«Разрешите представить вашему вниманию нашего старинного друга и товарища Иосифа Вольфсона, который дебютирует на Контрапункте со своими воспоминаниями под названием «НАТАША.»
Пожелаем ему не останавливаться на достигнутом и welcome в наше дружное сообщество!»
Редактор.
На правах представления нового автора…
… Время забывать и время вспоминать, время совершать ошибки и время подводить итоги… Время читать и время писать…
Иосиф Вольфсон, для друзей просто Ося – наш верный читатель и поклонник. Читает ли он нас по зову ума и сердца или потому, что я его об этом регулярно спрашиваю на наших встречах в Нескучном саду, я не знаю. Наверное, началось так, а там он, как дворник в «12 стульях», втянулся и стал читать «с удовольствием». Вот, и дочитался…
Знаем мы друг друга давно – наши дети вместе выросли, а им уже впору писать собственные воспоминания. Юля так и еще раньше его знала. Но шли мы по жизни параллельными курсами – учились в соседних школах, заканчивали разные институты и работали в разных отраслях… И только сейчас жизнь прибивает нас все ближе и ближе друг к другу. Может, еще и потому, что становится нас, людей трезвомыслящих и не отравленных пропагандой, все меньше и меньше. Так и напрашивается, коль скоро речь у Оси идет в основном о школе: «Узок круг этих людей; страшно далеки они от народа…»
Наше с Осей духовное сближение началось с Клуба авторской песни при НИИ, в котором работали он и его жена. Оба они геологи, и авторская песня – неотъемлемая часть их культуры, я же, по молодости – городской шалопай, открыл для себя этот мир уже в возрасте. И я крайне благодарен за это Осе и Марине. Клуб давно закрыли, равно как и сам институт, но я не оставляю этого увлечения – не далее как вчера мне звонила, по иронии судьбы, тоже Наташа – энтузиаст этого дела и приглашала меня на очередной концерт какого-то заезжего барда.
Я, в свою очередь, увлек Осю нашим блогом, Юля и Андрей Казачков своими детскими «рассказиками» и воспоминаниями сподвигли его на собственные – на желание вспомнить, вновь пережить и эти свои переживания донести до других.
Бесценное это дело – из всего богатства и разнообразия своей жизни вынести самое существенное и важное. Заново пережить, осмыслить, прочувствовать – огранить, отшлифовать и оставить в наследство новым поколениям своих, и не только своих, детей и внуков. Другой вопрос – воспользуются они этим или нет, но это уже не наша забота, мы должны выполнить свою часть работы.
Всем нам свойственна горечь каких-то, как нам кажется, неиспользованных в жизни возможностей… Все мы, в большей или меньшей степени, склонны идеализировать эти шансы, которые нам вроде как были даны, а мы не смогли ими воспользоваться. Наше сожаление по этому поводу прямо пропорционально тому, насколько успешно мы смогли воспользоваться другими данными нам шансами.
В случае Оси, человека во всех отношениях состоявшегося, я думаю, это сожаление должно носить характер лишь легкого ностальгического воспоминания о «четвертой бутылочке», которую тоже можно бы было «выпить», но, собственно говоря, и так более чем хватило, а выпил бы, и неизвестно чем это могло закончиться. И без того был практически на грани. У Оси прекрасная жена Марина, сын Женя, невестка и два очаровательных внука. Ну и собака Боня странной породы с еще более странным и трудновыговариваемым названием породы – шолоицкуинтли. Интересная и уважаемая работа, целый круг друзей, который, к счастью, год от года все разрастается. Вот теперь он еще и «Контрапунктом» прирос…
А не растеряйся он, Ося, в тот новогодний вечер в школе, подайся он за «девушкой своей мечты» в темноту, не дай ей уйти… И что? Есть ли уверенность в том, что в его семейной жизни, да и в жизни вообще все сложилось бы столь же удачно? Вот то-то и оно… В конце концов, Ося, на встречи одноклассников, как правило, не ходят не по причине занятости или снобизма, а по причине какой-то внутренней или внешней несостоятельности…
А. Бабков
Дорогой Ося!
