эх, вы, сахарные косточки, будь я чуть помоложе… Меня зовут Коростылев».
— Марина, Света, — почти хором ответили девушки.
— А скажите, пожалуйста, Коростылев, почему Вилена все зовут Лютиком? – поинтересовалась Марина.
— Так это он однажды вышел вот с этой самой лестницы во двор в большом подпитии, пропел «Лютики, цветочки, у меня в садочке…» и упал – мордой вниз! Как еще лицо не разбил! Вот с тех самых пор он и Лютик. Мужик-то он неплохой, вот поддает только – часто и помногу…
Марина поморщилась.
— А вы, не поддаете? – поинтересовалась Света.
— Я – нет. Я потом работать не могу. Мне и так хорошо – без выпивки.
— А чем вы занимаетесь? – продолжила Света.
— Да я музыкант, играю понемногу на разных инструментах.
Наконец, под дружное «ура» появился хозяин дачи Репа с его то ли женой, то ли любовницей – женщиной с великолепной фигурой и длинными рыжими волосами. Девчонки не признали в нем особой знаменитости, но гости, все как один, расшаркивались перед ним и заискивающе заглядывали ему в глаза.
Гостеприимный хозяин пригласил всех приглашенных в дом, за прекрасно сервированный стол. Лютик сел рядом с Мариной, Коростылев рядом со Светой. Сначала все было как-то по-стариковски и скучновато. Мужчины принесли большое блюдо с шашлыком и поставили его прямо на стол. Светка поглядывала на Марину, как та быстро уплетала овощи и мясо, подкладываемые ей в тарелку внимательным Лютиком. Коростылев тоже ухаживал за Светкой, но при этом, явно нервничал и находился как будто в ожидании чего-то.
— Интересно, а почему хозяина зовут Репой, это что фамилия такая или прозвище? – тихо спросила Марина Лютика.
— Его фамилия Репас, зовут Виктором, но в народе, он – просто Репа. Он не обижается, привык.
Наконец, Репа встал и произнес приветственный тост. Это был сигнал к началу веселья. Все еще раз выпили, и понеслось. Шутки и анекдоты сыпались со всех сторон. Девчонки не успевали поворачивать головы направо и налево. Все умирали от смеха. Кто-нибудь начинал рассказывать анекдот или какую-либо шутку, немедленно подключались другие. После пятой или шестой рюмки Репа встал из-за стола, подошел к роялю и сказал, что сегодня он сыграет только что сочиненную им главную тему для нового спектакля, что Лютик наконец-то написал новые стихи, что Коростылев подыграет ему на гитаре и что вслед за этим все присутствующие услышат новые песни в исполнении Риточки. Все затихли и повернули головы к роялю. Лютик сидел в напряжении, с вытянутой шеей. Коростылев, с гитарой, расположился на стуле рядом с роялем, Риточка, то ли жена, то ли любовница встала рядом. Две девушки, ранее так шустро управлявшиеся на кухне и оказавшиеся так же певицами, пристроились рядом с Риточкой.
Репа сел за рояль и начал играть. Играл он прекрасно, легко и профессионально. Музыка тоже казалась легкой и незатейливой, музыкальные темы простыми, но все это явно претендовало на то, чтобы стать хитом сезона. Репа, несомненно, был талантливым композитором. Затем дело дошло и до песен. Риточка и девочки, держа в руках листы с текстом, чистыми приятными голосами спели несколько песен из нового спектакля. Припевы запоминались мгновенно. Гости с удовольствием без всякого принуждения начали их подпевать. Лютик был счастлив.
Его глаза, тусклые серые озера, разом засияли, он крепко обнял Марину и поцеловал ее в щеку. Марина испытала чувство гордости за Лютика, посмотрела на него другими глазами. Друзья хлопали, хвалили авторов, пили за успех их будущих хитов. Девушки присутствовали при рождении нового музыкального спектакля.
Через пару часов Репа, сославшись на дела, оставил компанию и отправился к себе на второй этаж. К этому времени Лютик был уже в доску пьян и забыт всеми присутствовавшими. Остальные гости тоже быстро пьянели, кроме Коростылева, который терпеливо дожидался возможности отправиться в Москву. В какой-то момент за столом опять начали звучать неприличные анекдоты, мат, двусмысленные остроты по поводу коллег из артистического цеха. Женская половина компании пряталась где-то на большой территории участка. Девушки явно заскучали и подумывали, как бы им выбраться с дачи. Трезвых мужчин оставалось все меньше и меньше. В какой-то момент Коростылев предложил им свои услуги по доставке в Москву. Он не любил пьяные собрания, был раздражен. Других желающих отбыть на тот момент не оказалось. Было еще довольно светло, они коротко попрощались с окружающими и отправились в Москву. Ехали молча. Первой Коростылев высадил Марину, у ее дома. Девушка махнула Светке на прощание и пошла домой.
Вечером следующего дня ей опять позвонил Лютик. Он настойчиво приглашал ее к себе домой, жалобно извинялся за свое «скотское» поведение. Марина, которая накануне твердо для себя решила больше никогда не встречаться с Лютиком, все-таки записала его адрес и поехала к нему. Зачем она к нему поехала, она точно не знала, и от этого своего незнания горько себя осуждала.
Квартира находилась в одном из спальных районов Москвы. Маленькая, грязная, прокуренная и пропитая квартира со старой мебелью всех периодов социализма: от послереволюционного до полной победы развитого. На стенах красовались сотни автографов и рисунков, в основном неприличных, авторами которых были его гости. Лютик встретил ее в махровом длинном заношенном халате. Он с гордостью продемонстрировал автографы трех-четырех звезд российской эстрады. Это была его жизнь. Пригласил Марину разделить с ним его поздний завтрак — подгоревшую яичницу с помидорами. Телефон звонил беспрерывно. Лютик отвечал на звонки всем по-разному. Режиссеру с телевидения – заискивающе, своей матери – что, мол, очень занят, какому-то приятелю – что тот всегда звонит ему не вовремя, какой-то актрисе – что он готов читать ей стихи дни напролет и особенно ночи. Сидя на его грязной кухне, Марина слушала его бесконечные рассказы о творческом пути в большое искусство. Лютик поставил пластинку с записями своих песен. Они были популярными, знакомыми, тексты песен – талантливыми, но вовсе не гениальными, как представлял их всем Лютик. Потом он показал несколько небольших книжечек со своими стихами.
— Вот это все мои достижения. Ты слышала, как Репа меня хвалил. Теперь несколько лет будут идти по стране спектакли с моими песенками, денежки будут капать – кап! кап! – книжечки переиздаваться – опять-таки кап! кап! Вся артистическая братия будет крутиться около меня. Халявщики, фиговы! Заживем!
