Вопрос – ответ
Мой круг чтения в прошлом году был исключительно политизирован. Ответы на вопросы века нынешнего я пытался найти в веке 19-м. И надо сказать, не всегда безуспешно.
Тургенев, Достоевский, Салтыков-Щедрин, Гоголь, Лесков… Все они всегда составляют мой традиционный круг чтения. Я люблю время от времени покататься на этой «карусели» нашего всеобщего отрочества и юности. Сейчас же, в прошлом году, к ним присоединились еще и Пушкин с «Борисом Годуновым» и «Евгением Онегиным», и Лермонтов с «Мцыри» и «Демоном», и даже Сологуб с «Мелким бесом» и рядом статей публицистического характера.
Правда, среди возможных вариантов «рассадки» на этой «карусели» я выбирал не традиционных «коников», верблюдов и слонов – не всем известные литературные произведения вышепоименованных авторов, а варианты куда менее расхожие; речь идет о письмах, статьях, эссе, воспоминаниях… «Парадный подъезд» в моем случае сменился на литературную «кухню», и, надо сказать, здесь я нашел немало интересного и полезного для своих «размышлений».
Мы только думаем, что неплохо знаем наших поэтов и писателей. Да, какой-то «портрет» каждого из них заложен в нас с детства, но зачастую именно он, этот стереотипный портрет, и мешает нам глубже заглянуть в душу и в мысли автора, а именно там подчас скрывается что-то очень важное и нужное нам в каждый отдельный момент.
Та же «история» и с нашей российской историей. Даже тот из нас, кто довольно хорошо с ней знаком – и даже в первую очередь именно он – предпочитает, как правило, на этом уровне и остановиться, считая, что с него достаточно и что на его век этого хватит. Но «копни» чуть глубже, подойди чуть с другого ракурса, рассмотри чуть шире и незамыленным глазом человека лучше стороннего и не обремененного знаниями и дипломом советского или российского истфака, и ты увидишь все в ином свете, чем привык видеть раньше. В свое время, как вы помните, сделать нечто подобное мне позволил Т.Стоппард и его «Берег утопии». Он же и продолжил: посмотрев в РАМТе этот 10-часовой спектакль, я вынес для себя немало нового и ранее незамеченного. Еще раз я пробежался по страницам «Берега» после нашего похода на Воробьевы горы.
Это же дело углубленного изучения и пересмотра мною истории продолжил Н.Бердяев, чью «Русскую идею» я буквально «проглотил» в этом году. В то время как по-хорошему следовало бы осмысливать и смаковать… Похоже, однако, что не раз еще придется вернуться мне к этому замечательному исследованию. Поразительная вещь! Лично мне не известно ни одного другого столь же полного, если не исчерпывающего «пособия» и «руководства» по всем тем течениям и направлениям мысли, что бытовали в российском обществе на протяжении всей истории его существования, что сливались воедино, расходились и вновь сходились, перемешивались, питая или, наоборот, поглощая друг друга!
В другом, совсем в другом свете видишь русскую историю с подачи Н.Бердяева. Мы были знакомы с ней так, как нам преподавали ее, историю, в школе и в институте – т.е. строго в рамках материалистического учения Маркса-Энгельса-Ленина и с упором, естественно, на факторы экономического и общественно-политического характера. Но это опять-таки лишь отражение того, что находится на поверхности. Факторы же глубинные, лежащие в сфере сознания – мысли и духа – и лишь выходящие на поверхность в виде экономики и политики, по-настоящему они начали открываться мне лишь сейчас, да и то лишь частично и далеко не полностью. Совсем в другом, новом для себя свете увидел я многие из ранее известных мне фактов и событий истории. А сколько ранее неизвестных фактов и имен открыл мне Н.Бердяев!
Нам еще изучать и изучать нашу историю – целой жизни не хватит. И даже двух-трех не хватит. В то время как последняя тенденция в государстве российском направлена лишь на дальнейшее выхолащивание и упрощение нашей истории! И народ покорно бредет в указанное ему «идейное стойло» и проявляет поразительную готовность тупо жевать все ту же, казалось бы, уже порядком навязшую в зубах идеологическую жвачку…
К вопросу о «жвачке». В отличие от «проглоченной», но толком не усвоенной мною «Русской идеи» Н.Бердяева, я практически полгода «жевал», но так и не дожевал до конца «Записки из подполья» Ф.Достоевского. Наверное, еще и потому, что все, что мне надо было почерпнуть оттуда, я уже почерпнул и теперь, во второй части, осталась лишь «событийность», призванная на деле, в практической жизни, подтвердить философию главного героя. «Философия» же эта ох, как интересна, и, наверное, поэтому она так заинтересовала многих современных политологов и публицистов. Из числа думающих. Я и пришел-то к «Запискам» по рекомендации этих последних – уж больно настойчиво стали все они цитировать это и другие произведения Ф.Достоевского. И надо сказать неспроста – ведь в «Записках» выведена практически вся подноготная русского человека и русского народа в целом, его жизненной философии и основных жизненных установок. «Подполье» — это та лаборатория, в которой зародился и появился на свет наш сначала советский, а теперь вот и достойное продолжение его – российский «гомункулус». И объяснение всем перипетиям, всем зигзагам и всем взлетам и падениям нашей общественно-политической жизни, в прошлом и настоящем, можно найти в этом коротеньком по меркам Ф.Достоевского произведении. Поторопился, как видно, Д.Хармс с присказкой насчет «Царствия ему, то бишь Федору Михайловичу, Небесного»…
Тошно, тошно и страшно, господа, читать порой эти «записки». Но надо. ДОлжно пересилить себя – как я себя пересилил, и то впрочем не до конца – и прочесть их: в них вся правда о нас с вами, и не осознав этого, не переболев этим, мы не сможем перемениться . К лучшему. Если это еще возможно.
А сомнений в этом у меня все больше и больше. Давно уже факты и события нашей внутренней российской и международной жизни не настраивали меня на столь пессимистический лад и не указывали столь явно на отсутствие возможности мирного и бескровного выхода из сложившейся ситуации. В стране и на международной арене.
Газеты и журналы вновь, как в 90-е годы, стали абсолютным рекордсменом моего «Круга чтения». Лишь поэзия – и опять-таки в основном поэзия 19-го века — стала для меня духовной и душевной – извиняюсь за тавтологию — «отдушиной». К ней прибегаю я, как к лекарству, каждый раз, когда накатывает и захлестывает меня «девятый вал» мрачных мыслей и предчувствий.
Я никогда не был особо лиричен, но тут я вновь открываю для себя Фета, Тютчева, Батюшкова… В связи с поездкой в Прагу открыл было заново и Цветаеву, но тут же и захлопнул. Это не поэзия, это острая бритва по оголенному нерву. Нет более пронзительного и более трагического поэта в нашей литературе. Пусть полежит пока где-нибудь в чулане, а то не ровен час… И без нее проблем и разочарований в жизни хоть отбавляй.
Философская и духовная литература – вот еще одна отдушина, а временами так просто и бальзам на душу. Я имею в виду вещи, как правило, небольшие, но исключительно емкие и глубокие по содержанию, рекомендуемые к прочтению на курсах Нового Акрополя и на лекциях профессора А.Зубова, которые я продолжаю исправно посещать. И то и другое выводит тебя на другой, куда более высокий уровень понимания текущих дел и событий и вселяет в тебя на фоне мрачной действительности некий высший, исторический, я бы сказал, оптимизм. Понимание того, что в конце концов святая Божья правда все же превзойдет и превозможет любую человеческую ложь…
Вот таким был мой «круг чтения» в прошедшем году и, полагаю, вряд ли он существенно изменится в ближайшее время. Наша действительность не дает нам, к сожалению, оснований думать иначе. Чем же характеризуется эта наша с вами действительность и какие произведения наиболее характерным образом отражают суть и направление ее? Таким вроде был вопрос, также сформулированный мною. Здесь все просто и однозначно. Для меня это «Тараканище» К.Чуковского, «Крошка Цахес по прозванию Циннобер» Э.Т.А.Гофмана, не говоря уже о вечно актуальных для нас и для России произведениях М.Салтыкова-Щедрина «Господа Головлевы» и «История одного города». В них все ключи к пониманию происходящего, но здесь возникает вопрос: «Что дает это понимание?» — Ответ: «Практически ни-че-го!»
Вопрос – ответ
Прежде всего хочется сообщить о том, что первый пост Александра Бабкова в 2016-м году «Вопрос — ответ» стал юбилейным 500-м за всё время существования Контрапункта!
Есть какая-то высшая справедливость в том, что юбиляром стал именно самый плодотворный автор блога, с чем мы его и себя, конечно, от всей души поздравляем!
Хочется верить, что пример Александра станет дополнительным стимулом для других авторов, сбавивших обороты в последнее время.
Всем удачи и творческих радостей!
Левон! Призыв редактора и к тебе тоже обращён! :-))
Что толку, если никто не обращает внимания (легкое ворчание)…
Последнюю картинку, уж как две недели назад опубликовал:
из ГАЛЕРЕИ (зал №6)
Левон! Ну надо как-то это анонсировать! Этого же не видно сразу!
