Ночь перед Рождеством, или Неожиданный поворот сюжета
Я вошел в купе и сразу понял, что не ко двору. Чувствовалось, что здесь шел оживленный разговор, прервавшийся на полуслове при моем появлении.
Я извинился за вторжение и сел на свое место. Мои спутники – довольно пожилой, но молодящийся господин и женщина средних лет – нахохлились и несколько исподлобья посматривали на меня. Чтобы как-то разрядить обстановку, я спросил, не предлагали ли еще чаю, на что мужчина фыркнул и сказал, что у него и получше что найдется, указав на бутылку початого коньяка. Я вежливо отказался и вышел под предлогом, что вроде, мол, к проводнику, за чаем. «Вам не заказать?» — «Нет, спасибо».
Поболтав с проводником о том, о сем, я со стаканом чая вернулся к купе, но входить повременил – чувство неловкости не покидало меня, к тому же, сознаюсь, мне любопытно было узнать, о чем это шла у них беседа до того, как я появился.
Дверь в купе была приоткрыта, и оттуда уже вновь доносились голоса, вернее – голос, потому что говорила в основном женщина. Из тех отрывочных фраз, что мне удалось разобрать, я понял, что речь идет о школе, в которой женщина, судя по всему, работала учительницей. Она, как и многие сейчас врачи и учителя, жаловалась на недостаток выделяемых средств и на крайнюю забюрократизированность системы, не оставляющей учителям ни времени, ни сил на сам процесс обучения.
Мужчине, судя по всему, это было не так интересно; он ограничивался лишь поддакиванием да сдержанными репликами, подаваемыми время от времени ради поддержания разговора.
«Ну а что же сами ученики – какие они теперь? – спросил он вдруг. – У меня самого детей нет, и я даже представить себе не могу, какое оно, это новое поколение!»
Похоже, он затронул не менее больную тему, потому что тут же полились новые потоки речи уже в отношении «современной молодежи». Собеседник заметно оживился и начал задавать наводящие вопросы. Его, судя по всему, мало волновали вопросы идеологической подготовки и уровня знаний современной молодежи. Зато вопросы личной жизни и взаимоотношений между юношами и девушками ему явно были интересны. Подзадориваемая им учительница, переходила ко все более интимным подробностям и деталям. Естественно, с нотками осуждения той атмосферы безнравственности и легкодоступности, что получила распространение в обществе в целом и не могла не проникнуть и в школьные стены. «Это просто недопустимо…», «так дальше продолжаться не может…», «о чем только думают родители…» — то и дело срывалось с ее языка.
«Ну а что вы, собственно говоря, хотите?» — вдруг осек ее собеседник. – Время сейчас такое…»
— Какое?
— А вот такое: свобода, либерализм, толерантность, доступность всяческой информации, в том числе и пикантного свойства — Интернет… То, что раньше было за семью замками, ныне все наружу. Не надо даже ничего особо искать, все само тебя найдет. Вы вот тоже, наверное, не отказываете себе в удовольствиях. Вы замужем?
Не нужно было даже заглядывать в купе, чтобы увидеть разом вспыхнувшие щеки женщины.
— Можете не отвечать ни на первый, ни на второй вопрос. Я вас и так хорошо вижу. Трудно противостоять соблазнам, тем более что они на каждом шагу, и никто им особо не противостоит. Мы живем в век потребления, милочка, в век тучных хлебов и легкодоступных удовольствий. Быть может, впервые за всю историю человечества. Глупо было бы себе отказывать. Это как прийти на именины и сидеть… как на именинах.
— Но все же должны быть какие-то приличия…
— Должны! Но где они? Это как лозунги при социализме. На каждом столбе висели, а кто на них обращал внимание? Я вон дважды пытался обзавестись семьей, прибиться, так сказать, к одному берегу. Но то берег уходил от меня, то я от берега. Наконец плюнул и стал жить в свое удовольствие. Как и все сейчас живут. Ограничение, собственно, одно – средства, а у меня они, слава богу, в отличие от вашего государства, когда речь заходит об образовании, имеются. Ну, будем! До дна, милая барышня, до дна! Коньячок хороший – французский, его и закусывать не надо. Впрочем, вот у меня и шоколадка припасена. На случай приятного знакомства… Что-то наш сосед куда-то запропастился. Боюсь, не впишется он в нашу с вами компанию. Ну да я с ним переговорю…
— Что вы, что вы! Вы, наверное…
— А я ничего такого и не хотел сказать. Но у нас тут с вами такой разговор завязался… О нравах… А у меня в ноутбуке как раз пара материальчиков имеется. Вам как… педагогу и как воспитателю будущих поколений будет, думаю, любопытно…
— Я… я…
Тут я понял, что ситуация выходит за рамки и что мое вмешательство становится просто необходимым. Я постучался в приоткрытую дверь купе. «Можно?» — решительно проговорил я. – «Отчего же нет! Вы на законных основаниях… А мы вас уже потеряли. Как чай? Как проводница? Симпатичная, по-моему, женщина».