— Лютик, извините меня, пожалуйста, но мне представляется, что вам еще работать и работать, чтобы ваши друзья начали смотреть на вас так же преданно, как на даче гости смотрели на вашего Репу.
— Ну ты и дурочка! Ни фига не понимаешь! Без слов нет песен – одни мотивчики. Умные красивые слова – половина успеха. Просто у Репы огромные связи, он всех знает, все дела свои умеет устраивать. И дела тех, кто с ним рядом трется. Одна команда – вот все в рот ему и смотрят. А без этого кому была бы нужна его поп-музыка? Ну, никак он ни Джон Леннон. Дальше Белорусской ССР и Украинской ССР никто этих песен петь не будет. Я лично свое место знаю, я бабки зарабатываю, а он считает себя советским гением.
— А вы не боитесь, что все пропьете и ничего у вас не останется?
— Так, все, хватит учить отца, как ему жить.
— Мне вас вообще-то очень жаль, вы талантливый человек, но вы совершенно неправильно живете. А скажите, от меня вам что нужно?
— Милая барышня, могла бы и догадаться. Иногда мне надо с кем-нибудь поговорить, иногда кого-нибудь обнять, а иногда кого-нибудь и полюбить. Ты вот пришла ко мне из любопытства? Я тебе хоть немного интересен, я хоть чуть-чуть тебе нравлюсь?
Марине показалось, что все, что он говорил, и как он это говорил, было вполне искренне. Он смотрел на нее с отцовской нежностью, и казалось, не знал, как к ней подступиться. Вдруг начал рассказывать о своем тяжелом послевоенном детстве, о студенческих годах, о том, как он увлекся стихами, причем так сильно, что бросил престижный институт на последнем курсе. На всю жизнь осталась любовь к немецкому языку. Говорил, что в какой-то момент в его душе зазвучали стихи, и надо было лишь успевать укладывать их на бумагу. Родители умоляли его продолжить учебу, а он все влюблялся, влюблялся, женился, писал стихи, разводился. Потом опять влюблялся, женился, снова писал стихи. И вот однажды его познакомили с композитором, с Репасом. Репа открыл ему дорогу в мир театра, кино и телевидения, но Репа при этом стал его рабовладельцем. Прежде чем Репа мог выбрать текст песни, Лютик должен был написать ему не меньше двух-трех десятков текстов. Это было и есть очень не просто. Невозможно с утра, позавтракав, просто сесть за стол и написать пару десятков стихотворений. Иногда он месяцами ничего не мог писать, а иногда его посещало вдохновение и слова сами складывались в рифмы, а рифмы в стихи. И тогда он был счастлив, он летал… Затем опять наступал кризис — пустой провал во времени: он хотел писать, но не мог и начинал просто «квасить». Жаль, что время уходит, что ему уже немало лет, и что он все еще для всех просто «Лютик»…
Он замолчал и взял ее руку. « Какая ты белокожая… Ни родинок, ни веснушек… И при этом – такой контраст, такие иссиня черные длинные волосы, серо-зеленые глаза, черные брови, длиннющие ресницы. Ты просто красавица. Я сплю и вижу, как все это божество будет лежать рядом со мной. Иди ко мне. Ты мне сейчас как никогда нужна. Я не сделаю тебе ничего плохого. Я буду просто нежно тебя любить…»
Его глаза были закрыты отекшими усталыми веками, ноздри ритмично вздрагивали, но он не спал, он был счастлив. Он обнимал трепетное наивное существо. Лютик приоткрыл глаза, до конца еще не веря своей победе. Рядом лежала белоснежная хрупкая девушка: длинная девичья шейка с маленькой черной родинкой, еще по-детски угловатые плечи, упругая молодая и необыкновенно красивая грудь, по которой стелились густые черные вьющиеся волосы, сквозь них виднелись два маленьких бледно-розовых соска, тонкая талия, длинные ноги и нежные ласковые руки. И это невероятное счастье сейчас принадлежало ему. «Девочка моя, хочешь кофе? Я лучше всех в мире умею варить кофе по-турецки. Сейчас принесу».
Марина укрылась одеялом. Ей было непонятно, любит она его или просто жалеет. Как ни старалась, Марина не могла ответить себе на этот вопрос. Говорят, у любви нет цели, и этим она и прекрасна. Но является ли такая любовь достойной? Не унизила ли она ее? Если бы всему в этой жизни находилось объяснение…
Лютик действительно оказался необыкновенным любовником, нежным, чутким, страстным и деликатным. В постели он был богом и опытным сердцеедом. С одной стороны, ей казалось, что он, такой взрослый мужчина, должен и будет всегда ее любить, боготворить и защищать. С другой стороны, она задавала себе вопрос: «И зачем мне все это, зачем? Хочу ли, смогу ли я его изменить? – и решительно себе на это отвечала – Да, смогу, он страстно полюбит меня, и все в его жизни изменится в лучшую сторону. Он талантлив, будет писать стихи, я буду работать, ухаживать за ним. Он просто опустился, он никому не нужен. Иллюзии, иллюзии… А мне-то он такой нужен? Зачем?»
Это наваждение длилось несколько месяцев. Лютик часто напивался, оскорблял всех, в том числе и Марину. Потом, на следующий день, звонил, извинялся, умолял о встрече. Марина не могла по-другому, она его прощала, любила и жалела. Они снова мчались на машине то в Абрамцево, то в Загорск, то в Переделкино, посещали художников, писателей, композиторов, встречались с разными друзьями, потом неслись на какие-то премьеры в Дом журналистов. Он снова ее неистово любил, сходил с ума, писал стихи, читал их, клялся, что они посвящены Марине, врал ей на каждом шагу и пил, пил, курил, сквернословил, изменял… Предавал, не осознавая, что постоянно предавать горячо любящего человека нельзя. Постепенно Маринина душа сгорала, превращаясь в серый равнодушный пепел. Какое-то время она как-то еще умудрялась его прощать, но доверять ему уже не могла. Отношения продолжались, хотя их давно уже насквозь пронизывала пошлость. «Как же она, такая красивая, молодая, неглупая девушка, могла вляпаться в такую историю?»
В один хмурый осенний вечер пьяный вдрыск Лютик позвонил Марине, умоляя ее приехать и тем самым спасти его от самоубийства. Марина, уставшая после работы, понеслась к нему, страшно нервничала, попав в ужасную московскую пробку, кое-как добралась до его квартиры, с волнением приоткрыла незапертую дверь… На кухне за столом, накрытым грязной липкой клеенкой, сидели Лютик с одутловатым от пьянства лицом и молодая женщина деревенского вида. Они вдвоем ели сайру прямо из консервной банки, крошки черного хлеба валялись по всей кухне. На столе стояла початая бутылка водки и два стакана. «Праздник» был в разгаре.
— А тебя, твою мать, кто звал? – спросил пьяный Лютик, увидев Марину. – Ты чего явилась?