В этом году Жизнь не обошла меня вниманием, и, хотя это был отраженный свет событий жизни моей дочери, а возможно, именно благодаря этому, переживания мои были особенно сильными, всепоглощающими, я бы сказала. Поэтому я осознанно избегала всего, что могло бы стать дополнительной душевной нагрузкой. И в литературе и в искусстве я искала утешения, умиротворения, покойной мудрости.
Думается мне, что и все создают круг своего чтения по обстоятельствам своей жизни. Политика — последнее, что может повлиять на мой выбор, последнее, что влияет на мою внутреннюю жизнь.
Вот разве что Алексиевич в связи с Нобелевской премией перечитала (опять же не все: уж очень душу рвёт).
Не бросилась выполнять «Домашнее задание» по ряду причин: мне кажется, в нашем возрасте после уже прочитанного в течение жизни трудно найти что-то, что может потрясти до основания, «перелопатить», изменить систему сложившихся ценностей. (А вот проникнуть глубже в мысли любимого автора, благодаря именно этому периоду в твоей жизни, именно этим переживаниям, не просто возможно, но и крайне интересно для меня. Поэтому мне близок и понятен комментарий Андрея к Заданию)
Вторая причина в том, что тот самый волнующий тебя вопрос духовного самосовершенствования для меня не связан уже давно с чтением, для меня это уже давно связано с системой человеческих отношений. Только они могут показать, насколько мы нравственны и насколько мы совершенны. И только здесь, только в системе человеческих координат, нигде более, мы можем применить все, чему мы так долго учились, читая литературу, слушая музыку, посещая музеи.
Чем же это не ответ? Прекрасный, считаю, ответ! Отражающий к тому же философию целого пласта людей, полагающих, что могут обойтись в своей жизни без «политики». Другое, к сожалению, дело, что в «эпоху перемен» действительность все равно рано или поздно настигнет тебя, и думаю, Алла подспудно это понимает, так как в противном случае не стала бы приветствовать «разведение» креста и полумесяца на последнем рисунке Левона. Главное, чтобы не было поздно!
Да куда уж без неё! Только речь была о другом: я говорила, что моя внутренняя жизнь ею не определяется. И мой выбор литературы ею не определяется. Что лежит в основе любых политических телодвижений Левон с Манарой давно проиллюстрировали. Ещё меньше мне нравится, когда литературное произведение начинают использовать как иллюстрацию политических процессов. Литература не о политике.
Вот ты упомянул «Записки из подполья», даже попытался обнаружить там «русскость». А ведь это под влиянием Макса Штирнера написано. И смысл тот же, что и в образе Раскольникова, создавшего свою теорию под влиянием Ницше, или, вернее, тех трактовок, которые на то время существовали. Ну что в этом «русского»?
Просто нельзя низводить литературу на уровнь пропаганды. А у нас сейчас это становится очень популярным.
Спасибо за комментарий, Алла, но боюсь, придется мне тебя немного поправить.
Во-первых, образ Раскольникова не мог быть создан под влиянием Ницше, поскольку в том году, когда вышел роман «Преступление и наказание» — в 1866-м, — Ницше было всего 22 года, и учился он в Лейпцигском университете, изучая филологию и теологию. Не Ницше поэтому оказал влияние на Достоевского, а с точностью до наоборот – как раз Достоевский на Ницше. Он этого и не скрывал, говоря о том, что «Достоевский принадлежит к самым счастливым открытиям его, Ницше, жизни».
Во-вторых, спасибо тебе за Макса Штирнера, о котором до сего дня не ведал, а вот сегодня благодаря тебе с интересом познакомился. Правда, мало чего понял из поверхностного ознакомления с его учением о т.н. Единственном. Понял только, что Штирнер – субъективный идеалист, что вырос он, собственно, из Фихте, что пытался обосновать, а значит и оправдать эгоизм и что был предтечей анархизма. Схожи герои Штирнера и Достоевского лишь одним – тем, что ставят себя в центр мироздания. Но если для Штирнера это философское, а посему и довольно абстрактное понятие, то для Достоевского – вполне конкретное и, я бы даже сказал, бытовое. При этом если герой Штирнера себя обожествляет, то герой Достоевского не только себя не любит, но временами и люто ненавидит.
При этом Штирнер и в Германии-то был мало кому известен, а его основной труд был переведен на русский лишь в 1907 году. Знал ли Достоевский немецкий язык? Но даже если знал, то вряд ли стал бы читать Штирнера. Не его это был круг чтения…
Остается предположить, что Достоевский мог знать что-то понаслышке об идеях Штирнера, не ведая даже имени этого последнего. В то время, да и не только в то время многие идеи приходили в Россию из Германии. Недавно я был крайне удивлен, узнав, что даже славянофильство как комплекс идей, во главе которых стоит неприязнь к Западу, как антизападничество пришло в Россию из той же Германии, которая испытывала эту неприязнь и активно культивировала ее в своем народе. В этом смысле «русскости», как ты ее называешь, в истории развития русской мысли действительно не так уж много. Того же, о чем пишет Достоевский в своих «Записках из подполья», в душе русского человека всегда хватало. Причем с избытком, и не было поэтому необходимости «импортировать» все это из-за рубежа. Мы сами экспортировать это могли, что в общем-то в итоге и произошло: недаром наблюдения и мысли, изложенные Достоевским в «Записках» послужили предтечей западноевропейского экзистенциализма!
В нас и сейчас этого «добра» хватает, о чем более чем ярко свидетельствуют события последнего времени.
И наконец: «Литература не о политике» — говоришь ты. Я бы не стал так безапелляционно это утверждать. Особенно говоря о русской литературе и особенно в том разрезе, в котором нам преподавали ее в школе и в институте. А посмотри на ту, что издается у нас сейчас! Да она просто нашпигована политикой, она насквозь политизирована!
Но ты, судя по всему, говоришь, о настоящей, высокой литературе. Здесь я с тобой соглашусь – она не о политике. Но… Но она исключительно тонко и умело диагностирует то, что со временем становится у нас политикой… Но хоть бы раз, хоть бы кто к этому прислушался и сделал соответствующие выводы! «Вечное возвращение» — так, по-моему, сформулировал эту идею не к ночи упомянутый тобою Ницше. Даже Ницше, этот ужасный Ницше говорил об этом нехотя и полушепотом. У нас же это извечное «возвращение» происходит под бой барабанов и под ликующие крики толпы…
Ох, вот уж и правда к ночи! Прошу прощения за эту «очепятку», хотя рада, что доставила такое большое удовольствие Саше :-))
Имела в виду не Ницше, разумеется, а Канта, некоторые утверждения которого стали основополагающими не только в создании образа Раскольникова, но и для романа «Бесы».
Именно Кант разделяет, как тебе, конечно же, известно, понятия «разум» (die Vernuft) и «рассудок» (das Verstand), утверждая при этом нравственность разума. Одно из положений Канта гласит, что не религия затуманивает и обманывает разум, а инструмент разума — рассудок, обращающийся к науке и рациональности (идея тебе весьма близкая, Саша, нет?).
Нравственным Кант считал и опыт (не поступок, заметь, а опыт!), предполагая, что именно в опыте разум может себя воплотить.
В связи с этим не увидеть прямой связи в развитии образа Раскольникова с положениями Канта, просто невозможно: верующий «буквально», по собственному утверждению, Раскольников обманывает свой разум некими «рациональными», рассудочными теориями, совершает преступление, но опыт, то есть все, что он пережил, прочувствовал и осознал после преступления, очищает его от скверны и возвращает на путь разума, то есть веры, а значит, нравственности. Мы это, помнится, уже как-то обсуждали.
Это, однако, не означает прямого переноса идей Канта. Но говорит о раздумьях Достоевского и по этому поводу. Это из «области предвидений и предчувствий» (по выражению Салтыкова -Щедрина) на которые был способен писатель. Эти размышления мы видим и в «Бесах», и в «Братьях Карамазовых», и в «Записках из подполья».
В «Записках» мысль Канта о том, что свободная воля действующая в интересах зла не может остаться свободной, тоже имеет место быть. Но я думаю, хватит пока подробностей.
Теперь о Максе Штирнере. Книга его, вышедшая в 1845 году в России, «Единственный и его собственность», произвела на Достоевского настолько сильное философское впечатление, что он делает по ней доклад в одну из пятниц в кружке Петрашевского «О личности и человеческом эгоизме».
Когда я говорю «под влиянием», это не значит «в унисон», это вполне может быть и диалог и спор.
Если позволишь, возражения по поводу «бытового уровня» «Записок» представлю тебе немного позже.
Рад я не «очепятке» – мне не свойственно радоваться ошибкам других, тем более без труда признаваемым ими, что говорит лишь о разумности оппонента, – а тому, что сам Кант встал на мою сторону в «вечных» спорах моих с Левоном о роли и значении науки.
Сам я с Кантом знаком довольно поверхностно – мне он наряду с Гегелем всегда казался чересчур заумным. Никогда не хватало ни времени, ни терпения по-настоящему и глубоко вникнуть в его философию. Поэтому я благодарен тебе, Алла, за довольно популярное разъяснение мне некоторых его положений. И за косвенное тем самым подтверждение, что я иду верным путем.
