Возвращаясь к истокам

ВОЗВРАЩАЯСЬ К ИСТОКАМ

Меня удручает непонимание. Особенно со стороны людей, с которыми прошел бОльшую часть жизни, с которыми, собственно говоря, и сошелся-то в свое время в силу определенной духовной близости. На почве неприятия окружающей действительности и на почве общих эстетических предпочтений.
В живописи – это были в основном сюрреалисты во главе с Дали и Эрнстом, футуристы, возглавляемые Маринетти, ну и, конечно же, импрессионисты. Мне также нравились символисты, мистики и прерафаэлиты. Не помню, чтобы кто-то из нас был в восторге тот Пикассо, кубистов или фовистов…. Но в их заочном споре с советской художественной критикой мы, конечно же, были на их стороне. При этом при всей одиозности этой критики мы не можем не быть ей признательны – ведь не будь ее, мы бы никогда даже не узнали о существовании альтернативных соцреализму школ и направлений.
В литературе это был Достоевский и Гессе, Метерлинк и Камю, чуть позже — Кафка и Сартр. В поэзии – поэты Серебряного века, в первую очередь Бальмонт, Гумилев, Мандельштам, Северянин… Блок — уже в меньшей степени – ведь он уже был включен в школьную программу, а это заведомо вызывало у нас негативную реакцию: все, что было разрешено, все это было плохо; все, что было запрещено, соответственно – хорошо!
В музыке – в наших душах беспредельно и почти безальтернативно царствовал рок. Об этом – достаточно подробно в моей недавней заметке «Libertation», опубликованной на блоге. Другое дело, что кому-то (мне, в частности) нравился «симфо-» и «прогрессив», а кому-то «psychodelic» или «romantic». Этот последний, правда, в основном, из чисто практических соображений – девушки от него просто млели и их можно было брать, что называется, голыми руками.
В кино – все то, что приходило с Запада. Это уже позже начали складываться особые предпочтения.
В театре… Ну, бог с ним, с театром. Здесь никакой альтернативы не было, да и билеты достать в модную тогда Таганку было практически нереально.
Вот те общие эстетические истоки, на которых зародилась наша дружба. В дальнейшем доступ к информации и к самим материалам постепенно увеличился, стало из чего выбирать, и каждый из нас пошел уже своим путем, руководствуясь личными предпочтениями и вкусами.
До недавнего времени, а точнее до создания блога с характерным подзаголовком «Эго-эстетические опыты», у нас не было ни времени, ни особого желания выяснять, кто во что вырос и кто чем стал в философско-эстетическом плане. То есть в целом-то мы, конечно, догадывались, но в общем и целом это было настолько непринципиально и настолько лично, что старались на этом особо не концентрироваться и не углубляться. В короткие моменты встреч было и так о чем поговорить – о политике, о работе, о чисто житейском.
И вот – блог! И тут же следом – бесконечные споры по «каждому поводу и без», и недоумение: «Да как же можно не понимать столь очевидных вещей? Дай-ка, я тебе сейчас разъясню…» Но каждое новое слово не сводило, а еще больше разводило мосты и увеличивало пропасть непонимания.
Возникает законный вопрос: «А надо ли было все это начинать?» И тут же следом — другой: «А не пора ли все это закончить?» А то чуть ли не на личности начали переходить, не ровен час за грудки схватимся…
Полагаю, начинать все ж таки надо было. Жалко, конечно, утрачивать определенные иллюзии, но, как говорится, «истина дороже». К тому же в отсутствие блога и всех этих споров смогли бы мы, был бы у нас повод настолько вникнуть в свою собственную философско-эстетическую позицию, в свою собственную систему духовных, нравственных и эстетических ценностей? Думаю, что нет. Так, была бы самая общая идея какая-то, самое общее представление, смутное и аморфное. Как, в общем-то, и у всех, кому не представляется случая вникнуть, разобраться, сформулировать…
Теперь ко второму вопросу – «Следует ли продолжать?» — И здесь ответ положительный. Поскольку мы – я, по крайней мере, — нахожусь еще в самом начале «вникания, анализа и формулирования». И этот процесс мне по-настоящему нравится. Ибо по ходу его развития я лучше узнаю себя, а значит, следую завету древних, призывавших в первую очередь познать самого себя: “Impari a conoscere te stesso”!
