Часть I. Голубой огонек под Дождем

Сколько себя помню, всегда смотрел телевизор в новогоднюю ночь. Прошедший праздник не стал исключением. Глядя на веселящихся участников и гостей «Голубого огонька», вспоминаю родителей, бабушку, которые так же, как и я, в теперешнюю свою зрелую пору, садились перед экраном «Авроры» или «Электрона», чтобы послушать руководителей страны и под бой кремлевских курантов сдвинуть бокалы с шампанским «за здоровье родных и близких, за мирное небо над головой…». После посмеяться над шутками Тарапуньки и Штепселя, остротами Мирова и Новицкого, послушать пение Муслима Магомаева и Ларисы Мондрус… Папа обычно досиживал до выступления А.И. Райкина, весело смеялся над миниатюрами великого Артиста, желал всем спокойной ночи и уходил к себе в кабинет спать. Мама стремилась увидеть как можно больше и набраться новых впечатлений, которых ей хватало надолго…

Прошедшую новогоднюю ночь мы с Мариной были на даче вдвоем. Решили попутно снег почистить, кошек соседских покормить – они к нам приходят в гости каждый раз, когда мы приезжаем, да и отключиться немного от суеты и забот. В конце концов, и телевизор посмотреть, чтобы традицию соблюсти. Включили, кстати, его сразу, как вошли в дом, чтобы фон праздничный себе создать.

Еды взяли с собой достаточно. В основном на праздничный стол поставили что-то легкое, закуски. Было и шампанское…Ближе к бою Курантов выяснилось, что газ в баллоне «замерз» и разогреть «второе» на плите не удастся. Огорчило и шампанское, которое, видимо, тоже где-то перемерзло или перестояло, и пробка из него упорно не хотела вылетать, а когда я ее-таки вытащил, то газа в вине и не было… Данное обстоятельство меня не огорчило вовсе, так как на экране старенького Philips-а любимого россиянами искрящегося напитка лилось столько, что уже к половине первого я почувствовал некоторую тяжесть в эпигастральной области. Особенно злоупотребляли игристым гости «Голубого огонька» на канале Россия (я по натуре своей консерватор вот и отдал предпочтение главному федеральному каналу).

Марина быстро уснула под гремевшее веселье. Я же оставался у телевизора достаточно долго и могу поделиться впечатлениями. Несколько песенных номеров мне очень понравились. Например, дуэт Григория Лепса и Ани Лорак с песней, разумеется, про любовь, прозвучавший в стиле «мелодичный хард-рок». Много всего веселого и не очень потом звучало на «России», однако, до сих пор мне остается непонятным, зачем после каждого номера концертной программы звучало оглушительное многоголосое: «С Новым годом!» и все собравшиеся ежесекундно чокались и пили то самое шампанское, без которого мы с женой, вполне себе, обошлись.

Морозным утром первого января выяснилось, что в нашем поселке нет электричества и не то что «второго разогреть», даже чаю мы вскипятить себе не могли. Решили поскорее ехать домой готовить ужин, так как детям и внукам, собиравшимся нас навестить на даче в первый день нового года, в холодном доме делать было бы нечего. Решили, правда, дождаться, когда дадут свет. Его включили в обед и мы, удостоверившись, что «все включено», поехали в Москву готовиться отмечать праздник в компании со своей молодежью.

В последующие праздничные дни я много времени провел у телевизора, но федеральным каналам предпочел иные – сколько можно веселиться да песни петь? Оказалось, что другие источники TV информации обладают интереснейшими материалами — мне удалось посмотреть несколько авторских программ из архивов, которые пропустил в течение года.