В отношении же «Записок», думаю, что значение здесь для Достоевского имел не столько Штирнер, сколько Чернышевский. Насколько я знаю, именно с ним, с Чернышевским, и с его, Чернышевского, теорией «разумного эгоизма» (заметь, все того же эгоизма!) вел Достоевский полемику на страницах этого произведения.
По мнению Чернышевского, человек в своих действиях и своих поступках руководствуется в первую очередь соображениями собственной пользы и выгоды. Создайте ему, человеку, – говорил Чернышевский, – такие условия, при которых ему выгодно быть хорошим, и он им непременно будет. Достоевский же речами своего героя решительно с этим не соглашался. То есть да, до известной степени, это будет так, – говорил Достоевский, – но только до известной степени. Затем же обязательно наступит такой момент, когда человек «взбрыкнет» и все же поступит по-своему – вопреки здравому смыслу и своей собственной пользе. Поставив при этом на кон даже все ранее обретенное им благополучие и достаток. В этом смысле примечателен следующий отрывок, который кто только не цитировал в последнее время: «Ведь я, например, нисколько не удивлюсь, если вдруг ни с того ни с сего среди всеобщего будущего благоразумия возникнет какой-нибудь джентльмен с неблагородной или, лучше сказать, с ретроградной и насмешливою физиономией, упрет руки в боки и скажет нам всем: а что, господа, не столкнуть ли нам все это благоразумие с одного разу, ногой, прахом, единственно с тою целью, чтоб все эти логарифмы отправились к черту и чтоб нам опять по своей глупой воле пожить!» Не портрет ли это всем нам известного политического деятеля и не тот ли это тип поведения, который он в настоящее время демонстрирует нам и всему миру?
Это и есть, по мнению Достоевского, проявление т.н. свободной воли в человеке или, как он выражается, «свободного хотенья» – чего-то крайне иррационального и до конца не объяснимого в человеческой натуре.
Интересно, что именно это явление мы и наблюдаем сейчас, будь-то у нас в стране, будь-то в мире вообще. Люди выражают готовность отказаться от вполне благополучного существования и пойти на лишения и даже на смерть – свою и своих детей.
У Достоевского не вполне понятно, что за этим стоит. Хотя здесь я противоречу самому себе – что же может стоять за иррациональным? Оно потому и иррационально, что не имеет причины. И все же я считаю несколько по-другому. В моем понимании, и причина все же имеется, хотя она все же недалеко ушла от мира иррационального. И состоит она в отсутствии высших ценностей в нашей чересчур рационализированной и ориентированной лишь на чисто материальные цели и ценности жизни. Человек, в общем и целом, всего этого уже достиг, но ему этого мало. Альтер эго его, другая часть его личности, та, что не от животного мира, а от мира идеальных форм, требует большего – того, что способно обеспечить жизнь не только земную, но и ту, что находится за пределами этой земной жизни. Человек не может доказать ее существования, и на основании этого он душу свою неоднократно закладывал в последние полтора века, но исчерпав свои земные потребности и желания, он все же вновь вернулся и подспудно ощутил существование этой другой жизни – жизни после жизни. Вечной не вечной, но другой, стоящей за порогом этой.
Человек ощутил потребность в более высоких, чем до этого идеалах. Он ищет их и рано или поздно обретает, и за них готов заплатить он высокую цену. Вплоть до остатка жизни своей нынешней, земной. В надежде на то, что это ему зачтется там. Но даже если не зачтется и даже если нет ее, той другой жизни, то все равно – эта тупая и конечная ему более не очень-то и нужна.
В этом и только в этом смысле я говорю о духовном повороте, который предчувствую и прозреваю. Человек вновь возвращается к поиску Высшей Идеи и Высшей Цели, а более всеобъемлющей и более универсальной, чем Идея Бога, до сего дня у человечества не было. Быть может, и появится скоро, но пока этого не произошло, думаю, можно говорить и оперировать Идеей Бога.
Другое дело, что тут же находится масса, в том числе авантюристов всякого рода, и даже в первую очередь авантюристов, готовых эту идею людям подкинуть. И народ охотно на эти идеи ведется. Мусульманский фанатизм и наш российский национализм – наиболее яркие проявления того, о чем говорилось выше. Аутсайдеры не хотят мириться со своим аутсайдерством и требуют реванша.
Извини, но здесь я, кажется,чересчур увлекся и завел тебя в те сферы, которых ты стараешься избегать. Извини…
Ну Штирнер ли, Чернышевский, Белинский — это не принципиально на самом деле: и так и сяк упремся в итоге в социалистов-утопистов Фурье и Сен-Симона… Но если ты согласен, что Достоевский, а вернее, его герой, Подпольный человек, отвергает Хрустальный Дворец всеобщего благополучия Чернышевского (потому что нельзя «язык этому дворцу показать»), не принимает теории разумного эгоизма, принципов коллективной жизни, коллективного труда, а он их не принимает:
«Я не приму за венец желаний моих — капитальный дом, с квартирами для бедных жильцов по контракту на тысячу лет. Да отсохни у меня рука, коль я хоть один кирпичик на такой капитальный дом принесу!» — то в чем конкретно ты видишь ростки психологии советского человека?
Ты ведь именно это утверждаешь:
» «Подполье» — это та лаборатория, в которой зародился и появился на свет наш сначала советский, а теперь вот и достойное продолжение его – российский «гомункулус»».
Вот это абсолютно политизированная мысль. Она очень в духе «сегодняшнего момента»: «мыслящие публицисты» вовсю эксплуатируют «Записки из подполья» Достоевского, чтобы обличить «российского гомункулуса», а «не очень мыслящие» — видимо, «Бесов», чтобы уберечь от революций, а уж совсем отпетые не стесняются в «Севастопольских рассказах» Толстого и в «Войне и мире» разглядеть лучшие черты российского характера. Не знаю, как у вас, а у меня и то и другое вызывает одинаковое чувство неприятия, мягко говоря, потому что и то другое пишется из соображений «сегодняшнего момента», а значит, так или иначе — пропаганда.
«Записки» действительно лежат в основе западно-европейского экзистенциализма. Вот только один вопрос: почему же именно на Сартра и Камю они произвели такое сильнейшее впечатление? Почему именно в их, европейском, сознании и характере нашли они такой отклик? Не потому ли, что образ героя из подполья вне национальности и вне гражданства?
Ах, ну да, как же! Сам же Достоевский, хоть и в черновике, хоть и к роману «Подросток» написал: » «Я горжусь, что впервые вывел настоящего человека русского большинства и впервые разоблачил его уродливую и трагическую сторону. Трагизм состоит в сознании уродливости. Только я один вывел трагизм подполья, состоящий в страдании, в самоказни, в сознании лучшего и в невозможности достичь его и, главное, в ярком убеждении этих несчастных, что и все таковы, а стало быть, не стоит и исправляться!»
Опубликовано это не было. Но именно это цитируют все, кому не лень. Сохранившееся же вступление к «Подполью», где писатель говорит, что хотел вывести «повиднее обыкновенного один из характеров протекшего недавно времени» «мыслящие публицисты» считают уловкой и в расчёт не берут.
Но в чем же советскость?
Герой не верит ни в теоретически рассчитанное будущее, ни в математически обоснованное всеобщее благо, «ни в дважды два», ни в Бокля с его мыслью, что цивилизация смягчит человека:
«По крайней мере, от цивилизации человек стал если не более кровожаден, то уже, наверно, хуже, гаже кровожаден, чем прежде.» Ну,значит, Маркс тоже не имел бы шансов.
Западных «надзвёздных романтиков» не ценит, так и своих,с четкой гражданской позицией, не жалует:
«У нас, русских, вообще говоря, никогда не было глупых надзвездных немецких и особенно французских романтиков, на которых ничего не действует, хоть земля под ними трещи, хоть погибай вся Франция на баррикадах, — они все те же, даже для приличия не изменятся, и все будут петь свои надзвездные песни.»
«Свойства нашего романтика — это все понимать, все видеть и видеть часто несравненно яснее, чем видят самые положительнейшие наши умы; ни с кем и ни с чем не примиряться, но в то же время ничем и не брезгать» и на все быть готовыми.
Подпольный человек одинок, считает себя выше и умнее других, за что не любим окружающими, которых он презирает, но от отношения которых страдает. Предельно честен с самим собой, признаваясь себе в своей низости.
Это индивидуализм, причём в крайней его форме: «Миру рушиться или мне чай пить?», «здесь я, а там — они все»
Герой подполья -противник всякой идейности, его единственное желание — быть самим собой, а не заорганизованным человечеством:
«Мы даже и человеками-то быть тяготимся, — человеками с настоящим, собственным телом и кровью; стыдимся этого, за позор считаем и норовим быть какими-то небывалыми общечеловеками. Мы мертворожденные, да и рождаемся-то давно уж не от живых отцов, и это нам все более и более нравится. Во вкус входим. Скоро выдумаем рождаться как-нибудь от идеи.»
И Как это все это связано с советским менталитетом, сутью которого была вечная борьба сразу со всем и за все и непременно скопом?
Не зря же Достоевский был запрещён в СССР до 1950 года, а потом вернулся с повестью «Бедные люди», а уж «Записки из подполья» и того позже…
Поэтому все же следует предположить, что речь здесь о «подполье» в душе каждого человека, независимо от его национальности, о противопоставлении своего Я всему миру, своей жизни — жизни социума. И это привлекло и Ницше, и Сартра, и Камю.