Марина не выдержала, подошла к Лютику и со всей силы залепила ему пощечину, потом хлопнула дверью и уехала навсегда прочь из этого дома.
Мама, как всегда, оказалась права. Пошлость и грязь. Лютик выпотрошил Маринину душу, оставив в ней горький и тяжелый осадок. Марине даже не хотелось вспоминать об их связи. Это была исключительно ее, глупая ошибка. Не стоило тратить столько времени на перевоспитание слабовольного алкоголика-глупца, с ним было впору и самой со временем опуститься до положения полной и несчастной дуры…
Светка между тем счастливо жила с Коростылевым. Марина почти не поддерживала отношения с ними. Их жизненные пути разошлись, но время от времени Светка звонила ей и сообщала новости о Лютике. Например, что он третий раз женился на какой-то молоденькой девушке из Тулы, но при этом все равно продолжает пить, что ничего толкового не может написать, что озлобился, всем завидует, всех ненавидит, и опускается все ниже и ниже.
Марине все это было совершенно не интересно. Казалось, эта грустная страница ее жизни перевернута навсегда…
Год 1990
Марина защитила диссертацию, но не пошла работать по прямой специальности. В научных институтах в это время царил хаос, зарплату платили мизерную, ученые покидали страну. Вместо этого она вернулась в свое издательство, которое теперь вместо научной литературы переключилось на женские глуповатые журналы. Там давались «дельные» советы по выживанию, по поиску богатых и красивых мужей, по правильному подбору косметики; сообщались новые тенденции в моде, гороскопы и прочая чушь и различные сплетни. Но журналы эти пользовались успехом, издательство процветало.
На совете директоров было принято решение создать совместное предприятие с партнерской фирмой в Германии. Ответственность за поддержание контактов с немцами возложили на Марину. В школе и институте она изучала английский язык и неплохо его помнила, но предпочтительнее было переключиться на совершенно новый для нее немецкий язык, с тем, чтобы освоить его хотя бы на примитивном разговорном уровне. Этот язык ей не нравился. Слишком много родственников из старшего поколения погибло во время последней войны: кто на фронте, кто в концентрационных лагерях. Эти семейные раны еще не зажили.
Марине отвели на изучение языка три месяца. Она стала подыскивать себе преподавателя. Желающих было много, все хотели в то время заработать, но ей не хотелось заниматься лишь бы с кем и еще к тому же далеко ездить.
Наконец, через знакомых нашелся преподаватель, который жил по соседству.
Мужчина преподавал когда-то в институте, а теперь репетиторствовал, переводил литературные и технические статьи, подрабатывал на всех фронтах, имел большой опыт общения непосредственно с немцами.
Марина пришла к нему домой в назначенное время, в маленькую однокомнатную квартирку, сплошь заставленную лыжами, коробками, ящиками с прочим спортивным инвентарем. Вдоль стен были встроены стеллажи с книгами, аналогичные конструкции разделяли комнату на две зоны, в одной из которых стоял диван и телевизор, а в другой — стол на все случаи жизни и два старых кресла. На столе лежали книги, словари, тетради, а также стояли электрочайник, чай, сахар в коробке, две плохо отмытые от чая чашки и уже распакованный шоколадный вафельный торт «Сюрприз».
Преподавателю было под пятьдесят, но выглядел он довольно молодо. Среднего роста, пухленький темноволосый мужчина совсем неспортивного вида и со странными длинными, закрученными наверх темно-рыжими усами. Эти смешные вычурные усы привлекали к себе внимания больше, чем его зеленые глаза, маленькие искрящиеся щелочки. Леонид улыбнулся, заметив, как смутилась Марина.
— Мои усы – моя отличительная особенность. Все женщины от них без ума. Меня, как вы уже знаете, зовут Леонид. А вас?
— Меня – Марина.
— Ну-с, проходите, Мариночка, устраивайтесь, и займемся делом. Какие цели вы ставите передо собой и соответственно – передо мной?
— Мне необходимо научиться немного изъясняться на немецком языке, хотя бы на бытовом уровне, например, приветствовать, благодарить, прощаться, поддерживать незамысловатый разговор в Германии о себе, своих увлечениях и работе.
— Ясно. А как вы относитесь к немецкому языку? Он вам нравится, только честно?
— Нет, совсем не нравится и никогда не нравился. Лающий какой-то язык, не музыкальный. Песни на немецком языке мне вообще не нравятся, но что делать, мне он нужен по работе.
— В таком случае, прежде всего, садитесь за стол, я угощу вас чаем и тортиком. А пока вы угощаетесь, а я расскажу вам немного о моем любимом языке. На нем говорит большая часть европейского населения. Могла бы говорить и вся Америка. Это язык ученых, изобретателей, философов и врачей. Это язык музыки, литературы и поэзии. Я перечислю всего лишь несколько хорошо вам знакомых имен, и вы представите эту вселенную, эту культуру, древнюю и современную.
Марина с любопытством посмотрела на учителя. В одной руке она держала чашку чая, не осмеливаясь ее пригубить, в то время как в другой, у нее медленно таял кусок шоколадного вафельного торта. Леонид заговорил сразу же с особым энтузиазмом и жаром: «Значит так! Ученые — Гаусс, Гумбольдт, Лейбниц, Рентген, Гейгер, Эйнштейн, Герц, Планк, Борн, Кеплер, Мебиус, Ом. Знакомые имена? Уверен, что вы их неоднократно слышали. Изобретатели — Гутенберг, Бенц, Дизель. Тоже знакомые имена? Врачи — Гельмгольц, Беринг, Форсман, Кох, Эрлих, Эсмарх, Мейергоф. Как вам эти имена?»
Марина не все фамилии хорошо знала, но понимала, что речь идет об абсолютных мировых знаменитостях и уверенно кивала головой. Преподаватель же тем временем продолжал все с тем же пылом: «Философы — Кант, Гегель, Шопенгауер, Фейербах, Ницше, Ясперс, Карл Маркс, наконец. Как вам эти?»
Ответить Марина не успела.
— Теперь деятели мировой культуры, подчеркиваю – мировой. Композиторы – Бетховен, Вагнер, Бах и сыновья, Вебер, Мендельсон-Бартольди, Брамс, Шуман, Штраус, Глюк, Гендель. Ну что, захватывает дух? Поэты — Гёте, Гейне, Шиллер, Новалис, Рильке. Это же целый мир грез! А писатели – Фейхтвангер, Гофман, Гессе, Брехт, Грасс, Белль, Братья Гримм, Ремарк, Томас и Генрих Манны, Гауф, Гржимек. Какой пласт культуры! И это только самая малая часть, которую я наугад вам говорю.