Наконец, ты отважился и написал свои первые детские воспоминания. Я уверена, что само их написание доставило тебе огромное удовольствие. Добро пожаловать в авторы нашего блога! Я с большим любопытством и вниманием прочитала «Наташу». Многие твои зарисовки оживили в моей памяти и мое детство, самую счастливую пору нашей жизни. Спасибо тебе большое за это. Пиши, не останавливайся, у тебя есть что рассказать нам всем, достань с полок своей памяти интересные истории. Делись ими с нами…
Спасибо, дорогая Юля!
Ты, в существенной степени, своими воспоминаниями и рассказами подвигла меня на эту творческую и увлекательную работу. Сейчас подолгу гуляю с верным Боней и думаю о новых историях из жизни школы, которые можно будет оформить в виде рассказов. Буду рад и горд их возможной публикации на Контрапункте
Ося, обычно читаю медленно и не сразу, но, начав сегодняшнее воскресное утро с твоих воспоминаний, одолел твою «Наташу» легко и за раз, с большим интересом и чуть не со слезой в конце на фразе «Я ведь так любила тебя тогда, Вольфсон!»… (эх, ты…).
Из пересечений, на которые сразу обратилось внимание и, о которых подробнее, вероятно, в Посиделках и попозже.
«Что в имени тебе моем?»
У моей бывшей жены Наташи было отчество — Вячеславовна…
«Левая рука»
Я правильно вычислил Земского — слева вверху за девушкой с бантиками (Наташей?)?
«Бабушка»
У меня бабушка тоже сидела в эти годы…
У которой, кстати, был свой дом в Меллужи, куда, по обыкновению, я приезжал летом на месяц, а значит Ося, по одним дюнам шмыгали, значится…,
Из отчетливых юрмальских воспоминаний: немеренное количество божьих коровок на пляже, прекрасный сосновый бор, весь в кустах черники (с другой стороны дороги), заканчивающийся рекой Лиелупой.
До сих пор помню названия всех этих станций: Дубалты, Майори, Асари…
«И еще один потерявший голову пионер»
Про мороженное, и скорее, как редактор «Дыхания времени» (если нас интересуют точности): мне показалось по дизайну, что картинка все-таки конца 50-х, нежели середины 60-х, но это мелочь, а вот по поводу «желтой розочки» я бы поспорил, по-моему, они были преимущественно розовые.
Про Хану Машкову: с семи лет меня заставляли заниматься фигурным катанием (тогда очень модным), благо стадион Локомотив в Лосинке был в двух шагах от дома. На тренировки ходили мы обычно с Костей Кокорой, моим соседом по дому, ставшим впоследствии чемпионом ссср. Однажды (в 67-68?), нас хотели переманить в Сокольники и мы попали на тренировку с настоящими «профессионалами», занимающимися на искусственном катке. Среди прочих там почему-то каталась и Хана, имя которой, конечно, нам было известно. Я был так поражен этой неожиданной встречей, что все время пытался вертеться на льду около нее и выделывался сверх меры, вероятно, желая привлечь ее внимание, в результате — один раз даже столкнулся с ней и мы оба упали… Дальше этого, увы, знакомство наше не продолжилось (да и в Сокольники меня не взяли, а Костю взяли…)…
Но, по сравнению с тобой, Ося, в этом вопросе, я, по-моему, продвинулся гораздо дальше (хм)… Кстати, наверно, все знают, что в 72-м Хана погибла в автокатастрофе.
Ося, во-первых, очень рад, что ты, наконец, решился на публикацию (спасибо, наверно, в первую очередь надо сказать Саше Бабкову) и что ты теперь с нами. На мой взгляд, воспоминания очень удались, и был бы грех останавливаться…
Дорогой Левон! Спасибо за все.
