(На правах комментария к повести Ю. Цхведиани «Вопреки»)

«Вот еще наваждение на мою голову», — подумалось ему в минуту действительного пробуждения. «Действительного», поскольку вся эта ночь была наполнена какими-то мнимыми пробуждениями и повторными засыпаниями. Их было так много – ничуть не меньше, чем оборотов судьбы в сновидениях, которые тоже шли непрерывной чередой, — так что, в конце концов, реальность окончательно смешалась с фантазией, а фантазия – с каким-то неимоверным бредом.
Сознание-подсознание прыгало с одного уровня на другой, проваливалось на третий, петляло по каким-то галереям памяти, ускорялось проблесками воображения, упиралось в тупики фрейдистских головоломок. Чувствовалось, что где-то в глубине этих бесконечных коридоров и переходов, в темной-темной подворотне, в черном-черном плаще хоронится еще и Юнг. Лицо его скрыто под черной же маской, и нет уверенности, что под маской вообще оно есть, это лицо…
И от всего этого мороз тихого ужаса пробегал по коже. «Еще и воспаление легких подхвачу, пожалуй», — подумалось ему, и это была едва ли не самая трезвая мысль за всю эту ночь. И она тоже была далеко не трезвая, ибо спина его, по которой пробежал холодок, была покрыта испариной только во сне – наяву же была суха и горела.
Что-то подсказывало ему, что давно пора положить конец этой муке – окончательно проснуться и пойти на кухню пить чай, стряхнуть с себя это наваждение, эту ночную умственную оторопь, смешавшую день и ночь, былое и настоящее, реальное и воображаемое…
«Оторопь» — споткнулось вдруг сознание о непривычное слово, подброшенное ему в переулках ночного бдения. И тут же – «сознание ли? а, может, подсознание? или надсознание?..А что это такое – надсознание?..»
Нет одного кардинального пути, а значит, и цели. Есть обрывки мыслей, воспоминаний, мечтаний, прошлых и настоящих… И есть желание связать все это, несоединимое ни по каким законам логики, воедино. Только лирика могла бы здесь как-то помочь. Но какая уж тут лирика, если всю жизнь ты находился в плену у логики. Во сне же вся логика выворачивается наизнанку: нити накладываются одна на другую, путаются, переплетаются, затягиваются в узлы почище гордиевых…
Подобно чертям из табакерки то из-за одного, то из-за другого угла выскакивают какие-то персонажи — то реальные, то давно ушедшие, то навязанные чистым воображением. Все они то смеются, то рыдают, то откровенничают, то лукавят – нет никакой логики ни в их поведении, ни в их жестах, ни в их мимике…
А ты… Ты упорно связываешь нити, распутываешь другие… Навязчивость идеи удручает. В отчаянии ты почти просыпаешься, мутным взглядом фиксируешь то ли еще вечерние, то ли уже предрассветные сумерки. Грядет ли свет или ниспадает тьма? Часы стоят. Стоят на неопределенном часе, который зимой может означать и утро, и вечер – все что угодно…
И дрема вновь утягивает тебя в королевство кривых и мутных зеркал.
Вот кто-то идет по переходу… или по тоннелю? Но приближающегося поезда пока не слышно. Все пространство заполнено звуками, шорохами, шумами непонятного происхождения.
Воздух… И не воздух вовсе, а некая малопрозрачная, на ощупь воспринимаемая субстанция. Что это? Осадок, взвесь, газ? Плывешь ли ты или идешь? Ждет ли тебя впереди свобода или тюрьма? Свобода от чего? Тюрьма – за что?
Потери, оборачивающиеся находками. Триумфы, грозящие поражениями. Приветливо улыбающиеся лица, переходящие в гримасы боли и страдания. Слезы, жемчугами рассыпающиеся по поверхности стола. Шуршащая бумага банкнот, поднимаемая ветром и уносимая вдаль – то ли бумага, то ли сухие осенние листья…
А навстречу, этими аллеями памяти и воображения – одинокая фигура. Кутающаяся во что-то темное, безрезультатно пытающаяся спрятать лицо в складках одежды от бесконечных порывов ледяного ветра. Вперемежку с листьями. И банкнотами. А ведь как бы они пригодились!
Идет ли она, эта одинокая фигура? От себя ли или к себе? Обрящет ли она или потеряет? Кто ждет ее? Или кто прогнал?
Сдается мне, я видел ее уже где-то, а, может, даже и знал. Но что связывало нас?
Вопросы, вопросы… И каждая попытка ответа рождает лишь новые вопросы. Редкие восклицательные знаки: то ли знаки радости, то ли удивления… То ли страха. Частые многоточия, оставляющие бесконечные пространства для гипотез и догадок. Но разве способны они хоть что-то прояснить?
Мысль вращается в водовороте смутных догадок и предположений. Ничего прочного и определенного, все выстроено на песке, все плывет и расползается. Упорство же безнадежности поражает… Но и оно имеет свои пределы. Когда оно уже на исходе, когда клонится долу голова и опускаются руки, где-то на горизонте появляется светлый луч. Не вечерняя уже зарница – предвестница ночи, но именно луч. И хороша уже сама по себе эта уверенность – первая за всю прошедшую ночь.
«Прошедшую»… Да, в этом тоже не остается никакого сомнения. Ты открываешь глаза и тут же щуришься от яркого, по-настоящему весеннего солнца.
Обрывки ночных кошмаров – тени минувшей ночи проносятся у тебя в голове. Но тени эти уже не те, ночные, а блеклые, почти прозрачные, безобидные… Тени, одним словом.
Ты встряхиваешь головой, и они окончательно развеиваются, разлетаются во все стороны.
Жизнь все же победила нежизнь, пусть и «неизвестным тебе способом»…