Закончу замечательной цитатой из Достоевского как раз для нашего случая, предостерегающего нас от использования литературы для иллюстрации каких- то сиюминутных идей:
«Но принесите мне что хотите… «Записки сумасшедшего», оду «Бог», «Юрия Милославского», стихи Фета – что хотите – и я берусь вам вывести тотчас же из первых десяти строк, вами указанных, что тут именно аллегория о франко-прусской войне или пашквиль на актера Горбунова, одним словом, на кого угодно, на кого прикажете.»
Как-то вот не оставляет меня мысль, что диалог наш в разных плоскостях ведётся.
Хотя в оценке теории разумного эгоизма, в которую Достоевский не верил настолько, что в каждом своём романе выставлял её на поругание посредством самых подлых своих персонажей, мы, кажется, сходимся?
Достоевский считал, что, как и все утопические теории, эта теория «вынесенная на улицу» будет опошлена и вульгаризирована до крайности. И Достоевский раз за разом, от романа к роману указывал на наиболее слабые её места, временами доводя до абсурда (Лужин). — Против этого ты тоже не возражаешь, думается?
Он не верил (и в этом я тоже с тобой согласна абсолютно) ни в то, что благоприятная среда способна удержать человека в рамках, ни в то, что благополучная жизнь может изменить нравственного инвалида (Подпольный человек болен, как он сам о себе говорит, но не дело не в благополучии или его отсутствии). Достоевский верил в нравственный закон, в Бога и, конечно, же в «близость к почве» («Дневник писателя»). Последнее вряд ли тебя привлекает, но из песни слова не выкинешь. И именно в отсутствии нравственного идеала видел писатель истоки «болезни» своего героя. Но ты и об этом говорил.
Казалось бы, в наших рядах воцарилось наконец единомыслие? Но…
Ты переносишь все в сферу политическую, то есть безнравственную по определению, потому что именно здесь принцип «что полезно, то и морально» вариативен до иезуитства, и политическая мораль (оксюморон!) далека от от исканий Достоевского, а значит с высокой нравственностью не связана. Ты вот цитату к «известному политическому деятелю» отнёс, так выбери наугад ещё пяток — десяток того же уровня — и для них хороша будет.
Сейчас мне подумалось, что после «Записок из Мертвого дома» Достоевский всячески предостерегал человечество от погружения в политические идеи, в политику, потому что где , если не здесь, рождается бессовестная ложь и оголтелая ненависть? (Разве твоё выражение «советский гомункулус» не кричит о твоей ненависти?) Ненависть — это тоже вид «подполья». Ненависть порождает ненависть, поэтому противостояние «русофобов» и «уря-патриотов» дело затяжное, бесплодное и разрушительное во всех смыслах… Ненависть ум застит. Вот это и есть иррациональное, с точки зрения Достоевского, потому что противоречит истинной морали, нравственному закону. Потому что вслед за Кантом считал, что действие, поступок иррациональны, если совершаются во зло, что Добродетель невидима, «но зло всегда можно за руку схватить и это будет твоя рука» («Братья Карамазовы»)
Ты вот о готовности «пожертвовать благополучием» пишешь как о «свободном хотении», — это, по меньшей мере, забавно…
В наше время такое «хотение» формируется загодя целенаправленным идейно-политическим воздействием. Так что насколько оно свободно, можно легко понять — уж мы-то плавали-знаем!
И я сейчас не конкретизирую, где именно, потому что везде, везде, везде…
Уважение к чужому мнению — растаявший в преданиях миф: инакомыслящих с обеих сторон считают жертвами пропаганды, и просто врагами. А это тоже злоба, враждебность, ненависть.
Давно забыт принцип демократии: «я не разделяю Ваше мнение, но отдам жизнь за то, чтобы Вы могли его высказать».
Разве не стали мы теми самыми «общечеловеками»?
И чем больше мы живём политикой, тем дальше уходим от Бога, то есть от человеческой морали.
Саша, меньше всего мне хотелось тебя обидеть своими комментариями. Наши точки зрения могут не совпадать, мы по-разному можем относиться к политике, к Достоевскому. Но мы с тобой все же «одной крови, ты и я», и Контрапункт — яркое этому подтверждение. Я всегда с нетерпением жду твоих публикаций. Я не согласна с некоторыми мыслями в твоей позиции, это правда. Но они заставляют нас всех думать, перечитывать, осмысливать многое.
Извини, только начал читать твой последний комментарий и тут же вспомнил, что не отправил тебе тот, что написал до этого. Были какие-то проблемы у Левона на блоге, а потом я закрутился и забыл тебе его направить. А вспомнил, в частности, потому, что в самом своем начале он перекликается с твоим замечанием, что мы немного о разном. Хорошо, что мы одновременно это осознали. Поэтому прежде чем прочитать твой последний комментарий, направляю тебе свой предыдущий. Так, наверное, будет правильнее.
Я и не скрываю своих политических целей…
Мы немного о разном, но это ничего – где-нибудь и в чем-нибудь мы обязательно сойдемся. Пока же крайне любопытно, по крайней мере мне, знакомиться со всеми твоими доводами и соображениями, тем более что они излагаются с привлечением такого большого количества материалов и цитат. Эрудиция и высокая концентрация мысли никогда не оставляла меня равнодушным, напротив — всегда впечатляла и вдохновляла.
«Подпольный человек» Достоевского довольно неоднозначен и разнопланов. Еще бы: исповедь его растянулась на десятки страниц /больше, чем «Исповедь» Л.Толстого!/, и найти в ней можно много чего – из числа того, что соответствует природе советского человека, которого ты, похоже, защищаешь, и того, что ей не соответствует.
Ты отметила те моменты, что не соответствуют, такие, например, как крайний индивидуализм, проистекающий из… и вот здесь самое интересное… из сознания своего не несовершенства даже (кто из нас в мире совершенен?), а из крайней его, до откровенной болезненности даже, закомплексованности и не менее крайнего нежелания при этом как-то над собой потрудиться, чтобы это несовершенство избыть или, по крайней мере, как-то снивелировать. Нет, он скорее сам себя заест до смерти или даст себя уничтожить – он даже сознательно стремится к этому, — чем захочет измениться. Он – урод от рождения. (И индивидуализм его не чета, оговоримся в скобочках, западному; тамошний индивидуализм имеет созидательное значение, наш же — чисто разрушительное).
В случае страны и народа так не скажешь: «урод от рождения». Но народ и страна могут быть «уродом от истории». И мы как страна и как народ как раз такие. Мы давно оказались на обочине европейской истории. Попасть куда всегда безнадежно мечтали. Из «подполья». Время от времени мы стремимся вырваться оттуда и примкнуть к остальному цивилизованному человечеству. Но используя для этого не традиционные методы, которыми пользовались сами европейцы, а некие другие, которые, как нам кажется, способны привести нас к тому же результату, но с меньшими усилиями. И каждый раз в результате очередной такой попытки оказываемся не ближе, а еще дальше от искомого результата. Это нас бесит ужасно, и мы корчимся в своем подвале в пароксизме ненависти к себе и ко всему остальному человечеству. Но в большей мере – ко всему остальному человечеству, потому что если бы было наоборот, то мы должны бы были повеситься или застрелиться. В случае отдельного человека это возможно, в случае целого народа и страны – нет. Впрочем, сейчас, в эпоху ядерного оружия, это стало возможным. Достаточно нажать лишь кнопку и тем самым вызвать ответный огонь, куда большей силы, на себя…
Мы как страна, как народ в совокупности своей и есть «подпольный человек» Достоевского. «Мы» (см. у Замятина) так себя ощущаем и так нас воспринимает мир в минуты нашего очередного буйства. В промежутках же между ними мир посматривает на нас с большим подозрением и опаской.
Я думаю, что и сам Достоевский, говоря о «человеке русского большинства» имел в виду преимущественно весь русский народ. Ради отдельного «урода» не стоило и затевать роман. Достоевский бы уж точно не стал.
Ну а как же Сартр с Камю и прочей «левой» и «левацкой» Европой? Что ж, это как раз тот случай, когда в семье не без урода, но не «урод» задает тон в нормальной «семье», не он определяет ее состояние и задает в ней вектор основного развития.
Не вмешиваюсь в ученый спор, но все же маленькая ремарка:
Алла, по поводу запрета Достоевского в СССР. Помню по рассказам деда Сергея (того самого), что в 1935 году он ожидал выхода «Бесов» в издательстве Academia с очерком Каменева в качестве предисловия. Дед тоже был книжником и ходил своими книжными маршрутами. Магазин издательства Academia был на Кузнецком мосту.
Однако деду не повезло — тираж «Бесов» был выпущен, но почти сразу же уничтожен за исключением нескольких экземпляров, которые хранятся сейчас в архивах (один вроде бы в доме Горького в особняке Рябушинского). А дальше был план выпустить в 1936 году Acadimia «Братьев Карамазовых»,но набор рассыпали и действительно потом уже лет 15 Достоевского не печатали . А дедовы книги издательства Academia сохранились благодаря его сестре, и часть его небольшой библиотеки находится у меня дома.
Да, Андрей, спасибо, не знала, когда запретили, и искать было лень уже.