— Да я… Я уж и перекусить успел в вагоне-ресторане.
— Ну и как там? А не перекусить ли и нам с вами, милочка?
— М-м-м… можно. Я вот только носик припудрю…
И она выскользнула из купе.
— Просил же я эту проводницу, — раздраженно пробурчал мужчина. — У нее ведь даже и купе свободное имеется… Вы меня понимаете?
Я был в растерянности. «Понимать-то понимаю, но как к этому отнесется сама…» — «А это уже не ваша забота, молодой человек».
Мы были примерно одного с ним возраста, поэтому «молодой человек» мне не могло не потрафить, и я сдержал готовую было сорваться с моих губ тираду.
— Ну, вот и договорились. Более того, в купе номер пять сидит симпатичная девушка. Одна. И, по-моему, скучает.
— Но я… Но откуда вы… И с чего вы взяли, что…
— Поверьте, я знаю, что говорю!
Поистине у этого человека была какая-то тайная власть над людьми. Я потерялся и буквально сам себя не узнавал. Ложечка от растерянности выпала у меня из рук, и я быстро нагнулся, чтобы поднять ее. Господин не успел вовремя отвести ногу, и нечто похожее на копыто промелькнуло у меня перед глазами. Я, конечно же, не поверил своим глазам, но в уме у меня тут же пронеслось «Черт!», и сознание этого не оспорило. Мужчина слегка кивнул головой и покровительственно улыбнулся: «Поверьте, я знаю…»
В этот момент дверь в купе отворилась, и на пороге появилась наша преобразившаяся соседка. «Ну, я готова, — кокетливо проворковала она. Черт резко встал и франтовато одернул пиджак: «Вашу руку, мадам!»
— «Вы же хотели переговорить с проводником», — нашелся я.
— «Ах да, — спохватился господинчик. — Одну секундочку, дорогуша». И он вышел в коридор.
Нужно было действовать решительно. Но как? И что я ей скажу? Что это, мол, черт и что следует быть с ним настороже? Чушь собачья! «А, может, и мне с вами…» — ничего лучшего не придумал я. «Но вы ведь только что там были! Вы же сыты! – раздраженно бросила мне дама, сверкнув каким-то разом позеленевшим глазом. Я как сидел, так и… остался сидеть, хотя намеревался встать и проявить настойчивость. – «Что за чертовщина!»
— «Все хорошо. Я обо всем договорился. Номер пять», — ехидно подмигнул мне вновь появившийся на пороге хлыщ, и вместе они проследовали по коридору в соседний вагон.
Не могу сказать, ни когда они вернулись, ни чем дело кончилось. К этому времени я уже сидел в купе номер пять в компании с куда менее симпатичной, но все же вполне свежей брюнеткой. Я все еще пребывал в растерянности после той сценки в купе и в смущении от своего нынешнего положения. Не приходя в себя, я выхлебал два стакана чая и потянулся к третьему.
Моя спутница пролистала тем временем все свои глянцевые журналы и несколько свысока посмотрела на мою согбенную фигуру. «Я еду из Финляндии, — проговорила она несколько высоким, но приятным голосом. – Так там чтобы мужчина и женщина – одни… ночью… в купе… Нет, это просто невозможно. Там вообще многое по-другому. Да, лучше, упорядоченнее, правильнее… Но и предсказуемее. Скучно, знаете ли… Никакой романтики…»
Я открыл глаза и удивился, обнаружив себя в своей комнате, на диване, с затекшей шеей и томиком Гоголя под рукою. «Что за черт! А где же дама из Финляндии? А где те двое? Где проводница и поезд, в конце концов? Ведь только что… Спал ли я тогда или сплю теперь? Неужели при даме заснул? Тогда уж лучше и не просыпаться вовсе – неудобно…»
«А что за книга? «Ночь перед Рождеством»? – Нет, — «Выбранные места из переписки с друзьями». Тогда при чем здесь черт и вообще вся эта чертовщина? А Рождество? Нет, Рождество как раз «при чем»: завтра же оно вроде… или сегодня?» «Юля, Юля…» — окончательно потерявшись во времени и пространстве, жалобно простонал я. Из комнаты жены доносились звуки телевизора. Из-под дивана… нарастал мерный перестук колесных пар…
Посмеялась от души… Я даже мужу не скажу, что меня кто-то назвал «куда менее симпатичной», а то бы несдобровать тебе :-)) Только вот, Саша, такое впечатление, что здесь у всех раздвоение личности: господин, обутый в копыта, говорит о глобализации греха совершенно как ты;профессия дамы из Финляндии ( то есть, моя) едет в другом купе, отдельно от самой дамы, а Левон уж слишком … мефистолизирован. Хотя после «Выбранных мест..» это объяснимо….