Как говорил один из героев «17 мгновений весны»: «…мы хлебаем из одной тарелки…». …Асари, Вайвари и т.д. Не удивлюсь, если улица в Меллужи, где ты жил у бабушки, называлась «Межсаргу». Хотя, там было много других чудесных улиц. Лиелупе, сосны, черничные поляны… Андрей Казачков тоже до сих пор помнит и любит эти места.
Что касается фигурного катания — это отдельная песня. Меня мама до школы водила в Лужники в теннисный городок. Там заливали «горячий» лед для групп ОФП. Моим тренером была Галина Борисовна Титова. Она позднее привела, говорят, Лену Водорезову к С. Жуку. Оттуда мои познания в некоторых элементах ФК. А Хану Машкову ты мог встретить и сбить с ног в 1965 г. Ей, видимо, дали лед в Сокольниках для тренировок во время первенства Европы в Москве. А тут ты! Мама сказала однажды, что перед нашим выпуском в школу в нашу ОФП пришли селекционеры и отобрали нескольких худеньких и высоких мальчишек для спортшколы. На этом моя эпопея здесь завершилась, а из тех счастливых лет осталась в голове одна фраза мальчика, который также, как и я «остался за бортом» любимого вида спорта (надеюсь, ты и читатели-ровесники ее оценят по достоинству): «..нам до Виктора Косичкина, как до Луны». Я как-нибудь предложу для сайта фотографию катка Лужников и моих друзей-малышей. Очень трогательная.
Обнимаю и… продолжаю вспоминать
Ося! Писал уже тебе в личном письме, а теперь повторю, что были и у нас с тобой «cудьбы скрещенья».
— Пошли вместе в один день в первый класс, моя школа в полукилометре от твоей. До сих пор сохранилась фотография меня-первоклассника, сделанная в фотомастерской на Воробьевке.
— Твоя фотография с братом на Ленинском, как раз рядом с памятной детской поликлиникой №25, куда и ты ходил, и Юля, конечно тоже. Помню в правой части самые страшные кабинеты — процедурный, где мне делали какие то жуткие уколы, ухо-горло-нос, где пугали вырезанием гланд, ну и стоматология конечно.
— Пионер с собакой до сих пор стоит у меня на полке
— Хану Машкову я тоже любил, но тайной любовью, никогда не сталкивался с ней как Левон. Впрочем любил и Пегги Флеминг тоже.
— Ну а что касается девочки Наташи, была и у меня такая, и тоже Наташа. Учился с ней с первого по четвертый класс. Красавица была невероятная, белые бантики, круглая отличница (мы вообще то были с ней два лучших ученика), спортсменка-гимнастка, что на бревне вытворяла. На физкультуру ходил с удовольствием из-за нее. Но вышло так, что моя любовь была безответная,как к Хане Машковой, поскольку я все 4 года не решался к ней подойти, а она на меня (как мне казалось) внимания не обращала. Потом я ушел в другую школу №44 и наши пути разошлись. А через 40 лет случайно (ну не случайно, конечно, искал) обнаружил ее в одноклассниках, теперь уж не повторяя ошибок прошлого, сразу пригласил в друзья, написал, что она была самая красивая девочка в классе, опасаясь при этом, что меня-то она конечно не помнит. Но она откликнулась мгновенно, написала, что помнит, что был я самым умным в классе и она боялась ко мне подойти. Вот какие пересечения…
Дорогой Андрей!
Рад тебя слышать. С приездом из многотрудной и многодневной командировки!