Но вот благодаря твоему замечанию, порылась-таки и нашла интересную историю в жанре политического детектива. Возможно, тебя это тоже заинтересует:
http://www.fedordostoevsky.ru/research/literary/018
Алла, спасибо, в общем все сходится с воспоминаниями деда. Но что за одиознейшая личность этот товарищ Заславский! Вот какую статейку я обнаружил. Это вообще тема для отдельной ветки.
http://www.lechaim.ru/ARHIV/133/zaslav.htm
Среди многих определений «политики» мне ближе всего такое: « В самом общем виде политика может быть определена как социальная деятельность, направленная на сохранение или изменение существующего порядка распределения власти и собственности в государственно-организованном обществе (внутренняя политика) и мировом сообществе (внешняя политика, глобальная или мировая политика)».
Так оно проще и для нашего разговора. Социальная ли это деятельность, политика? – Думаю, ты не будешь против этого возражать. Чего плохого в социальной деятельности? – Думаю, что ровным счетом ничего, особенно если она направлена на благие цели, и что ты охотно согласишься и с этим тоже. Как, например, у Платона, именовавшего политику «умением оберечь всех граждан и по возможности сделать их из худших лучшими». Да и прочие философы в древние времена называли политику «царским искусством». Уверен, что и по сей день сохранились политики, достойные этого высокого звания. Я даже могу назвать таких.
Следует ли заниматься «социальной деятельностью»? Хорошо это или плохо? Социальная активность, особенно с благими целями и в интересах других людей – думаю, ты не будешь возражать против того, что это хорошо. В конце концов: чувствуешь себя в состоянии, испытываешь к этому интерес – занимаешься, не чувствуешь, не испытываешь – не занимаешься. Это все равно, что брать на себя ответственность не только за себя, но и за других – не все могут, но часто эти «все» испытывают чувство благодарности по отношению к тому, кто смог и оправдал. Что плохого в том, что кто-то берет, что кто-то в состоянии взять на себя ответственность? – Думаю, ничего в этом нет плохого.
Теперь к вопросу о благих и не благих целях, а также об интересах личных и общественных. Вот здесь и вокруг этого, причем в каждом конкретном случае, а не» в целом» уже можно спорить. Равно как и о том, следует ли защищать существующий порядок или бороться против него.
Ну, и наконец, если мы признали зло злом, следует ли против него восстать или не следует, то есть мириться с ним и в крайнем случае объявить себя непротивленцем?
Вот такая трехходовая комбинация, и все, по-моему, становится ясно. Ты, я так понимаю, не ощущаешь себя социально активной и исключаешь для себя возможность сопротивления злу и насилию. Думаю, что это только потому, что тебя, лично тебя все в окружающем тебя существующем порядке устраивает. Ну а интересы людей за пределами этого «порядка» и вопросы справедливого или несправедливого устройства других «обществ» тебя не волнуют или волнуют в гораздо меньшей степени, чем интересы, скажем, твоей семьи. Зла, особого зла в своем ближайшем окружении ты тоже, слава богу, не наблюдаешь. А то, что на отдалении, то, что глаза не колет – оно тебя не очень-то и трогает, не так ли? По крайней мере, не настолько, чтобы переживать и ночи не спать.
Что ж, это нормально. Для женщины это более чем нормально. Куда меньше я понимаю крупских, арманд и коллонтай. Как куда меньше понимаю я мужчин, живущих в окружении вопиющего зла и грядущей катастрофы и не интересующихся политикой.
Гендерный признак… Гендерный признак – вот она истинная причина того, что мы с тобой, Алла, не можем придти к общему пониманию в этом вопросе. Ну так ничего страшного…
Когда случилась эта беда с Крымом и Россия столкнулась с первыми экономическими трудностями, мы, в нашей компании, собрались на совещание с целью понять, что делать и как быть в такой ситуации.
Сидя на совещании, я представил себе, как во всем нашем огромном офисном центре и в других по соседству, да и во всех прочих по всей Москве и не только люди, подобно нам, собираются на совещания и ломают голову над тем, что делать и как быть. Ломают в общем-то без особого резона и пользы, потому что на локальном уровне этой проблемы тем более радикально не решить. Решить ее можно лишь на том, глобальном, уровне, на котором она и была создана.
И поэтому не по своим конторам и офисам следовало бы всем этим высоколобым и деятельным людям сидеть, а выходить, фигурально выражаясь, на улицу и требовать от правительства, от Совета Федерации, от президента восстановления прежнего статус-кво в Европе и мире, которое их импульсивным и произвольным решением было нарушено.
Вот она в чистом и незамутненном виде политика, и при определенных обстоятельствах без нее просто не обойтись. Это как война: подошел враг к городу – бери оружие и полезай на стену, а не сиди и не совещайся по домам с женой и малыми детьми, не зажигай лампаду и не простаивай на коленях перед иконой Богородицы…
Начну с наиболее уязвимых мест в некоторых твоих положениях.
1.Прежде всего это связано с твоей политизированностью. Политизированное чтение не помогает объективности, оно заставляет видеть только то, что вписывается в собственную позицию. Всё остальное, как правило, игнорируется и отметается. Именно так ты отнёсся к моему комментарию. Определяя истоки индивидуализма Подпольного человека, ты словно и не заметил приведённых мною в качестве цитаты слов, венчающих «Записки из подполья»:
«Мы даже и человеками-то быть тяготимся, — человеками с настоящим, собственным телом и кровью; стыдимся этого, за позор считаем и норовим быть какими-то небывалыми общечеловеками. Мы мертворожденные, да и рождаемся-то давно уж не от живых отцов, и это нам все более и более нравится. Во вкус входим. Скоро выдумаем рождаться как-нибудь от идеи.»
Именно здесь (а не в комплексах) видит Достоевский основную причину крайнего индивидуализма своего героя — нежелание вливаться а армию общечеловеков, стремление остаться самим собой, человеком с «собственным телом и кровью».
Стоит это признать, и не будет необходимости объявлять Камю и Сартра «уродами» в благородном семействе, потому что тогда и Подпольный человек и Посторонний Камю и герои Сартра оказываются в одной обойме. И вполне вписываются в теорию экзистенциализма его основателя , Кьеркегора (напомню тебе, что именно он, а не Достоевский обосновал положения этого философского направления). А начал Кьеркегор с того, что однажды, инспирированный все тем же Кантом, задался вопросом: почему философия обсуждает вопросы духа, материи, способов и границ познания, сущности бытия, Бога, наконец, — но не интересуется самим человеком? «Конкретный человек с его внутренним миром, переживаниями оказался растворен» в каких- то общих, абстрактных вопросах, далеких от насущной жизни человека и мало интересующих его. Кьеркегор призывал философию увидеть человека, задуматься над его маленькими проблемами, помочь «найти понятную ему истину, ради которой он мог бы жить, сделать выбор через осознание собственного Я.»
Не правда ли, это идеально соотносится с последними словами Подпольного человека, мимо которых ты так легко прошёл, потому что они не вплелись в твою позицию?
2. Несоответствия в характере Подпольного человека твоим утверждениям ты объясняешь «неоднозначностью и разноплановостью». Это, извини, общая фраза.
Существует внутренняя логика образа, и когда находишь правильный угол зрения, зерно образа, то подобных противоречий не возникает. Твои же попытки «осоветить» героя подполья напоминают мне Тришкин кафтан: поднатужились, пуговички застегнули, глядь — сзади швы разошлись.
Весь финал повести, где Подпольный человек рассказывает о Лизе, где говорит о «невыносимом страдании и раскаянии», где признаётся, что «манкировал свою жизнь нравственным растлением в углу, недостатком среды и отвычкой от живого», мне лично не позволяет вот так, ничтоже сумняшеся, назвать его «уродом»:
«Я только доводил в моей жизни до крайности то, что вы не осмеливались доводить до половины, да ещё трусость свою принимали за благоразумие».
И все это только для того, чтобы противостоять этому самому «мы».
Мне вообще не кажется, что осуждение героя не так однозначно, как хотелось бы. Что скорее, это образ-предостережение всем, кто борется за светлое будущее человечества, игнорируя при этом самого человека. ( А таких развелось в 60- 70 годы в огромных количествах: Нечаев, Ишутин, Каракозов, и куча тайных «подпольных» организаций, — вот оно это русское большинство!)
3.»Созидательность» западноевропейского индивидуализма… Это смелое заявление!
Особенно в контексте произведений Сартра, у которого женщина изображается отвратительной жирной массой, обмякшей на фарфоровом биде («Хозяин дома»), беременность и мысль о продолжении рода вызывает омерзение, процесс деторождения грязен и уродлив («Пути к свободе»); герои которого страдают безумием, вступают в инцестуальные отношения («Затворники Альтоны») …
Да… Это точно «не чета нашему» доморощенному Подпольному человеку: тот проститутку унизил и исстрадался весь, 40 лет простить себе не может…
4. И последнее. Цитата, которую ты привёл, не выражает намерений самого Подпольного человека, он лишь говорит, что это возможно, но для этого надо быть не Подпольными человеком, который против любого действия («лучше ничего не делать! Лучше сознательная инерция! «), а человеком действия.