С другой стороны, как только за эти последние два года мы ни склоняли, ни опровергали, ни ниспровергали другую, не менее древнюю пословицу о том, что «в споре рождается истина»! Но вряд ли кто по-настоящему задумался о смысле ее. А ведь он не так прост и не лежит на поверхности. Я и сам-то только сейчас его понял.
Истина рождается не в том смысле, что вот, мол, она родилась и все стороны спора ее приняли и тем самым достигли консенсуса, договорились между собой. Нет, это практически невозможно. Настоящий же смысл в том, что в ходе спора человек неожиданно для себя осознает, что то, что ему казалось аксиомой, на самом деле таковой вовсе не является. И это хорошая проверка прочности того теоретического фундамента, который человек себе создал, и того идеологического здания, который он на этом фундаменте возводит. Не говоря уже о том, что дискуссия не дает застояться твоим мыслям и твоим выводам, не дает им «забронзоветь» или, что вернее, превратиться в стоячее озеро и даже болото… Нет, ты постоянно находишься в состоянии поиска – новых доводов и новых доказательств, и у тебя вовсе нет уверенности в том, что ты их найдешь и что твои оппоненты найдут их достаточно убедительными. А случается и так, что искал ты одно, а нашел несколько иное, и это иное способно, пусть на немного, пусть на чуть-чуть, но изменить и твою собственную позицию.
А способно бы было такое произойти в отсутствие спора? – Вряд ли. Вот и получается, что твоя позиция, твоя истина претерпевает определенное перерождение, становясь от этого не менее, а, скорее, более истинной. Ибо истинно не то, что застыло, а то, что меняется. Более того, сдается мне, что сам процесс изменения, развития или, по Лао цзы, «пути» и есть единственная и непререкаемая истина. И чем дальше тебе удалось по этому «пути» пройти, тем выше степень твоего морального удовлетворения, тем ближе момент счастья, к которому все мы в жизни стремимся, но мало кто знает или даже догадывается что это такое…
Основной курьез состоит в том, что источником этой серии моих размышлений явилось «Предисловие» к «Антологии поэзии Серебряного века», которое я подарил во Франции Леше Алаеву.
Смена места, страны, не уберегло меня от нападок моих «заклятых» друзей, а вот смена эпохи – да!
Я давно уже присматриваюсь к этой эпохе – концу 19-го – началу 20-го веков. «Русским ренессансом» назвал ее, если не ошибаюсь, Н.Бердяев, который и сам сформулировал интереснейшую философию – философию свободы, которая, едва ли не едиинственная, признается в мире действительно новым и оригинальным словом, вышедшим из Земли Русской.
«Временем надежд» назвал бы я его, причем не только для России, но и для других стран.
Модерн, который я исключительно ценю, Рильке с его святой верой в великое будущее искусства, Ницше и Толстой, одновременно задавшиеся целью ни много ни мало перевернуть всю прежнюю систему человеческих ценностей и тем самым пустить ход развития человечества по совершенно новому пути… Тут можно перечислять и перечислять… До бесконечности. И вдруг – война! А за ней – революция!
Не подошел ли мир в те годы к порогу чего-то такого, к чему нельзя подходить? Не достиг ли мир тогда высшей точки своего развития? Потому что в духовном плане все то, что мы наблюдали на последующем этапе, в 20-м веке, да и новый век начался соответствующим образом, – все это уже ниже. Это все уже упадок и деградация…
Мои друзья по жизни и по блогу, уставшие от моего критического настроения в отношении «авангарда», этого, в конце концов, нашего общего истока, и в отношении современного искусства, постоянно меня спрашивают: «Ну, а что тебе самому безусловно нравится? Кто твои «боги» и каковы их творения?» Меня этот вопрос удивляет и озадачивает. По-моему, я только и делаю, что об этом пишу.