Леонид расправил плечи, поднял голову и с горящими глазами восторженно продолжил:
Художники – Дюрер, Кирхнер, Лукас Кранах старший, Франц фон Штук, Маркс Эрнст, Кауфман, Лессинг, Гольдбейн старший и младший. Да что говорить – это ведь целая вселенная! А артисты – хотя бы женщины, мои самые любимые: Марлен Дитрих, Роми Шнайдер, Шигула, Ирм Херманн, но и многие, многие другие. Ну что, хватит пока?
Но уже через секунду Леонид спохватился и выдохнул: «А Генрих Шлиман и Троя? Я могу перечислять и перечислять. Это все — моя жизнь!»
Марина после такой бомбардировки известными именами сидела с открытым ртом и не знала, чем парировать.
— Вы пейте, пейте чай, а то он остынет и будет невкусным. Потом нам будет уже некогда с вами чай пить, мы начнем работать.
Леонид сел в кресло. Помолчал, посмотрел на реакцию Марины, на ее широко раскрытые глаза, смотрящие на него с восхищением. Он был доволен. Вступление было прекрасным.
После паузы он предложил Марине прослушать небольшие поэтические отрывки из Гете и Шиллера в своем исполнении, продемонстрировав ей безупречное произношение, затем поставил диск с сонатой Бетховена. Марина не была готова к такой информационной атаке, она еще с большим удивлением смотрела на мужчину. Он ей, безусловно, очень нравился. Все: и его манера говорить, и манера держать себя – все это было неожиданно и необыкновенно. «Это будет мой мужчина», — решила про себя Марина.
На следующем занятии Леонид продолжил погружение Марины в атмосферу немецких традиций, на этот раз ситуационных. «Скажу вам, Мариночка, еще несколько важных, на мой взгляд, обстоятельств. В начале двадцатого века европейский центр культуры и искусства переместился, знаете ли, куда? – Правильно, в Германию, а, если точнее, то в Берлин, ставший очень скоро новой европейской «столицей искусств». Берлин тогда был магнитом притяжения свободного творчества. Жизнь буквально кипела на его улицах и площадях. Наши русские деятели потянулись туда толпами. Музыканты, поэты и актеры, драматурги и режиссеры – все они повлияли на развитие немецкой культуры. Кто только ни побывал в то время в Берлине? – Шагал, Бакст, Коровин, Кандинский, Рахманинов, Шаляпин, да и многие, многие другие. Атмосфера «праздника жизни» закончилась лишь с приходом фашизма. Это очень печальная страница истории. Но мы ее опустим. Мы же с вами будем изучать язык, а не историю».
Время на уроках у Леонида летело незаметно. Марине хотелось еще посидеть, просто поговорить, но уже через несколько минут после окончания урока, раздавался звонок, на пороге появлялись другие ученики или ученицы разного возраста.
В очередной раз перед началом занятия Леонид прочитал целую лекцию о немецком домоводстве, кулинарных традициях, а также о пиве. Все эти его вступления были намного интереснее, чем само изучение языка, но, тем не менее, Марина довольно легко начала запоминать новые слова и выражения.
Потом была лекция про Людвига Баварского, потом про Вагнера, потом про Бетховена, про Ницше, про связь Штази и КГБ… и таким образом в каждый свой визит Марина узнавала все новые и новые факты из немецкой истории и культуры. Все это было крайне познавательно и интересно для Марины. Да и сам Леонид от раза к разу все больше и больше заинтересовывал Марину: ей давно не приходилось общаться со столь интересными людьми. Ей хотелось похвастаться перед Леонидом, что и она тоже очень успешна на своем поприще, но признаваться, что работает в издательстве бульварного журнала, она не решалась.
Дома, Марина поделилась с мамой своими впечатлениями. Мудрая мама выслушала Марину и сказала: «Девочка моя, этот человек тоже не для тебя. Он умен и образован, но не принес никому счастья. Занимается самолюбованием. Все его лекции – отработанный годами прием, хороший прием. Сродни отработанному выступлению артистов. Эгоист. Никакого самопожертвования. Семьи так и не создал, не умеет ни о ком заботиться. Не желает ничем поступиться. Он равнодушный и не щедрый. Не влюбляйся в него. Не трать на него время. Ничего у тебя не выйдет. Будешь очень страдать. Ты будешь переживать, что «плод зелен», но это не так. Это ты для него недоступна и ему не по зубам, это он не осмелится к тебе подступиться и не будет знать, ни чем тебя завоевать, ни чем удержать, он не в состоянии обеспечить тебе счастья …».
У Марины, как всегда, было иное мнение на этот счет: « Буду бороться!».
Уроки продолжались уже более двух месяцев. Леонид оказался прекрасным преподавателем, требовательным и внимательным. Марина аккуратно выполняла домашние задания и существенно продвинулась в изучении языка. Она ждала каждого вторника и пятницы, чтобы увидеть Леонида и продемонстрировать ему свои способности. Но более всего она ждала возможности сблизиться с ним. Он ей нравился все больше и больше. Один раз, когда Марина пришла на урок в особо прекрасном настроении, в новом платье и с новой прической, она застала в квартире молодую девочку в домашнем спортивном костюмчике, привычно орудующую на кухне. Леонид представил девушку Марине: «Это моя любимая ученица, почти жена — Лена, прошу любить и жаловать».
Настроение было окончательно испорчено. Заниматься уже не хотелось. Ревность душила Марину. А Лена в это время по-хозяйски накрывала стол к обеду на кухне. Пахло кислыми щами. Марина не могла сосредоточиться, неправильно подбирала слова, путала глаголы. Ее терзали вопросы: «Ну почему здесь живет эта девочка, а не я? Чем я хуже? Да, я старше ее на десять лет, но все же еще я молодая и привлекательная! Нет, я должна с ним поговорить и убедить его в том, что я тоже хорошая хозяйка и что тоже могу быть заботливой женой, что я тоже смогу его любить!»
В какой-то момент Лена ретировалась, сказав, что ей надо купить хлеб. Марина же, уже порядком раззадорившая себя, решила не откладывать разговор. Она находилась в состоянии нервного возбуждения:
«Скажите, Леонид, я вам как женщина абсолютно не нравлюсь?
— С чего это вдруг такой вопрос?
— И вовсе не вдруг! Вы что, не чувствуете, что вы мне нравитесь? Да и мне показалось, что вы ко мне не совсем равнодушны….
Марина вспыхнула, зарделась, глаза ее горели, она нервничала в предчувствии, что сейчас что-то произойдет. В этот момент она распустила свои прекрасные черные волосы, вытащив заколку, и нервно поправляла их руками. Она выглядела как красивая разъяренная пантера.