А вот в согбенность твою не верится, даром что ли ты бегаешь да плаваешь! Да и перед дамами любого возраста ты еще копытцем бьешь, судя по твоим эссе, не тушуешься…
Что же до правильности финнов, Саша, то веришь, они со своей безграничной толерантностью предусмотрели все: хочешь романтики -получишь, стоит лишь сказать, что пол соседей тебе не принципиален.
Но поскольку это рассказ, то здесь все допустимо, или почти все.
Видишь, какой из меня писатель… Все твои выводы – мягко выражаясь, не совсем верны, особенно в отношении самой себя. Левон вряд ли не согласится, скорее наоборот – все это ему крайне польстит. Моя же «согбенная фигура» — такова не в силу недостаточности или неэффективности физических упражнений, а в силу тех откровений, что свалились на меня… И растерянности перед лицом… Ну, да не будем об этом.
Возможно, правда, неверная интерпретация оттого, что Левон не выполнил мою инструкцию и не напечатал предисловия, которое звучало следующим образом:
«Новый пост А.Бабкова, естественным образом сформировавшийся в результате попытки комментария к полемике между Левоном, Аллой и двумя Андреями в посте «Три впечатления» Л.Бабаяна».
Но все равно, это как рассказать анекдот и тут же, следующей фразой, пояснить его из опасения, что не поймут… Был у меня такой приятель…
Откровения, говоришь… Ну и славно! А то я уж подумала, не крылья ли, у тебя, Саша? Писатель ты никакой — это твои слова. Я же лишь объясню почему. Тебя волнует в этой жизни только один предмет — ты сам. Можно начинать разговор о чем угодно, — кончится самовоспеванием твоих взглядов, твоего мировоззрения, твоего благополучия как символа. Символа чего? Какой-то лишь тебе известной правильности жизни? Это ведь даже звучит пошло!
Ты не делишься собой, Саша. Ты пытаешься вытеснить любую «инакость», тебя раздражает все, что не вписывается в твою систему правильной жизни. А насколько верны твои воззрения? Насколько ты знаешь жизнь ? Если самого себя не видишь и не знаешь? Приглядись к своему автопортрету.: смущен? не можешь прийти в себя? Да полноте, Саша, это не ты , это ты Левона скорее описал, отсюда и сутулость., тогда и она на месте.
У меня тоже есть приятель. 30 лет работал в очень хорошей фирме, геолог, оценивал потенциал месторождений, не отрываясь от стула в офисе. Очень любил поговорить о том , как надо жить, как все у него правильно. И вдруг… Срывается, бросает все и едет в Анголу на разработку кемберлитвых месторождений. Сейчас очень далек от наставлений, от проповедей: наслаждается жизнью, в которую действительно наконец влюбился. Недавно , вспоминая доангольский период, признался: а знаешь , ведь тогда своими проповедями и поучениями старался самого себя убедить, что все это действительно правильно.
Может, и ты так, Саша?
НЕ ДЕЛАЙТЕ ИЗ МЕНЯ КУЛЬТА…
Не близко же, Алла, готова ты меня заслать! Нет, в Анголу я пока не поеду. Поеду во Францию, в горы, кататься на лыжах. Быть может, там, «…над снегами, у края стремнины» пересмотрю свою эгоцентристскую позицию. К которой, кстати сказать, вы же меня и подтолкнули. В жизни, на самом деле, меня куда меньше, чем на блоге. Здесь же у нас сложилась какая-то ненормальная практика постоянного перехода на личности, когда вместо того, чтобы анализировать и комментировать суть изложенного, комментируется личность автора. «Ты, ты, ты…» — постоянно тычите мне вы, вот и мне приходится отвечать и объясняться: «Я, я, я…» В итоге, действительно, создается впечатление, что меня слишком много и что это я сам создаю себе некий «культ». Нет, господа хорошие, культ создает себе не сам человек – поди-ка, попробуй его создай! – это другие ему создают культ, вольно или невольно…
Отсюда и эгоцентризм, и эгомания, точнее видимость таковых. Мне думаете, самому не становится иной раз противно? Не говоря уже о том, что практически перестал писать нормальные вещи. Не заметили? А ведь были у меня раньше и путевые заметки вполне нейтрального свойства, и впечатления, и «просветы бытия», и юмор, и даже лирика…
Одна надежда – что все же, наверное, что-то есть в тебе и в твоих «писаниях», что делает тебя и их центром постоянных споров и нескончаемых дискуссий. Не был бы интересен, наверное бы не чихвостили и не распинали на каждом столбе…
Хотела было сказать: с Богом, — но в твоем случае это может быть чревато. В добрый путь, Саша! От всего сердца желаю тебе хорошо отдохнуть, проникнуться восторгами, вдохновением и привезти много интересных работ и свежих мыслей! И надеюсь, ты меньше будешь слышать голосов, то есть, прости, откровений. В общем, хорошего снега и синего неба!