Как красиво! Хотя сейчас ты, по-моему, несколько отошёл от основного направления нашего диалога…
Определение политики как вида социальной, то есть общественной, деятельности никаких возражений не вызывает, особенно, если » на благие цели». (Правда, когда я слышу это от общественных деятелей, мой здоровый цинизм нашептывает мне о том, чем вымощена дорога в ад.)
И Платон пасторально хорош! Он мне, конечно, друг, но, как известно, истина, то есть реалии сегодняшнего дня, дороже.
Как-то чаще идут в политику не из желания «оберечь граждан», а за властью и вытекающими из неё прелестями жизни. Я не идеалистка. Я не верю в превращение «худших в лучшие», тем более, что опыты подобных превращений того, «кто был ничем» в тех, кто «стал всем» уже были, — поэтому, спасибо, не надо!
Вот и твой комментарий написан совершенно в духе политического деятеля: все на службу обществу, то есть человеку, взять на себя ответственность и прочее… Но в предыдущем комментарии ты тому же человеку, да что там человеку — целому народу в праве на существование отказывал, назвал исторической ошибкой. А Достоевский (вернёмся к нему, мы ж с него начали?) в письме Майкову об этом народе написал: «Наша сущность … бесконечно выше европейской. И вообще все понятия нравственные и цели русских — выше европейского мира. У нас больше непосредственной и благородной веры в добро как в христианство, а не как в буржуазное разрешение задачи о комфорте». (18.02.1868)
Как же ты будешь служить тому, кого откровенно презираешь и ненавидишь? И какую же службу ты хочешь ему сослужить? Скамеечку из-под ног выбьешь?
Р.S.
Саша, с выводами по гендерному признаку ты поаккуратнее… Западноевропейские идеалы, однако…. Политкорректность… Определись все же, ты за них или сомневаешься (упаси Бог)?
Алла, прочитал твой последний комментарий и ужаснулся. Неужели это про меня? Неужели это я так сказал? Неужели был я способен произвести такое впечатление? Аж пот холодный прошиб.
Бросился себя перечитывать. Нет, здесь вроде так, да не совсем. Здесь довольно похоже, но в твоей интерпретации акцент тоже немного смещен в сторону (сознательно или несознательно?) Здесь? — Здесь можно было бы меня, конечно, и так понять… Впрочем нет – вот здесь сразу же уточняется моя настоящая позиция!
В общем все как-то так и не так; и все как-то по-своему и в своих, похоже, целях интерпретировано, а где-то даже вывернуто наизнанку. Одним словом, как ты правильно выражаешься «заангажировано» и притянуто за уши с явной целью извращения моей позиции. И чем больше я пытаюсь ее разъяснить, тем туже затягивается узел. Ну прямо как в «Процессе» Ф.Кафки. Просто кошмар какой-то! Встал, походил, перечитал себя – как водой холодной умылся. Сбросил наговор, сбросил призор. В зеркало посмотрелся: нет, все в порядке. Я как я. Просто во сне в кривом зеркале себя увидел.
Многое, правда, в твоем комментарии правильно. Это и то, что пишу я для того, чтобы провозгласить свои взгляды, в том числе и политические. А кто с иными целями берется за перо? И то, что других авторов привлекаю и цитирую. А кто этого не делает и почему бы и нет? Агрессивность? Эмоциональность? Специальные риторически и прочие приемы? – Ну так и что и как же без этого что-то кому-то доказать? А потом и слава Богу, без них бы мухи от скуки мерли… Да и ты бы вряд ли так возбудилась…
Нет, нет, все в порядке: от своих слов, ни от одного из них я не откажусь и надеюсь, что и другие читатели прочтут, увидев в них действительно то, что есть, а не с переиначивая смыслы, как Алла.
Самое интересное, что Алла меня критикует за то, чем сама же и страдает – и политизированностью, но, правда, на нашем чисто блоговском уровне, и ангажированностью, и пропагандистским запалом. Вот насчет пророчествования только… Нет, этим в меньшей степени – уровень дискуссии и мой как оппонента не тот. А впрочем, нет: если вчитаться, можно и у нее пророчества найти…
Не вполне понятен смысл этой полемики и запал со стороны Аллы. Я ведь в принципе не очень-то шифруюсь и старался с самого начала все говорить открытым текстом. Политик? – Да, политик. И цели чисто политические. Пропаганда? – Да, пропаганда, точнее, наверное, все же контрпропаганда, так как направлена против официальной пропаганды Кремля. Ангажирован? – Да, ангажирован, грешен. Имею свою систему взглядов и активно пропагандирую ее. Западник, или, по-нынешнему, либерал? – Да и соответственно за либеральную систему ценностей и в первую очередь за свободу и против тирании. Я сам все это про себя с самого начала открыто объявил. Так в чем же сыр-бор? Алла лишь эмоционально подтвердила все это и несколько иначе расставила порядок и акценты. С явной целью представить все это в несколько ином и несколько искаженном свете. С какой целью? Она что, не согласна со мною по существу? Вроде бы не должна: ведь она давно живет в самом центре этого либерального мира и в полной мере пользуется его ценностями! Алла, ты что, там живешь и их, эти ценности, не разделяешь? Ты что, даже там лелеешь свои славянофильские и почвеннические убеждения? Но ты ведь даже не верующая, так что это противоречит тобой же приведенной формуле Достоевского: «почва = вера»… Ты, может быть, все еще веришь в доброго «царя-батюшку» и в «народ-богоносец»? В «Третий Рим», именуемый ныне «русским миром»?..
Еще раз внимательно перечитываю Аллу, вдумываясь буквально в каждое слово. Господи, вот оно! «И здесь утешением мне служит только то, что и твоя деятельность…. и твоя яростная борьба… никаких глобальных последствий ни для тирана, ни для народа иметь не будет»…
Не тревожься, Алла, для тирана моя деятельность и моя борьба последствий иметь не будет, тем более глобальных. Хотя, впрочем, как знать, как знать…
Это как раз то, о чем я говорила: если не «за», значит, «против», третьего не дано. И с какого переляку ты меня-то в почвенницы записал? Мы, если помнишь, Достоевского обсуждали! Ты сказал, что в почву не веришь — только в вере для тебя спасение (мне-то не верится, но это не суть важно). В этом смысле я и сказала, что «вера = почве»
Я, следовательно, и не славянофил, но я не понимаю, почему быть антисемитом — это стыдно, а быть антирусским -это нормально?! Для меня лично это все из одной серии. Кроме того, если ты проповедуешь антирусскость, ты, как поборник демократии, должен признать за своими оппонентами право быть анти-американцами, анти-немцами и т.д. Ты разыгрываешь национальную карту -это пошло, как минимум.
Р.S.
Я нигде ничего не переврала. Везде твои цитаты. И ничего больше. Я их не «трактовала» никак. Я противоречия увидела и о них написала.
К вопросу о «советскости». Ростки психологии советского человека — в отрицании вековой нравственности и морали. В отрицании всего предыдущего опыта человеческого. В попрании исторических и культурных ценностей ради некоей «великой» и утопической от начала до конца мечты.
Вот так же и «ретортный» человек Достоевского отрицает все и вся и от всего и вся скрывается в своем «подполье». Выпуская оттуда в свет свою злобу и свою ненависть и считая, что это оправдывается ненавистью и к самому себе. Нет, не оправдывается!
«Советскость» я вижу не в тех, принципах, на основании которых предполагалось организовать внутреннюю жизнь общества и страны в целом. Это в конце концов мало бы кого волновало — мало ли таких «подпольных» и «ретортных» стран и народов? Одна Корея чего стоит? Или Венесуэла? Или Судан? Равно как и «подпольный человек» Достоевского на деле мало кого волновал, и мало кто о нем задумывался. Иные, как ты помнишь, и просто «проходили сквозь него». Он мало кому был нужен.Это ему нужны были все, ибо на ненависти к ним он ощущал самого себя. Он соткан весь из злобы и ненависти ко всему живому. И поэтому имеет хоть какое-то значение. Вот так же и советский народ выродился в итоге в сплошную злобу и ненависть по отношению к благополучному во всех отношениях Западу. В этом я вижу параллель между «Советами» и «подпольным человеком» Достоевского. Разница же,разница в том, что в отличие от этого последнего «Советы», а вот теперь и их наследники в лице РФ обладают таким убийственным аргументом, как ядерное оружие, которым все чаще и все активнее размахивают. Как ты думаешь, имей подобное средство в своем арсенале «герой» Достоевского, не воспользовался бы он им в припадке пароксизма и человеконенавистничества. Я так полагаю, что определенно бы воспользовался, тем более что и себя ненавидит лютой ненавистью, и жизнь свою ни во что не ставит. А здесь такой случай — эту никчемную и опостылевшую «подпольную» жизнь, да променять на смерть «на миру»? Не «красна ли» такая смерть? Да такой обмен еще поискать — то, что ни в грош, да на алтын!