Очень интересной оказалась зарисовка ведущей журналистки «Дождя»  Анны Монгайт о Биеннале современного искусства, проходившем летом прошлого года в Венеции. Анна выбрала себе в попутчики Министра культуры В. Мединского. Нет, не самого Министра, конечно, которого на фестивале не было, а его виртуальный образ, к которому она  все время обращалась «в надежде» убедить чиновника в важности происходящего и изменить его отношение к современному искусству и культуре. Это походило на живую иллюстрацию к знаменитому стихотворению С. Михалкова «В Музее В.И. Ленина»: «… я поведу тебя в Музей! — Сказала мне сестра». «Вдвоем» они появлялись то в одном павильоне выставки, то  в другом, катались по венецианским каналам на гондоле… Анна была красноречива, убедительна в своих доводах, но одобрения или даже простой реакции на свои комментарии от официального лица не получала. В конце концов, они прибыли в российский павильон, на входе в который им повстречалась художница, лауреат российской ежегодной национальной Премии в области современного искусства имени Кандинского наша добрая знакомая Ира Нахова, которая представляла на Биеннале свою ставшую знаменитой и почитаемой работу «Без названия», обличающую тоталитаризм. Этот проект Иры Наховой состоит из трех частей-инсталляций. Первые две части — это фотографии «Совещание руководящего состава» (из времен 1930-х г.г., прим. мое) и «Юные фигуристы» (из начала 1960-х, прим. мое). На них мы не видим голов и лиц участников событий. В первом случае, на фото из 1930-х г. — времен сталинских репрессий, обезличенные головы запечатленных участников собрания руководящего состава некоей отрасли полностью замотаны красно-фиолетовым атласом (как перед казнью или, может быть, сразу после казни – запах крови витает над этим произведением). Во втором случае, лица детей из группы юных фигуристов выцарапаны лезвием ножа или бритвы до неузнаваемости, что должно, по-видимому, служить напоминанием всем о том, что отсутствие памяти о прошлом чревато возвращением ужасов тоталитаризма, полным обезличиванием представителям следующих поколений. Третья часть работы – это внушающие страх, запечатленные на  видео, постоянно движущиеся фотоматериалы времен первых пятилеток, с зримо присутствующим, зорко наблюдающим за происходящим с иных фотографий образом вождя.

В коротком интервью журналистке «Дождя» И. Нахова успела сказать о том, как важно в наше время сохранить память о жертвах сталинских репрессий 30-х годов, когда погиб ее дедушка – папа Ириной мамы. Важно потому, что нельзя допустить повторения тех страшных лет; нельзя жить в мире, где память о погибших людях, их лицах «выцарапана» даже из старых фотографий и книг. Не думаю, что встреча с Наховой у Анны и ее спутника была случайной. По замыслу талантливой журналистки, Министр должен был бы услышать слова, сказанные замечательной художницей с четкой гражданской позицией и ответственным взглядом на прошлое, в котором были не только громкие победы, но и нечто такое, о чем сейчас вспоминать и говорить – как страх в себе побеждать, как подвиг внутренний совершать, а это, согласитесь, не каждому дано.

Возможно мелькнувшая у меня мысль, о парализующем человека по сей день страхе о временах репрессий, истоками своими была обращена в телевизионный поединок, состоявшийся на «России»11 июня 2015 года, между командами «монстров ТВ» — Дмитрия Киселева, за которого играли «участник Биеннале» В. Мединский и С. Кургинян, и Николая Сванидзе, выступавшего вместе с А. Симоновым и Ю. Пивоваровым. Капитаны команд бились, «не щадя живота своего», каждый за  свою правду о событиях предшествовавших началу Второй мировой и Великой Отечественной  войн. Бурный спор между капитанами команд шел о причинах поражений Красной Армии в начальный период Войны, хотя до того момента я считал, что все о чем они спорили, было хорошо известно из книг и воспоминаний очевидцев. Особенно мне памятны рассказы участников Войны, которые еще мальчиком слышал, смотря вместе с родителями по телевизору теле альманах «Подвиг», который вел фронтовой журналист Сергей Сергеевич Смирнов (он вернул истории имена защитников Брестской крепости, оправдал в глазах общественности оклеветанных и незаконно осужденных героев Войны. Светлая ему память…). Из них следовало – это я о рассказах очевидцев и прямых участников событий,  что основная вина за поражения на фронтах в начальный период Войны лежала на Сталине и его окружении. Никто против этого как-то не протестовал – «против правды не попрешь!». А в наши дни консенсуса по обсуждавшейся теме, к моему огромному удивлению, достичь участникам поединка не удалось. Это, обстоятельство подтвердили и телезрители: итог голосования 8000 против 31000… Победила команда Д. Киселева, которая отстаивала противоположную участникам и героям Войны точку зрения. Советую всем,  посмотреть этот поединок на Ю-тьюбе:
.
Очень интересно было. Не пожалеете. За кого болел я? За проигравших…

Часть 2. Совершенно секретно: навстречу 60-летию начала ХХ Съезда КПСС (Москва, 14-25 февраля 1956 г.)