— Марина, милая! Вы — прекрасны. У меня даже в мыслях не было, что вы можете быть свободной. Я думал, что у вас есть все, что вы пожелаете. Что я вам, маленький усатый переводчик, учитель немецкого, далеко не молодой и не гений? Такой шикарной женщине, как вы, мне нечего даже предложить. Вам скучно будет со мной – изо дня в день одно и то же: ученики, книжки, статьи. Складываю свои скромные заработки в коробочку, коплю на машину. Семьи нет. Детей нет, да уже и поздно заводить. Что вам во мне? Если бы я только мог предположить, что вы одиноки, я бы возможно в вас тайно влюбился…
— Влюбляйтесь явно, я все для этого сделаю. А эта Лена? Вы ее любите?
— А как ее не любить? Больше тридцати лет разница в возрасте. Люблю, конечно. Но я–то ей нужен так, как отец и наставник. Она играется. Ей нравится роль жены взрослого человека.
— А вы, зачем вы поддерживаете эту игру?
— Так, все! Давайте, продолжим наш урок. Лена скоро вернется. Не будем ничего менять в наших судьбах. Доверьтесь мне.
— А мне хотелось бы попробовать, — еще надеялась что-то изменить Марина. – Мы можем с вами хотя бы просто поцеловаться?
— Ничего у нас с вами не получится. Мне не поздно вас любить, мне просто этого не надо. Давайте вернемся к занятиям. Вспомним, что мы проходили на прошлом уроке. И закончим этот разговор. Время идет, не стоит вам платить деньги за пустую болтовню… Итак, у немцев довольно сложная система прощаний, например, мы говорим “Bis demn?chst”, если время нашей следующей встречи еще не определено, но встреча, скорее всего, состоится в ближайшие дни. И, конечно, прощаясь, — Auf Wiedersehen!
Марина, что называется, внутренне умывалась слезами.
На последний свой урок к Леониду она, правда, пришла как ни в чем ни бывало. Шутила, правильно отвечала на вопросы. На кухне щебетала Лена, опять пахло кислыми щами. Позже Лена принялась развешивать на веревки, протянутые вдоль коридора под потолком, нижнее белье, свое и Леонида. Марина расплатилась, как всегда, поблагодарила преподавателя и попрощалась.
Больше уроков она не посещала. Ей было очень обидно и горько осознавать, что Леонид, такой, как ей казалось, близкий ей по духу, предпочитает не ее, красивую и самодостаточную, а какую-то мурлыкающую девчонку с ее кислыми щами. Марина думала, что она могла бы сделать его жизнь совсем другой – яркой и счастливой.
И опять ее мудрая мама оказалась права. И эту печальную страницу своей жизни, как казалось Марине, она тоже перевернула.
Год 1995
Немецкой журналистской братией по случаю очередного годовщины падения Берлинской стены был организован прием в одном из модных клубов Москвы. Директор все того же, теперь уже процветающего и известного издательства и Марина – его заместитель, были приглашены на этот вечер.
К тому времени Марина вышла замуж за ведущего инженера немецкой компании по производству стройматериалов, с которым она познакомилась в Германии, родила ему двух девочек, успешно продолжала свою карьеру и была вполне счастлива.
Директор издательства с женой и Марина с мужем приехали в клуб в вечерних нарядах. Марина по таким случаям старалась одеваться шикарно. В этот вечер от нее невозможно было оторвать глаз. Она была в черном шелковом декольтированном платье, эффектно подчеркивающем ее белоснежные плечи и шею, украшенную белой ниткой жемчуга. Ее иссиня-черные волосы были красиво уложены в витиеватую модную прическу. Туфли на высоченных шпильках делали ее еще выше, а фигуру еще стройнее. Максим, ее муж, тоже выглядел элегантно. Красивая пара привлекала к себе внимание.
Приглашенного народу было много. Попадались знакомые лица из шоу-бизнеса, корреспонденты редакций различных журналов, бизнесмены с женами и любовницами. Столы были накрыты, играла музыка, все ждали приезда посла Германии в России. Марина рассматривала публику. Вдруг она увидела интересную парочку – Лютика и Леонида, которые стояли у стола с напитками и задушевно разговаривали. Марина подумала: «Как же они могли быть знакомы, эти две столь противоположные натуры? Ах, да они же оба учились на переводческом факультете немецкого отделения института. Они, всегда и были знакомы. Вот удивительно! Сколько лет я их не видела! Лютик очень постарел, одет ужасно. А Леонид превратился в немецкого бюргера с огромным животом. Галстук почти горизонтально лежит на животе. Все те же закрученные усы, бороду какую-то козлиную отпустил, полысел. Женщин рядом с ними нет. Вот так дуэт! Интересно, узнают ли они меня? Стоит ли мне к ним подойти?»
Чуть позже к Лютику и Леониду присоединился симпатичный молодой человек. Максим тоже обратил внимание на эту троицу и сообщил Марине, что ему надо их поприветствовать. Удивившись еще больше, Марина спросила, а откуда он-то их знает? Уже на ходу Максим бросил, что Вилен – старый друг Леонида, а Леонид когда-то преподавал Максиму немецкий язык в институте, сын же Вилена, Даниил – новый сотрудник его фирмы, так что всех их троих он прекрасно знает.
В это время ведущий вечера сообщил о прибытии посла. Затем последовала приветственная речь главного гостя, поздравления и, наконец, объявили о начале праздника. Зазвучала музыка. Прямо навстречу к Марине направился респектабельного вида немец и пригласил ее на танец. Марина, не увидев рядом мужа, согласилась. Партнеры закружились в огромном зале, под разноцветными лучами прожекторов, тем самым привлекая к себе внимание со стороны всех окружающих. Никто, кроме них, еще не танцевал. Большинство присутствующих предпочитало застолье.
— О, смотрите, кого я вижу! Моя старая знакомая! – первым оживился уже прилично набравшийся Лютик.
— А ты что, знаком с этой дамой? – с любопытством спросил его Леонид.
Максим и Даня, сын Лютика, наблюдавшие за танцующей парой, прислушались к разговору двух приятелей. Максим готовился с гордостью выслушать комплименты в адрес своей жены и поэтому решил не выдавать себя до поры до времени. Вслед за этим он предполагал триумфально объявить о том, что Марина – его жена.
Тем временем Лютик и Леонид продолжили свой разговор:
— Ленька, это же, одна из моих старых телок – Маринка! Я трахал ее аж несколько месяцев лет …дцать тому назад. Классная, между прочим, телка! Смотри, какой она красавицей заделалась! Мы с ней потом разбежались, я уж и не помню почему. Как говорится, свои лучшие годы жизни я провел в разврате и в пьянстве, собственно, поэтому-то они и лучшие. Ах, да, вспомнил, мы разбежались, потому, что я не хотел отравить ей всю ее жизнь…
— А я ее тоже знаю. Я ей преподавал немецкий язык частным образом. Лет пять назад. Очень способная барышня. Я любовался ею в каждый ее приход, боялся даже помечтать о ней, а она, между прочим, кажется, была в меня немного влюблена. Поддайся я ей тогда, превратила бы она меня в обычного клерка, исправно приносящего ей в зубах зарплату. Она мне уже тогда показалась хищницей – красивой такой пантерой. Но я был тверд и вот поэтому теперь свободен.