Бог не упас — сомневаюсь! Но это, наверное, отдельный разговор. Мы и так, как ты правильно выразилась, в разных, а, главное, в лишком многочисленных плоскостях ведем разговор. А темы-то все такие непростые… И, наверное, это потому так происходит, что каждый из нас в первую очередь стремится высказать свое,наболевшее. Плюс ко всему прочему обстоятельства разные не позволяют отвечать незамедлительно или, как в моем случае, тут же заносить все в компьютер: я ведь сначала все на бумажках разных пишу. Бумажки же имеют такое свойство — теряться. Вот и мой ответ тебе последний тоже: только собрался набрать на компьютере ранее написанное от руки — глядь, первого листка как не бывало! Ну теперь уж восстанавливать не буду. Поставлю обычное свое многоточие, но не в конце, как обычно, а на этот раз в начале. Убей бог, не вспомню, что там было, но и в оставшемся тоже какой-никакой смысл имеется.
… это.
Посему отвечаю и реагирую лишь на то, что действительно трогает и волнует. А волнует в первую очередь то, что ты, похоже, все в чем-то пытаешься меня уличить и вывести в конце концов на чистую воду.
Вот и последние твои подозрения, над которыми я немало смеялся. Пытаясь представить себя, выбивающим табуретку из-под ног русского народа. Затем к этому прибавилась еще парочка усмешек при попытке вообразить «пятую колонну», выбивающей эту самую табуретку…
Зачем у кого-то что-то выбивать, если он сам на всех парах мчится в самое жерло войны? Я же могу лишь беспомощно махать руками и кричать в попытке предупредить и как-то притормозить ход развития событий. Что я и делаю без особой надежды на успех. А тут еще и самые близкие люди все это интерпретируют не так, как надо, и не как следовало бы. Это, конечно же, не может не удручать.
Светлое будущее я никому не сулю. И упаси меня Бог — вот от этого-то точно! — за это чье-то светлое будущее бороться. История показала, что в нашем, российском, случае это абсолютное никчемное и бесполезное занятие. Здесь я сторонник Н.Бердяева и иже с ним из альманаха «Вехи». Вера в народ в связи с последними событиями у меня пропала окончательно. Пока каким-нибудь чудесным образом не произойдет внутреннее освобождение человека и народа, внешне спущенная ему свобода не только не на пользу, но даже вредна. Как ребенку бритва или спички.
Поэтому если я и восстаю против тирании, то никак не за право людей жить свободной жизнью. Я восстаю только потому, что по природе своей не могу не восставать против тирании как формы правления и «права» ничтожества и подлеца ограничивать мои права и мою свободу. А то, что эти мои права и моя свобода является частью свободы общей – это меня волнует мало и в этом я не виноват.
Вот он индивидуализм в чистом и незамутненном виде. На нем все западная либеральная система построена. Это ее базовый принцип и элемент. Сам я не читал, но тот, кто читал Айн Рэнд, мне об этом рассказывал, и я – да, правильно ты говоришь, взял ее в свои сторонники и единомышленники. «Правильно говоришь» – это я о том, что все мы сознательно и подсознательно отбираем из всего того, что видим, слышим и читаем, лишь то, что соответствует нашей утвердившейся точке зрения и нашей философии в целом.
И это я считаю правильным, ведь вся наша сознательная жизнь, она чему была посвящена? – Правильно, формированию этой самой точки зрения и этой самой философии. Это продукт всей нашей жизни и всех наших интеллектуальных и эмоциональных усилий, и именно поэтому нас не так-то просто сбить с толку и заставить изменить нашу точку зрения. Только самой жизни это подвластно, и надо сказать, я пережил такой момент в 90-е годы.
Я не перестал верить в либерализм и в то, что это принципиальное благо, но я понял, что не для всех это подходит и что тот, кто не успел, тот, судя по всему, уже окончательно опоздал.
Но это не значит, что в том Армагеддоне, что нам грозит, я предпочту «веру» «почве». Нет, в «почве» я уже разочаровался, и мне с нею не по пути. А по пути мне с теми идеями, что проложили человечеству путь в будущее и являются абсолютным залогом для его, человечества, будущего развития. Пусть даже та часть человечества, к которой принадлежу я по рождению, и осталась не у дел и за бортом всемирного прогресса.
«Почва» – это вчерашний день человечества, вот почему все попытки на ней или вокруг нее что-то замыслить или что-то создать выглядят настолько убого и допотопно. Последний всплеск национализма – это середина прошлого века, и уже тогда это было карикатурно и чудовищно.
Мы же в России… Перефразируя нынешнего юбиляра, Осипа Мандельштама, можно сказать: «Мы живем, под собою не чуя времен…»
Ты и не обидела, Алла, не волнуйся. Причина моего молчания в ином. Как раз сейчас мне нравится, как ведется, наш диалог. В нем меньше желания перейти на личность и действительно, как ты говоришь, обидеть. За мной и за тобой такое водится — мы оба чересчур эмоциональны в споре. Иной раз надо бы следовать примеру Екатерины, которая прежде чем объявить какое-то суровое решение во гневе, выпивала стакан воды. Мелкими-мелкими глоточками.
Так многое меня поразило, что даже не знала, с чего начать ответ; надо было собраться с мыслями, чтобы разобраться с твоими ребусами и кроссвордами….
С самого начала, то есть ещё с поста «Задание на дом», меня не оставляла мысль, что затеян он для того, чтобы ещё раз провозгласить свои политические взгляды. (Думаю, я не одна была так проницательна, поскольку с ответами никто не торопился.)
Меня всегда очень занимал факт, почему пропагандисты своих политических взглядов пытаются на своих знаменах начертать побольше цитат из русских классиков, которые ни сном ни духом к этим взглядам отношения не имеют (оказался же «почвенник» Достоевский на хоругвях «западника» Саши). То ли для того, чтобы придать больший вес своим идеям, то ли для того, чтобы придать этим идеям вид пророчеств (а пророчества -это их излюбленный конёк!), то ли и вовсе без затей — в пропагандистских целях- поубедительней до масс донести…
При этом целостность и объективность картинки их не заботит, как не заботит это никакие современные рупоры пропаганды и никого из политических деятелей: здесь главное — агрессивный натиск, а не соответствие внутренней правде.
Поэтому читать произведения, откуда вдохновенно дергаются цитаты, в полном объёме не только вовсе не обязательно:
«я практически полгода «жевал», но так и не дожевал до конца «Записки из подполья» Ф.Достоевского» (А. Б.)
но иногда и просто лишнее:
«Сам я не читал, но тот, кто читал Айн Рэнд, мне об этом рассказывал […] и я взял ее в свои сторонники и единомышленники.» (А. Б.)
Вам не кажется, что это из серии «сам я Пастернака не читал»? Мне — да…
Так и видится Фёдор Михайлович в смятении:
— Позвольте, господа…
А его этак не слишком деликатно в сторонку:
— Вы бы отошли, почтеннейший, не Вашего ума это дело, не до Вас!
Нет, я нигде никогда не призывала читать монографии: впечатление от художественного произведения должно быть чистым, непосредственным, незамутненным чужим видением и, тем более, чьей-то политической позицией, как в данном случае:
«Я и пришел-то к «Запискам» по рекомендации «думающих публицистов» – уж больно настойчиво стали все они цитировать это и другие произведения Ф. Достоевского»
Ох, уж эти «думающие» публицисты! Сегодня думают одно, завтра -другое!
Думаете, пропагандисты не любят возражений? О, это не так! В возражениях прежде всего они пытаются разглядеть вашу политическую позицию, у них сразу включается режим «свой-чужой». Например, поначалу уверенные предположения с негативно-осуждающим подтекстом: о «советском человеке, которого ты, похоже, защищаешь», потом и вовсе в уста оппонента вкладывается лексика ярых политических противников: таков трюк с «пятой колонной», на которую я будто бы намекала. В другие обоснования для возражений, кроме политических, они не верят: слишком ангажированны.
Недоумение у меня вызвали и упреки в «желании вывести тебя на чистую воду». Я всего лишь пыталась проследить логику твоих комментариев, которая сводится к следующему: в первом комментарии- народ и страна — «уроды от истории», им следовало бы повесится, во втором -ты хочешь заниматься политической деятельностью на благо общества , то есть того самого «урода от истории», которому следовало бы совершить суицид. Отсюда и мой вопрос, вполне в границах этой логики- чем послужить? Веревку затянуть повернее или скамеечку выбить?
Последний комментарий ясности не прибавил и запутал меня окончательно: «Если я и восстаю против тирании, то никак не за право людей жить свободной жизнью. […] А то, что эти мои права и моя свобода является частью свободы общей – это меня волнует мало и в этом я не виноват.»
Хотя, если задуматься, это вполне в духе политического деятеля.
И здесь утешением мне служит только то, что твоя деятельность во благо народу (ах, нет, народ уже не при чем! Извини!)и яростная борьба с тиранией в уютном Контрапункте никаких глобальных последствий ни для тирана ни для народа последствий иметь не будет.
Литература не о политике… Она о том, что политика делает с человеком….
Р. S.
Проявление «советскости» для меня не «в отрицании вековой нравственности и морали.» Это общая фраза, демагогия, если не сказать резче.
«Советскость» — в агрессии, в стремлении идеологизировать все, от искусства до собственной жизни, в бесконечных призывах, в стремлении сбиваться в стаи по тому же идейному признаку, в зацикленности, в нежелании признать за противником право иметь собственное мнение.
P.P.S.
Для Достоевского «вера»= «почве».
Так, отлично, здесь уже меньше слов и меньше пафоса, поэтому и тебя здесь проще уличить в передергивании и противоречивости.