Щелкая пультом телевизора в новогодние праздники, я как-то раз набрел на канал «Совершенно секретно». Здесь только-только началась беседа журналиста Дмитрия Губина и известного литературоведа и критика, а также и биографа А.И. Солженицына Людмилы Ивановны Сараскиной. Поводом к беседе с ней послужило довольно резкое высказывание главного редактора «Литературной газеты» Юрия Полякова в связи с подготовкой, по постановлению Правительства, мероприятий к 100-летию со дня рождения А.И. Солженицына в 2019 г. Кумир нашей молодости, обличитель пороков комсомольских вожаков, писатель Поляков, вдруг высказал озабоченность тем, что столь масштабная подготовка к этому событию может повлечь за собой активизацию российской оппозиции и чуть ли не новые волнения на Болотной площади. При этом он подчеркнул, что Солженицын, уехавший (?!) из страны, а затем призывавший американское правительство вести с Россией непримиримую войну, вряд ли достоин такого почитания. Людмила Ивановна убедительно возразила Полякову в части допущенных им неточностей и, чего уж говорить, бестактностей. Особенно ее возмутил тезис об отъезде писателя из СССР: «уехал…». Она вспомнила об известных событиях, которые предшествовали отъезду писателя. О голосовавших за его ссылку в Сибирь, в Туруханский край, членах Политбюро ЦК КПСС.   О том, что Александр Исаевич даже не знал, где приземлится самолет, на котором его выслали из страны.

Остановлюсь здесь ненадолго и поделюсь своим. Что могу вспомнить о Солженицыне я. В далеком детстве (начало 1960-х) взрослые из окружения моих родителей часто обсуждали его повесть «Один день Ивана Денисовича». Конечно же, все они, без исключения, испытали настоящее потрясение от этого произведения. Однако некоторые из них чуть позже стали говорить, что книга у Солженицына получилась не вполне искренней, так как, например, настоящие имена заключенных в ней были заменены автором на вымышленные или клички. Причиной постепенной смены взглядов на творчество Солженицына становились новые веяния в советской литературе. Послужила этому и широко изданная в 1965 г. книга «Повесть о пережитом» Бориса Дьякова (я помню ее обложку; она точно была у нас в домашней библиотеке, но потом исчезла). Ее обсуждение активно проходило в печати, по-моему, даже в «Литературной газете» (папа ее выписывал регулярно). Дьяков, в отличие от Солженицына,  позиционировался как искренний,  правдивый и гораздо более человечный свидетель событий, участником которых, находясь в заключении, он являлся.

Помню также, что с именем  Александра Исаевича у нескольких студентов МИСиСа, где учился мой средний брат Ефим, были связаны серьезные неприятности. Они подписали текст поздравления А.И. в связи с днем его рождения, видимо с 50-летием (1969 г.), и молодых людей кого отчислили, а кого-то взяли на заметку и наказали после. Брат был внимательным и послушным сыном своих родителей. К тому же он еще не был знаком с тем, «как  бодался теленок с дубом» — книг писателя прочитать не успел, и подписывать бумагу отказался.

Признаюсь и я в том, что произведений Александра Исаевича ни в юности ни в зрелом состоянии мне прочитать не случилось. Однако, благодаря маме, предпочитавшей «Голос Америки из Вашингтона» другим СМИ, мне удалось где-то в начале 1970-х послушать чтение  отрывков романа «Архипелаг ГУЛАГ», транслировавшихся из-за океана.