— Ну, ты и идиот, Ленька! Мог бы прекрасно с нею потрахаться, знаешь, какая она ласковая? Неужели она была в тебя влюблена? Ты же не герой, ты же жлобина?
— Ну и пошляк же ты, Вилька! Совсем не меняешься с годами.
— Мне уже поздно меняться.
— Даня, — обратился Лютик к сыну, — тебе нравится вон та танцующая дамочка? Красавица какая! Могла бы, между прочим, быть моей женой, если бы я только захотел!
— Папа! А ты познакомь меня с ней, может, она моей женой станет. Я вовсе не против.
— Тебе, Даня, она не по зубам, даже и не мечтай! Это была когда-то моя мечта.
С Максима было явно довольно. Он весь побагровел и выпалил: «Прекратите! Марина уже давно моя жена и мать моих дочерей! Я горжусь и счастлив этим. Она идеальная жена и лучшая мать на свете». Максим сильно нервничал, перешел на фальцет и сообщил Вилену, что морду ему бить не будет, так как боится прибить его, такого дряхлого и никчемного алкоголика, хотя и стоило бы, и что он не верит ни единому его слову. Потом очень сухо добавил, что не представляет дальнейшей совместной работы с его сыном, Даниилом, ставшим свидетелем такого хамского разговора, развернулся и пошел к столику, за которым сидел Маринин шеф с женой и к которому уже направлялась после танца радостная и ничего не подозревавшая Марина.
— Все, как ты, придурок, думают, что у них идеальные жены и считают себя идеальными мужьями! — крикнул Максиму вдогонку Лютик. — Это не я сказал, а Бернард Шоу…
Марина, увидев Максима, не узнала его. Он был мрачнее тучи. Непьющий человек, он весь вечер пил, не говоря не слова. Дома он устроил Марине скандал и пересказал в красках разговор Лютика и Леонида. Он оскорблял Марину, предъявлял ей какие-то претензии, далекие от реальности.
Утром Максим даже не извинился. Всю последующую неделю он продолжал играть роль оскорбленного мужа. И всю неделю укорял Марину, оскорблял ее, мучил и издевался над ней. Марина даже не подозревала, что он может быть таким жестоким и несправедливым. Она не собиралась перед ним оправдываться. Да и в чем, собственно говоря, ей было оправдываться? В том, какая она была молодая и наивная? В том, что когда-то влюбилась в никчемного человека? Марина ожидала от мужа извинений и, не дождавшись, приняла неожиданное даже для самой себя решение: «Знаешь что, дорогой! Я не считаю себя ни в чем виноватой. Более того, то, что кто-то там тебе что-то наговорил, меня совсем не интересует. А вот то, что ты оскорблял меня всю эту неделю – этого уж я точно не намерена терпеть. Ты, похоже, собираешься, и дальше меня попрекать… Так вот, это раньше было принято терпеть оскорбления в семье, а сейчас другое время и другие нравы. Ты свободен, с девочками можешь общаться столько, сколько сможешь и захочешь. Я сама подам на развод. Это все!»
Максим попытался и дальше играть роль обиженного мужа, уехал к своим родителям. Он вовсе не планировал никакого развода, но развод все-таки состоялся.
Родителей Марины к тому времени уже не было в живых, советоваться было не с кем. И еще одну печальную страницу своей жизни Марина перевернула.
Год 2004
Все это время Марина жила одна с детьми. Она почти не вспоминала свою бывшую семейную жизнь и все мечтала встретить человека, который стал бы для нее близким и родным, с которым ей было бы тепло и интересно жить. Плохо жить она умела сама. Встреч с мужчинами в ее жизни было много, но все эти люди были не те, о ком она мечтала. Совсем не те. А время неумолимо шло, даже не шло, а летело.
Девочки подрастали, учились и были с ней рядом. Скучать с ними не приходилось. В издательстве хватало работы и общения. Она приходила домой и падала на кровать от усталости. Она почти не вспоминала Максима, более того, она его постепенно совсем забыла и ни о чем не жалела. Из, казалось бы, родного человека он превратился для нее в абсолютно чужого. Они не поддерживали отношения. Последние годы он работал в Германии, девочки ездили к нему на каникулы. В это время Марина отдыхала, много читала, спала, ходила гулять в парк. В один из таких свободных дней, в августе, Марина подыскала себе в парке, среди густых кустов сирени, уютную скамеечку, чтобы спокойно посидеть и почитать книгу. На скамейке была разложена чья-то свежая газета. Первое, что бросилось Марине в глаза, был заголовок о взрывах самолётов Ту-154 и Ту-134 в воздухе над Тульской и Ростовской областями, осуществлённые террористками-смертницами. Погибли 90 человек. Ответственность за теракт взял на себя Шамиль Басаев. Вчитавшись повнимательнее, среди имен погибших она увидела фамилию своего преподавателя, Леонида. Как выяснилось позже, он летел на какую-то конференцию, где должен был переводить доклады немецких специалистов в области сельского хозяйства. Марина решила сходить выразить соболезнование его родным и близким, начала наводить справки.
«Родных и близких» не оказалось. Только друзья и бывшие ученики. Леонид так и не женился. Никто не принял участия ни в каких опознаниях. На похороны и поминки пришли одни мужчины. И одна женщина — Марина, которую никто не знал и никогда до этого не видел. Это было странное прощание, все смотрели в потолок с пожеланиями того, чтобы земля усопшему была пухом.
В этот же год ушел и Коростылев, Марина присутствовала на его похоронах. Ее пригласила Света, постаревшая, поседевшая и угасшая с годами. Она старела значительно быстрее вместе с Коростылевым, который был старше ее на двадцать лет. Даже дети их казались почему-то старше своих лет. Уже после поминок Света сообщила последнюю новость о том, что Лютик в пьяном виде на машине выехал на встречную полосу и врезался в бетонное ограждение.
— Может, хоть после этой аварии бросит пить, напишет что-нибудь. Говорят, уже несколько месяцев лежит в какой-то убогой городской больнице. Сын мог бы ему помочь, но он и с ним умудрился разругаться, — грустно проговорила Света. — Всю жизнь сам себе обгадил, идиот несчастный. Как же мы с тобой тогда ужасно вляпались на этой чертовой даче у Репы!
Женщины договорились больше не теряться и время от времени созваниваться.