Думаю, что нам с тобой пора организовать экскурсию на тему: «По памятным местам нашего детства» и пригласить всех желающих присоединиться к нам. Во время мероприятия предвкушаю массу воспоминаний наших ровесников и школьных друзей, которые в итоге выльются в сценарий сериала, лучшего из лучших, названия которому пока нет (Гай-Германике с ее «Школой» мы, видимо, уже ничего сказать не сможем). В него войдут картины-воспоминания и о кинотеатрах и клубах, где мы имели счастье видеть самые лучшие фильмы и актеров тех лет: Харитонов, Смоктуновский, Савина, Яковлев Голубкина, Жан Марэ, Джина Лолобриджа, Милен Демонжо, Софи Лорен, а позднее Моника Витти,Даниэль Ольбрыхский, Барбара Брыльска…Список бесконечен (в своем описании дороги к Наташе на день рождения я как раз забыл упомянуть клуб завода «Красный Пролетарий», где было увидено столько всего интересного, да и сам завод).
Обязательно расскажем друг-другу и друзьям о стадионах нашего детства и о том, как мы «заболели»: я, например,вначале хоккейным Локомотивом, потом футбольным Спартаком и только году в 1963 и по сей день Динамо — увлекательно, есть, что рассказать по теме: «Футбол и хоккей моего детства».
Андрей, твой вклад в создание атмосферы тех лет в рассказе «Наташа» переоценить трудно. Спасибо тебе за это огромное. Как хорошо, что спустя 40 лет мы нашлись в Липках.
С надеждой на продолжение совместной работы.
Твой Ося
Клуб «Красный пролетарий». Кыр-пыр, как его у нас называли. Я бывал там редко (может быть и ни разу), в кино ходил обычно в кинотеатр «Cтарт» на Фрунзенской набережной. Но помню, что на Кыр-пыре в театральном кружке занимался мой сосед, друг и коллега по школе №44 (он был тремя годами старше) Гурик Мышковский. Точно помню, что ходил в Кыр-пыр на премьеру спектакля с его участием.
Что же вы травите себе душу, господа! Задним-то теперь уже числом. И даже решаетесь приподнять завесу над тем, что сталось ныне с тем прежним – нежным и невосполнимым… Ведь заведомо ясно, что что бы вы там ни обнаружили, будет одинаково иметь привкус горечи…
Как, помните, в том анекдоте? «Ой, кто это?» — «Внучка… А вы кто?» — «Я? Да козел я, вон с того сеновала!»
Мой вам совет – живите более днем сегодняшним и не записывайте себя совсем уж в «пикейные жилеты».
Моя собственная история была, возможно, драматичнее, но, к счастью, закончилась happy end’ом.
Случались, конечно, и у меня такие детские влюбленности и в младших, и в средних классах, но настоящая «первая любовь» пришла ко мне в 9-м классе. А может быть, и в 10-м – во всяком случае это не была «любовь с первого взгляда». Скорее всего, в один прекрасный (нет-нет, несчастный для меня) день я проснулся и понял, что влюблен. Представляете – выпускной класс, впереди выпускные, вступительные, готовиться к ним нужно, как проклятому, а тут такое…
Попробовал было ухаживать, но при наличии комплексов — бесполезное это занятие, да и в целом знающие себе цену девушки в школе, как правило, всегда отдадут предпочтение не сверстнику, а тому, кто постарше.
В общем, полное фиаско, разбитое сердце и новые комплексы… Как будто старых не хватало! С другой стороны, ничего не оставалось другого, как… засесть за учебники и успешно поступить в институт. Хоть за это спасибо тебе, Юля!
Началась веселая студенческая жизнь! Время от времени «нарисовывалась» то одна, то другая девушка, и все они неизменно поверялись образом той «первой». Но если даже и проходили этот тест, то при более тщательной и длительной проверке критики все же не выдерживали и исчезали с моего горизонта.
Жизнь, однако, берет свое и даже как-то очень скоро берет! Уже на 4-м курсе я был женат, и жена моя, как это ни парадоксально, на ту, «первую», не походила вообще ничем – ни внешне, ни внутренне. Ну, хоть бы чем-то напомнила! На деле, наверное, что-то все же было – просто сейчас я уже этого не помню.