Потом был перерыв на учебу в институте, начало семейной жизни, рождение сына, интересная работа и «перестройка», и открывшиеся, лучше сказать обрушившиеся на меня, новые писательские имена: Анатолий  Жигулин, Борис Ямпольский, Василий Гроссман, Варлам Шаламов, Чингиз Айтматов, которые в моем сознании личность и творчество Солженицына полностью затмили.

Поэтому, слушая Людмилу Ивановну Сараскину очень внимательно, я проникался разными сторонами жизни и творчества Солженицына (как тот пустой сосуд наполняется молодым вином…). Усвоил, что его произведения по силе воздействия, психологизму близки произведениям Ф.М. Достоевского («Солженицын – это Достоевский нашего Века»).

Л.И. Сараскина в своем рассказе много времени посвятила роману «Красное колесо» и феномену «красного колеса» в понимании писателя. Это глубоко философское исследование, над которым он трудился долгие годы, начав работу над ним еще во время учебы в университете. Оно полностью перевернуло сознание Солженицына, тогда еще совсем молодого человека, отринуло его от идей социализма и коммунизма, которые он горячо поддерживал в юные годы, в начале работы над романом, и с которыми он так истово боролся всю оставшуюся жизнь.

Человек ищущий, Солженицын довольно часто менял свое мнение в пользу новых открывавшихся истин. Например, работая в Библиотеке Конгресса США, изучив ряд документов о Февральской буржуазной революции 1917 года, он воспринял ее как страшное зло и предтечу Октябрьской революции: «не было бы Февраля, не было бы и Октября». Февральская революция принесла полное неуважение к власти, как неизбежному социальному явлению. Интеллигенция плевала в лицо городовым. Их детей, даже младенцев, убивала взбесившаяся толпа. Люди желали власти поражений во всем, не только в войне, но даже в спорте! («Как это похоже на сегодняшних либералов» — согласился с критиком журналист Д.Губин). Солженицын считал случившееся в Феврале страшным преступлением и осуждал любое насилие, особенно творимое революционными массами.

Тут я прерву свой пересказ услышанного, так как в этих фразах критика Сараскиной звучит обращение писателя ко всем нам: не мешайте власть предержащим работать, смиритесь, наберитесь терпения.

Нам нужна великая Россия, а  не великие потрясения!

Людмила Ивановна Сараскина рассказала и о том, что Президент России В.В. Путин испытывал глубокое уважение к Солженицыну и однажды посетил его в неформальной обстановке. Их беседа наедине в доме писателя в Троице-Лыково длилась довольно долго. О чем она была — не знает никто. Но, памятуя о сказанном нам Л.И. Сараскиной, меня не покидает мысль о том, что глубокие философские познания писателя «о революции и власти» были восприняты и могли стать основой современной идеологии и руководством к действию Президента, его отношения к оппозиции. Не отсюда ли пришло понимание необходимости принятия «опережающих» законов о митингах и демонстрациях?

Теперь, возвращаясь к сказанному об А.И. Солженицыне Юрием Поляковым, можно уверенно сказать, что он, по всей видимости, зря судит о  Солженицыне, как предтече новых потрясений в России. Его наскоки на память о великом писателе можно, скорее, приравнять к претензиям к нынешней российской власти…

Вместо эпилога. «Свет от Сталина падает на Ворошилова»

Только что в Государственном историческом музее в Москве открылась выставка художника А.М. Герасимова — «Веласкеса Сталина». Блестящий мастер, который свой талант поставил на службу И.В. Сталину и другим вождям Революции. Его редкие по исполнению картины российскими коллекционерами выкупались даже на зарубежных аукционах и, наконец, оказались выставлены в центре Москвы. Давая интервью телевидению во время открытия выставки, Министр культуры В. Мединский отметил важность для раскрытия всех сторон истории страны данной экспозиции. Я услышал восхищение в его оценке фрагмента одной из картин: «…Свет от Сталина идет на Ворошилова»… Такой экспозиции в Москве не было 60 лет. 14 февраля исполняется 60 лет со дня открытия XX- Съезда Коммунистической Партии Советского Союза…