А еще через полгода, совершенно случайно, Марина увидела в продуктовом магазине Лютика — в инвалидной коляске и в сопровождении его, когда-то молодой, а теперь тоже постаревшей и тоже спившейся жены. Лютик Марину не видел, после аварии лицо его было сильно изуродовано, одет он был ужасно, как бомж. Оба они, Лютик и его жена, были навеселе, в руках у жены была бутылка водки, они покупали дешевую колбасу. Лютик громко давал рекомендации, не стесняясь в материных выражениях. Народ у прилавка с неприязнью смотрел на инвалида, не реагируя на его реплики. Совершив в конце концов удачную покупку, счастливая парочка покатила в направлении парка. Марина проводила взглядом человека, который, случайно или неслучайно, сыграл такую ужасную роль в ее жизни.
…
Марина и не заметила, как уснула на диване в гостиной. Ей снилось, что она читает книгу, в которой каждая страница была частью ее жизни. Она пыталась найти какую-то нужную ей страницу, но не могла: вся нумерация страниц была перепутана. Она продолжала упорно искать, но все никак не находила. Она искала, искала, пыталась вырвать лишние страницы, но они не вырывались, а наоборот становились твердыми, как картон.
Под утро в гостиную вошел ее новый муж — Вадим.
— Душа, моя! Ты так крепко уснула, я не хотел тебя беспокоить. Иди, ляг удобно в кровать, поспи еще немного, иначе у тебя будет весь день разбит. А я сам провожу девочек на работу. Счастье мое! Как нам тебя не хватало вчера на даче. Я очень скучал без тебя.
Марина встала и пошла в спальню. Легла она с мыслью: «Все врет, не верю ни единому слову. Ну да ладно, пусть поет свои сладкие песни».
Я рада, что я не одинока в ожидании продолжения, для меня рассказ как-то не сомкнулся… Во всяком случае, поначалу.
Я много раз говорила, но не поленюсь еще раз повторить, что в моем восприятии Юлиных рассказов, Юля -автор, а герои ее произведений — это художественные образы, ею созданные. Именно так я восприняла и последнюю повесть (или рассказ?)
С моей точки зрения, несмотря на кажущуюся незаконченность произведения, образ Марины получился вполне законченным и цельным. И в этом я вижу художественный успех автора. И именно поэтому мне показалась надуманной Сашина защита: будто он не Марину, а Юлю защищает.
Теперь о характере Марины. Вернее, о том, каким я его увидела.
Мне кажется, что начало действия на кладбище далеко не случайно. Марина словно совершает обряд похорон собственной жизни, отсюда и цепь воспоминаний — прощаний.
Для меня Марина — женщина-катастрофа. Женщина, совершающая неудачный выбор, один за другим. И если первый из них можно объяснить болезненным любопытством девочки из хорошей семьи к тому, что у взрослых вызывает брезгливость, то второй выбор — какое -то надуманное «чувство» к, казалось бы, полной противоположности богемному алконавту Лютику. Но в обоих персонажах есть одно общее качество — это люди, которые, по терминологии психиатров, «не вьют гнезда», обреченные на одиночество (иллюзия «пары» в последних воспоминаниях о Лютике — действительно лишь иллюзия). Почему же именно к таким стремится Марина? Почему, она стала инициатором развода, которого могло не быть, пожелай эта женщина сохранить семью, в которой она, так же как ее первые избранники, не умеет жить. Вот и последний ее муж ей тоже кажется лгуном, человеком неискренним и фальшивым. Но такой ли он, или это лишь она его таким видит, — этого нам знать не дано.
Проблема Марины видится мне в том, что она не умеет, а потому и боится выстраивать отношения, что всегда бывает уделом людей, не нашедших опору в себе самих. «Плохо жить она умела сама»- это ключ к пониманию образа Марины. Такие, как она, всегда возлагают ответственность за их счастье на других, не желая или не умея потрудиться, чтобы обрести его самостоятельно.
Итак, перед нами характер, настоящий художественный образ, у кого-то способный вызвать жалость и сострадание, у кого-то неприятие. Сейчас, навскидку, я даже не припомню подобные женские характеры в литературе.
Я не соглашусь с Левоном, процитировавшим Цветаеву: проблема Марины -это не легкомыслие! У Цветаевой — совершенно сумасшедшее желание жить согласно с собой, отбросив благоразумные правила, уловить дыхание и биение Жизни. Удел же нашей героини — кладбищенское одиночество и пустота.
Это очень сильное слово о прочитанном, Алла!
Уверен, что Юля высоко оценит сказанное Вами.
Дорогая Аллочка! Я умудрилась подхватить воспаление легких сразу после новогодних праздников. Только-только пришла в себя. Очень признательна за такой интересный и оригинальный разбор последнего рассказа. Кое-какие мысли я, видимо, не смогла донести до читателей. Маринин удел не кладбищенское одиночество и пустота. Ее удел — жить в счастье. Она красивая и умная, но не счастливая, так как либо себя не дооценивала, либо переоценивала, но, в итоге, так и не нашла себе близкого человека. Она наивна и романтична. Мы долго спорили об этой героине. Кое-кто решил, что она порочна… Я с этим не согласна. Но, то что у нее не типичный характер — это очень верно. Еще раз большое спасибо за внимательнейшее прочтение!
Юля! Мои поздравления с публикацией произведения острого, вызывающего бурные отклики и комментарии. Я и Марина были в числе первых слушателей первой его части, но, как ты помнишь, вынуждены были мчаться к Бони, с которым все в итоге оказалось хорошо. Спасибо за то, что поняла и не обиделась на нас. Уже тогда мне стало ясно, что равнодушных среди читателей не будет.
Прочел оставшуюся часть на сайте быстро. Можно сказать, проглотил. Ощутил через образ главной героини связь событий во времени и в пространстве, которые, в моем понимании, не привязаны ни к одному из периодов истории человечества — настолько они типичны и ожидаемы, но в тоже время всегда, как бы вновь, обрушиваются на героев своего времени. В этом состоит мое открытие смысла прочитанного. Любовь, пусть и неудачная, безответная, — это жизнь! И это есть хорошо.
Мне не хватило драматичности и интриги, персонажи может и узнаваемые, но скучноватые. Главная героиня раздражает своей невнятностью и отсутствием хоть какого-то стержня. Последняя фраза, обращенная к четвертому персонажу (реальному или вымышленному), в принципе лучше всего характеризует ее.
Я, вообще не увидел проблематики.
Первый, хоть и пьянчужка ввел ее в круг, был с нею нежен, в чем проблема? Cцена, где он ее позвал и выгнал вон показалась мне не типичной.
Второй, вообще, благородно отказался от ее «ухаживаний».
Третий, вроде был нормальный, но когда при тебе говорят такие вещи о твоей жене, а ты даже не в курсе этого, любой расстроится.
Ну да, вечная и будничная борьба полов, в которой показалось, что симпатии автора на стороне главной героини, а вот почему, я не понял.