И все же с той, «первой», жизнь как-то столкнул пару раз, правда, не совсем без моего умысла и помощи. Чувства, конечно же, никуда не делись, не мне вам говорить, но гордость и отчасти хитрость брала свое, и как показала в дальнейшем жизнь, эта тактика была верна. Каждый раз я напускал на себя вид человека успешного и независимого, а главное равнодушного и давно оправившегося от тех первых неудач. Мол, пусть теперь видит, что была неправа, что, мол, просчиталась, и пусть ей теперь от этого станет чуть-чуть обидно и чуть-чуть грустно. Было ли это так и до какой степени – Бог весть. Но, наверное, все же было, потому что когда годы спустя этой моей «первой любви» представился новый шанс остаться со мной, она его не упустила. Чем и меня осчастливила на всю оставшуюся жизнь.
Вот такая альтернативная история. У Ивана Бунина есть рассказ несколько мистического даже свойства о том, как alter ego автора возвращается в родные края и поздним вечером прогуливается по тем местам, что были связаны с его первой любовью, а та то ли умерла, то ли так или иначе куда-то делась… В конце рассказа эта первая любовь как будто бы подает ему – или
ему так кажется – некий знак, что, мол, и она о нем помнит и думает о нем. У меня этот рассказ почему-то отложился в памяти, и по его мотивам я даже хотел написать свой – аналогичный по форме и по сюжету, но с другим, более светлым концом.
Напишу не напишу – время покажет, но пока эту свою мысль и эти свои чувства я уже частично реализовал в этом своем очерке-воспоминании, за что отдельное спасибо Осе и Андрею.
Долго не могла выкроить время, что бы прочитать целиком и не собирать обрывки впечатлений от этой небольшой книжечки-альбома с почти пожелтевшими фотографиями. Легко представляю трепет тех, кто учился в той же школе, кто может узнать и припомнить приятелей и знакомых … Но сам формат школьных фотографий уже ностальгический и не может не вызвать светлую печаль у всех нас. Растрогала почему-то пожилая женщина на одной из фотографий, случайно попавшая в кадр: моя бабушка в ту пору носила такой же теплый пуховый платок… Многое напомнили и «статуЕтки» (у меня до сих пор сохранился пишущий Пушкин, чудом сохранившийся при переездах, и Хозяйка Медной горы). Невольно возвращаешься к мысли о том, сколько дали нам эти невинные годы школьного детства и ранней юности: первые попытки выстраивать отношения, первые увлечения, первые ошибки и первые глупости, у кого-то первые измены и первые страдания… Первая,и потому особенно яркая, страница жизни…
Сохранили ли мы ту же свежесть и искренность чувств? Ту же непосредственность восприятия? Ту же радость бытия? Способно ли внезапное понимание чужой боли нас и нашей причастности к ней ошеломить нас с той же силой?..
Разве не такие воспоминания помогают нам все это понять…
Иосиф, спасибо!
как и Юлины рассказы для меня
это некий магический текст переносящий в моё собственное детство.
у меня самого нет такого связного воспоминания
какие-то разрозненные картинки.
я уже несколько лет собираюсь сосредоточиться
и попробовать начать вспоминать по годам
1961 — …..
1962 — …..
но
спасибо
Спасибо Андрей. Тронут твоим вниманием. Я еще тушуюсь и сам не всегда вовремя реагирую на новости старожилов сайта. Хоть и с опозданием, но присоединяюсь к поздравлениям товарищей по «контрапункту» по случаю твоей успешной выставки.
Что помню я. 1961 год: XXIII съезд КПСС и вынос тела тов. Сталина из Мавзолея (конечно, по учебникам или документам); параллельное съезду испытание ядерного оружия — термоядерной «сахаровской» бомбы — на архипелаге Новая земля (говорят, что это было нечто…). А я в первый раз оказался в Юрмале.
1962 год — см. «Наташа». Уверен, что первый класс где-то глубоко в памяти каждого из нас и извлечь его образ из глубин памяти — наша общая благородная задача.