Ну, да бог с ним! Сегодня мы говорим о символизме, и это одна из первых моих любовей, которая вплоть до сего дня не приелась и которая так и стоит, аккуратно завешанная занавесочкой, в «красном» уголке моего сердца, и согревает мне душу. «Уголке» — ответственном за эстетическое восприятие существующего и несуществующего миров.
Сознательно или несознательно (а, может, подсознательно?) это произошло? Дал ли символизм мне первоначальный толчок, а уж затем мои эстетические предпочтения развивались в соответствующем духе, пока собственные творческие начинания, настОянные в том числе и на этой «закваске», не привели к рождению того, что уже само по себе может быть смело отнесено в «копилку» символистской (или постсимволистской?) культуры?
Я этого не знаю. Но мне было исключительно приятно вычитать в указанном предисловии к «Антологии» строчки, которые один в один ложатся на критику моих уважаемых и любимых оппонентов.
Вот они, я цитирую их ниже в назидание Левону и Андрею. «Знайте, что, критикуя, меня, вы критикуете и символистов, начиная с их духовного предшественника и наставника Вл.Соловьева, символистов, которыми вы всю жизнь свою восхищались и чьи произведения лежат у истоков вашего собственного эстетического мировосприятия!»
Или то, что прощается Юпитеру, не прощается быку? – Что ж, в упряжке таких богов я готов и быком послужить!..

Избранные места из Предисловия к «Антологии поэзии Серебряного века» — М.: Эксмо, 2008
Выделено то, что сближает меня с символизмом и другими модернистскими течениями конца 19-го – начала 20-го вв. и за что я подвергаюсь постоянной критике со стороны моих оппонентов.
«По отношению к поэзии модернизм воплотился в «систему относительно самостоятельных художественных направлений и течений, характеризующихся ощущением дисгармонии мира, разрывом с традициями реализма, бунтарско-эпатирующим восприятием, преобладанием мотива утраты связи с реальностью, одиночества и иллюзорной свободы художника, замкнутого в пространстве своих фантазий, воспоминаний и субъективных ассоциаций».
«Модернистскими назывались литературные течения, противостоящие реализму».
«Для поэтики символизма характерны:
— передача тончайших движений души;
— поэтика намека и иносказания;
— отношение к слову как к шифру некой духовной тайнописи;
недосказанность, утаенность смысла;
— мотивы пессимизма;
— попытка «постичь бесконечное в конечном»;
культ красоты как самодовлеющей ценности;
— стремление создать картину идеального мира;
элитарность, ориентация на читателя-соавтора, творца;
— стремление возродить культурное наследие;
— высокое творческое горение авторов, которые выстрадали русский ренессанс из единственного имевшегося в их распоряжении материала – собственной души и собственного таланта».
«Стремясь проникнуть в тайну бытия и сознания, узреть сквозь видимую реальность сверхвременную идеальную сущность мира и его «нетленную Красоту», символисты выразили неприятие буржуазности и позитивизма, тоску по духовной свободе, трагическое предчувствие мировых социально-исторических потрясений и вместе с тем – доверие к вековым духовно-культурным ценностям как единящему людей началу».
«Красота, понимаемая как гармония, объявлялась центром всей системы ценностей…»
«Поэзия точных слов и конкретных значений в практике символистов уступила место поэзии намеков и недомолвок. Основным в их поэзии становится символ, а не реалистический художественный образ».
«Поэзия – тайнопись неизреченного» (Вяч.Иванов).
«Именно символ становился главным средством передачи недосказанного, утаенного смысла стихотворной речи».
«Так же большое значение для создания смысловой размытости и словесной зыбкости стала играть метафора, построенная на ассоциативных связях, возникающих лишь в процессе данной мимолетной ситуации».
«Поэт не стремился быть понятым всеми, поскольку обращался не просто к читателю, а к читателю-творцу, соавтору. Его стихи призваны были не доносить чувства и мысли автора, а пробуждать в читателе ответную реакцию, обострять и утончать его восприятие, помогать в постижении «высшей реальности».
«В соответствии с философией Вл.Соловьева о Вечной Женственности много места в их стихах отводится любви во всех ее проявлениях – от чувственности и эротики до романтического и почти религиозного мечтания о Прекрасной Даме, Незнакомке».