Думал что Саша что-то объяснит, но его эпитеты — умная, щедрая, несет себя людям, ну и уж совсем в запале — пророк, миссионер совсем сбили меня с толку. И я понял, что ничего не понял в этот раз.
Однако в очередной раз не смог не восхититься способностью Юли выдумывать и лепить буквально из ничего галереи персонажей и схемы их взаимодействий. Собственно, это и есть писательский дар. Причем, мне кажется, что все еще впереди. И это хорошо.
P.S. Юлечка, мое мнение носит характер исключительно дурацкой мужской солидарности, посему смело можешь в топку.
Юля, моё мнение ты знаешь. Я его высказал во время нашего обсуждения.
Прекрасный рассказ (повесть), жду следующих работ.
Хочу ещё раз высказать своё суждение по проблемам затронутым в рассказе. Скорее по одной, уже обозначенной в нашей дискуссии с Сашей и Левоном.
И так.
Гендерное различие это только гендерное различие. Забудьте про традиционную патриархальную систему, не надо смотреть на женщину как на младшего партнёра, не надо боготворить и обожествлять. Не надо предполагать, что главное в женщине это красота и обаяние (жопа и сиськи).
Примеры всех подряд, профессионально состоявшихся, приводить бессмысленно.
Не надо относить всё выходящее за рамки естественного женского обаяния к разряду того, что у художников обозначается термином «женское рисование».
Происходящее с литературной Мариной является (на мой взгляд) во многом неосознанным (и её самой), следствием распада многовековой патриархальной системы, где она или сексуальный объект или прислуга при домашнем очаге.
Что это для меня?
Просто я не хочу, чтобы моя любимая дочь провела жизнь обслуживая какого-нибудь …
Гендерное различие это одна, если не главная, ось (суть, смысл) человеческого развития.
А что главное?
Ну, уберем «красоту и обаяние», останутся одни занудные левоны, бабковы, да кулагины…
Про «женское рисование» не понял, конечно есть и «женское рисование» и «женская литература»…
С большим пиететом воспринимаю случаи, когда женщинам удается сбросить эти ярлыки и избавиться от определения «женское», и не только в творчестве.
Все развитие человечества (хотим мы этого или не хотим) — это те или иные формы превращения в «сексуальный объект или прислугу» и борьба за это (вспомнил бы охаянного Мило Манару).
Соглашусь в одном, я тоже не хочу, чтобы твоя дочь кого-то обслуживала.
Оставим за скобками вопросы о том, является ли, к примеру, стирание носков любимого (как неосознанная потребность) обслуживанием.
Можно, вообще оставить за скобками все вопросы семьи и брака, которые, как мне показалось, все-таки составили подводную часть юлиного рассказа (вольно или невольно).
Левон, по порядку:
1 в чём выражается главная ось? возможно ты имеешь в виду, что единственная цель существования человечества как биологического вида это размножение? тогда я соглашусь с тобой.
2 «а что главное?» этот твой вопрос со всей очевидностью делает тебя типичным носителем патриархальных ценностей.
3 «женское рисование» она же «женская литература». пренебрежительное отношение ко всему чем занимается женщина вне рамок семьи.
4 и главное.
чудесное выражение «неосознанная потребность». интересно как часто у тебя возникала такая потребность? или это только гендерная особенность?
Это само собой, но не менее важно, что наверченная на биологическое тяготение (противостояние) полов гуманистическая составляющая, во многом инициирует потребность в творческом поиске и самовыражении.
Не уверен, что точно знаю, что имеется в виду под патриархальными ценностями, но, если бы у меня была родовая или завоеванная возможность использования кого-то (мужчин, женщин) в качестве обслуги, я бы не нашел причин противостоять этому.
Вопрос не в гендерной плоскости, а социальной.
Заменяю на уточнение, получается:
«Не надо относить всё выходящее за рамки естественного женского обаяния к разряду пренебрежительного отношения ко всему чем занимается женщина вне рамок семьи.»
Боюсь, опять не очень понял смысла, если будешь отвечать, попробуй упростить.
Ну, кто-то стирает носки кормильца, кто-то стирает чужие носки, чтобы кормить семью, но, если рассматривать брак, как договорную форму взаимного обслуживания, то разговор уходит в плоскость лишь соблюдения данных договоренностей и недопустимости силового нарушения баланса.
Про себя мне говорить как-то неловко, но если такой «потребности» у большей части недостаточно, то это говорит лишь о превалировании биологической составляющей над гуманистической, что вполне вписывается в мою теорию развития человечества.
P.S. Перечитал свои ответы, наверно получилось слишком провокационно, но в принципе подписываюсь.
P.S.S. Возвращаясь к «красоте и обаянию», то что в скобках соотносится строго или можно менять местами?
Левон, все твои ответы вызывают только новые вопросы (при этом ты уходишь от ответа на уже поставленные).
но общий смысл был очевиден и до начала дискуссии.
начиная её, я уже выступил в качестве провокатора.
схема проста. мужчина зарабатывает деньги, а женщина «стирает носки кормильца». патриархат.
поэтому он смело ходит на сторону (имеет право), а Марина должна отвечать за то, что случилось за много лет до знакомства со своим мужем.
Левон, ты так декларативно любишь 60-ые. и где в тебе их дух. to be hip.
где сексуальная революция. или она только для одного участника процесса?
Ну, я бы все-таки открестился от навешенного ярлыка защитника домостроя.
Во-первых, реально не увидел из чего ты сделал такой вывод. Для меня абсолютная свобода в рамках договоренностей (а не обмана, а на мой взгляд, не сказать, значит соврать (за что, собственно Марина и поплатилась, другой вопрос, что показалось, что ей все по фигу)) является скелетом отношений.
Во-вторых, много читая, размышляя и практикуя над приемлемыми формами брака, так для себя и не вывел идеальной, посему никак не могу считаться его сторонником в любой из распространенных форм, в том числе и патриархальной. Собственно, поэтому так уважительно отношусь к примерам, когда вижу обратные доказательства своего непонимания.
P.S. Что-то давно ничего не малякал, да и «красота c обаянием» все покоя не дают…
P.S.S. Нас Юля-то не выгонит отсюда, что мы здесь как бы не по теме…
Юля, с выздоровлением! Рада, что все уже позади.
Ничего порочного в Марине я не увидела. А вот того, что она несчастна, нельзя было не заметить. Правда, я не знаю способа «жить в счастье» будучи, как вы сами говорите «не счастливой». Но я очень надеюсь, что в продолжении рассказа Марина сумеет этого добиться, ведь все ваши герои отличаются находчивостью, остроумием и, главное, несгибаемостью!
Трудно сегодня будет работать: всю ночь читала и не могла оторваться. Обнимаю и поздравляю! Когда получим новую порцию удовольствия, Юлечка?