Иосиф, поздравляю с дебютом! Ваши воспоминания прочитал налегке. Сначала даже несколько насторожило количество страниц, но начал читать, увлекся, и не заметил как дочитал до конца. Читая Ваш рассказ я даже вспомнил свой первый класс и первые линейки, школьную форму. Пионер с собакой — точно будущий пограничник, а этот злосчастный лифт со сложным способом эксплуатации… и зачем его только построили? Удивила девочка, грозящая всем оторвать наследство. Кто ее научил? Зато старка хорошо пошла. Да и вообще День рождения Наташи прошел на высшем уровне.
Не совсем понятно с Вашим отчеством. В рассказе Вашего отца зовут Федор.
Приветствую Вас, Тим, и благодарю за одобрение и поддержку моего скромного творения!
С именем отчеством моим ситуация такая. Папино полное имя — Соломон Файтель Иоселев. Об этом я узнал впервые в зрелом возрасте — «под пятьдесят», когда вместе с родственниками, друзьями и коллегами отца работал над книгой «Ф.И. Вольфсон. Воспоминания», которая вышла в свет в 2000 году. Что за чудесный период был в моей жизни, когда из десятков воспоминаний людей нескольких поколений ко мне вернулся отец, личность которого оказалась еще многогранней и интересней, чем я только мог себе представить в юности и будучи ко времени начала работы над книгой человеком в возрасте.
Понятно, что имя Файтель, которое он сам предпочел и которое стало его официальным первым именем, было хоть и сложным на слух, но, тем не менее, не таким звучным и подозрительным, как Соломон, — времена — конец 40-х для евреев, мягко говоря, не простые были (например, об этом можно прочитать в романе Василия Гроссмана «Жизнь и судьба»). А выход из этого пикантного положения неожиданно нашел один крупный геолог — друг и учитель отца, начавший называть его на людях Федором. И так это «имя» понравилось всем тем, кто с папой общался, что «Федор», а потом и «Федор Иощщ» стало его основным ИО и в быту и на работе, хотя в паспорте он остался Файтелем. Даже на надгробном камне высечено его имя, как «Федор Иосифович». Меня ровесники отца и его ученики называют до сих пор уважительно: «Иосиф Федорович», хотя я сам никогда не менял ни фамилию, ни отчество, ни национальность, чем сейчас иногда хвалюсь. Мог, кстати записаться и русским, когда речь зашла о получении паспорта, так как мама моя русская. Поэтому, в рассказе «Наташа» я воспроизвел имя и отчество папы так, как оно звучало тогда в 50-е-70-е, вплоть до его кончины в 1989-м году.
Добавлю также, что с написанием нашего с братьями отчества паспортисткой случился полный конфуз, далеко не безобидный. Старший и средний братья записаны каждый в своем паспорте, как Файтельевич, т.е. с орфографической ошибкой, а я записан правильно — Файтелевич. Так что, родство с братьями нам, не исключаю и такого, придется доказывать в суде. Буду рад, если смог понятно рассказать Вам детали этой житейской истории.
Ося, ты молодец. Мне очень понравилось. С удовольствием окунулась в свое, т.е. наше прошлое… Подивилась твоей памяти на мелочи. Я совершенно не помню дождя в первый школьный день и встречу с делегацией и соц. стран. Спасибо тебе за возвращение памяти, атмосферы тех лет, когда мы все были пионерами, кто с головой, кто без
Жду продолжения
Рад тебе, дорогая Вика, несказанно!
Спасибо за высокую оценку того, что удалось в этом воспоминании. Как я тебе и говорил, сейчас легче вспоминается далекое нежели близкое или совсем близкое. На сайте есть много чего интересного. Уверен, что тебе понравится творчество наших ровесников, большинство из которых жили и учились совсем рядом с нами.
Продолжение следует.
Оказывается у Давида Самойлова было свое трепетное отношение к имени наташа.
Почитайте его стихотворение «наташа» — интересный, «революционный» такой образ.
НАТАША
Круглый двор
с кринолинами клумб.
Неожиданный клуб
страстей и гостей,
приезжающих цугом.