Для начала напомни мне, пожалуйста, где в нашем споре я говорил, что якобы только в вере спасение? Вообще-то для меня спасение, по крайней мере, в здешней, земной жизни, в прогрессивном общественно-политическом строе. В целом, не спасение, конечно, а надежда. Спасением же в прямом смысле этого слова либеральная система стала в последнее время, когда на международную арену вышли реакционные идеи мусульманского экстремизма и российского национал-шовинизма. Этих аутсайдеров общественно-исторического развития.
Рад, что ты снимаешь мои предположения в том, что ты склонна к почвенности и славянофильству. «Переляк» же здесь в том, что в переломные моменты истории можно быть – при этом я говорю о людях активных и «ангажированных» (а похоже, мы с тобой именно такие), а не о равнодушных – либо одним, либо другим: либо западником – либо славянофилом; либо «белым» – либо «красным»; либо «имперцем» – либо «пятой колонной», ну и т.д. Третьего здесь не то, чтобы не дано; третье – это ни рыба ни мясо; «третье» – это «тепленькие», которые в христианской традиции куда хуже, чем «холодные» или «горячие». Лень искать соответствующую цитату из «Нового Завета»; при желании ты сама легко найдешь!
«Антирусским», будучи русским, я по определению быть не могу. «Антирусским» меня можно назвать с большой натяжкой и лишь тогда, когда, как сейчас, между национальной принадлежностью и режимом ставится знак равенства: «диктатура» = «Россия», или наоборот. Понравилось бы такое равенство Достоевскому? «Мы говорим «Россия», подразумеваем П…; мы говорим П… , подразумеваем «Россия». Это не шутка и не натяжка с моей стороны. Об этом сейчас говорят здесь с самых высоких трибун.
Для лучшего разъяснения своей позиции могу сказать иначе, процитировав одного из литературных персонажей: «Я не Родину не люблю, я государство не люблю».
Антисемитом быть стыдно, в частности, уже потому, что за это тебе, как правило, ничего не грозит. Ты ему в нос, а он тебя тронуть не моги, потому что вас, русских (немцев, испанцев, поляков и т.д.) больше. Вы – титульная нация, вы господствующее большинство! А он, еврей, – член зачастую бесправного меньшинства.
В том, чтобы быть антирусским, антиамериканцем, анти-немцем в принципе тоже нет ничего хорошего, но, по крайней мере, ты лаешь на слона и, вполне вероятно, рискуешь оказаться под его стопой. Он тебя даже не заметит.
Но повторяю, я не русофоб. Я – противник режима. И будучи русским, оставляю за собой право критиковать других русских: не по национальному, по другим признакам, в первую очередь идеологического и цивилизационного свойства. Как и за другими русскими оставляю право критиковать меня. «С какого переляку» ты взяла, что я кого-то лишаю права быть чего-то или кого-там …фобом?
Меньше всего я разыгрываю национальную карту. Дело это по любым временам пошлое, согласен, а уж по нынешним так и вовсе «пещерное». Ты же любишь цитировать меня, так почему же ты забыла тот мой пассаж, где я говорю, что национальные отношения это категория столетней, как минимум, давности? Весь мир, цивилизованный мир давно уже играет в другие «карты»: в ходу профессионализм, компетентность, интеллект и т.д. и т.п. Но уж никак не национальная принадлежность. Ты живешь в Европе и прекрасно это знаешь.
Противоречий же… Сомнений… Да, наверное, у меня их хватает. Как и у любого другого человека, думающего и не устающего искать истину. Но только не там и не в том, в чем ты их у меня усмотрела…
Андрей, в статье Заславского, которому мы обязаны цензурными запретами, много справедливого в том, что касается образа еврея в русской литературе. Ты эту тему хочешь выделить в отдельную ветку? Боюсь, все упрется в Солженицина и вызовет очередной «раскол».
Нахожусь под огромным впечатлением от увиденного фильма «Сохрани мою речь навсегда». Памяти поэта Осипа Мандельштама
ПЕРВЫЙ
сб, 16 янв
23:05
Потрясающая работа всего коллектива, которую надо посмотреть и пережить. Преклоняюсь перед Виктором Сухоруковым и Чулпан Хаматовой и другими, озвучившими мультипликационные рисованные образы главных героев. Все смешки и смешные образы евреев в русской литературе исчезают, аналитики и литературоведы стоят и молчат по стойке смирно, а «фартовый парень Ося Мандельштам» и его жена Надежда…остаются на века.
Текст песни Аркадий Северный — Товарищ Сталин, Вы — большой учёный…
«…Для Вас в Москве, открыт музей подарков,
Сам Исаковский песни пишет Вам.
А, нам читает у костра — Петрарка,
Фартовый парень — Ося Мальдештам.
А, нам читает у костра — Петрарка,
Фартовый парень — Ося Мальдештам.»
Иосиф, как это точно! Тем более, что истоки этих смешков до конца неизвестны!
Мне удалось посмотреть фильм. И я была счастлива, что создан он по-Мандельштамовски: тонко, с болью незакрытой раны, проникновенно…
Детская наивность, глубочайшая мудрость, философское смирение и несгибаемость звучали в голосе Сухорукова…
В интонациях Чуриковой — неизбывная боль и страдание и любовь, любовь, любовь…
Фильм горестный, но прекрасный. От фразы загнанного в угол Мандельштама «Сколько у них хлопот со мною!» заходится сердце и наворачиваются на глаза слезы…
Тааааак….
Как сказал Андрей Казачков, надо завязывать со святым Франциском…
А то ведь, отбившись с трудом от обвинений в почвенничестве, угожу в «западники», в «ни рыбу ни мясо», «тепленькие» или ещё во что вляпаюсь. А всего-то и просила искусство не идеологизировать…
Очень, очень понимаю тебя, Алла. Положение рубленого бифштекса действительно неудобно. По себе знаю. Ты — не боец, но зато просто умный человек, если следовать логике поговорки о том, что первым прекращает спор, — а тем более спор дурацкий, — тот, кто умнее…
Не слишком изящно получилось, грубовато даже… Ну да борцы не обращают внимания на подобные тонкости, они же борются изо всех сил… Рубят всех и все в бифштекс… С одинаковым рвением все подряд: от современного искусства и людей, не так и не о том молящихся (видимо, в качестве разминки), до тиранов…. Борются истово, закусив удила… Благо, это им ничем не грозит…
Их не ссылают, как тихого Сахарова за правовую деятельность в Горький, не отправляют навечно в психушки, как твоего однокурсника Гальперина, целую неделю тихо вещавшего на арабском о несогласии с войной в Афганистане…
Я и правда не борец, но я не имитирую политическую деятельность…
Еще не вечер…
Политика — менеджмент, идеология — маркетинг.
На мой несведущий взгляд — две хреновины, хотя и из одного корня произрастающие.
Даже в бизнес-процессе не всегда удавалось отделить одно от другого…
А уж в литературе-то!
Гражданская позиция писателя, сгенерированная моральными ценностями, так или иначе проявляется в творчестве любого человека пишущего. Это нормально.
Однако, фраза «исключительно политизированный круг чтения» мне режет слух, идеологизированный — не режет (но и не нравится…).
Ну, а уж причислять произведения в своей массе таких писателей, как Пушкин, Лев Толстой, Достоевский, Гоголь, Тургенев, Чехов к политизированной литературе, мне представляется неким пост-советским синдромом.
Ну, для смягчения можно, конечно, с крепким натягом выразиться и следующим образом: «Русская литература всегда была политизирована, но никогда не имела отношения к реальной политике».
Если же нет реального политического действа, на бытовом уровне все это напоминает:
Вы, наверно, догадались из какого это романа (кстати, — политизированного?)…
Ну, и, естественно, идеология выполняет обслуживающие функции по отношению к политике.
Надо все же провести границу между «политический» и «политизированный» и между «идеей» и «идеологизированием».
И Левон прав, назначение любой идеологии — обслуживание политики. И это не обязательно прерогатива «элиты».
И в этом смысле мне совершенно неважно, как меня собираются озарить, чем вдохновить , с кем навек сплотить и куда повести, — я в любом случаю «попытаюсь уклониться от движенья к торжеству»….
Я знаю, что за фееричным треском цветистых фраз о высоких идеях, светлых принципах и тд и тп непременно кроется очередное шельмовство.
Я принадлежу к тем людям, о которых А. Даниэль исчерпывающе сказал:
«Это поколение, у которого само слово “политика” вызывало тяжелую изжогу, ибо оно не знало другой политики, кроме той, что привела человечество к мясорубке Второй мировой войны, а их страну — к кровавому маразму позднего сталинизма, люди, недоверчиво и враждебно относившиеся к любой идеологии, интеллектуалы, которые, независимо от того, были ли они гуманитариями или естественниками, верили, что в этом мире непреходящую ценность имеют только три вещи, ибо еще в юности они выучили, что только три вещи оставляют надежду на спасение в страшном и враждебном человеку мире:
— человеческая солидарность, не осложненная никакими концепциями, внеположными человеку (кумир поколения, первый из первых — Окуджава, принципиально аполитичный певец простых человеческих отношений;
— внутренняя свобода, “самостоянье человека”;
— творчество»
«Человеческая солидарность, не осложнённая никакими концепциями внеположенными человеку» — !!!