И откуда-то с полуиспугом —
Наташа,
она,
каблучками стуча,
выбегает, выпархивает —
к Анатолю, к Андрею —
бог знает к кому!-
на асфальт, на проезд,
под фасетные буркалы автомобилей,
вылетает, выпархивает без усилий
всеми крыльями
девятнадцати лет —
как цветок на паркет,
как букет на подмостки,-
в лоск асфальта
из барского особняка,
чуть испуганная,
словно птица на волю —
не к Андрею,
бог знает к кому —
к Анатолю?..
Дождь стучит в целлофан
пистолетным свинцом…
А она, не предвидя всего,
что ей выпадет вскоре на долю,
выбегает
с уже обреченным лицом.
Давид Самойлов.
Всемирная библиотека поэзии.
Ростов-на-Дону, «Феникс», 1999.
НАЗВАНЬЯ ЗИМ
У зим бывают имена.
Одна из них звалась Наталья.
И было в ней мерцанье, тайна,
И холод, и голубизна.
Еленою звалась зима,
И Марфою, и Катериной.
И я порою зимней, длинной
Влюблялся и сходил с ума.
И были дни, и падал снег,
Как теплый пух зимы туманной.
А эту зиму звали Анной,
Она была прекрасней всех.
Давид Самойлов.
Всемирная библиотека поэзии.
Ростов-на-Дону, «Феникс», 1999.
Этот комментарий с равным правом можно публиковать и здесь, и у Иосифа на «Елочке и фонарике» и в публикации Левона о Владимире Губареве. Еще одно чудесное совпадение. Вчера я случайно наткнулся в книжном магазине на книгу Владимира Любарова «Праздник без повода». Полистал с интересом и дошел до рассказа о фигурном катании. Написанное перекликается с тем, о чем пишет Иосиф.
Из рассказа Владимра Любарова.
…Вся наша компания обсуждала фигурное катание. Болели за разных спортсменов, а особенно за женщин-одиночниц… У Габи Зайферт были замечательные толстенькие ножки…Многие болели за Хану Машкову — высокую красивую чешку с начесом на голове… А еще была венгерка Жужа Алмаши, не просто толстенькая, а очень толстенькая….На чемпионатах мира царствовала американка Пегги Флеминг, она холодно и безупречно откатывала программу, и все — можно было не волноваться…Поэтому все девушки-простушки из социалистического лагеря бурно сражались друг с другом за первое место лишь на чемпионатах Европы….И еще была здоровенная халда — австрийская фигуристка Беатрикс Шуба. Она лучше всех откатывала обязательную программу — тупо чертила коньком скучные фигуры на льду, а на произвольной каталась как неуклюжие тетеньки на теперешних моих картинах. Но те хоть танцуют с душой, а Шуба штурмовала лед как имперский солдат. Шуба прыгает тулуп — шутили мы. Однако эта Шуба всегда брала золото, выигрывая его у прекрасной Габи. Ну и ненавидели мы эту Шубу! А совсем недавно в чьих то мемуарах я прочитал, что Шуба перед каждым выступлением хлопал рюмку коньяку — и это несколько примирило нас с ней
Все так. Но в моих компаниях мы все же больше обсуждали перипетии хоккейных и футбольных баталий и их героев (обязательно когда-то перечислю всех, кого вспомню — многих, уверяю). А Любаров, видать, постарше нас чуть-чуть будет и видение его юных героинь уже такое, юношеское: «замечательные толстые ножки», «очень толстенькая», «здоровенная халда»… У меня немножко другое восприятие фигурного катания было, так как рядом со мной смотрели телевизор бабушка и мама и все время меня концентрировали на некой другой эстетике данного вида спорта. Видно, не без их влияния я так нежно «полюбил» Хану Машкову. Может быть, она и не была эталоном женской красоты, но подсознательно в юности искал свою девушку, невольно сравнивая каждую с ней. (Не «клиника» ли это?)