Каким вкусным показалось мне это вчерашнее яблочко, подобранное во внутреннем дворе монастыря! Воистину райское яблочко!
…Настолько вкусным, что сегодня я не удержался и вновь не завернул в монастырь, чтобы подобрать еще парочку. А то и три – как бог любит… Из таких яблочек бабушка моя Антонина Михайловна варила удивительное варенье. Никакой «Баунти – райское наслаждение» никогда не мог и не может сравниться с этим вареньем.
Но прежде чем подобрать или сорвать, я решил сфотографировать саму яблоню. Не успел я нацелить свой новенький телефон на дерево, как услышал какие-то встревоженные возгласы за спиной, которые, правда, на свой счет сразу не принял.
Щелкнув «затвором», я все же счел нужным обернуться и посмотреть, что же там происходит. Тем более что крики не только не прекратились, но все более приближались. Увидел я бегущего в мою сторону охранника: «Нельзя, нельзя фотографировать! Запрещено!» – «Кем запрещено? Почему? – За последнее время я вновь привык к разным запретам, но такое у меня просто в голове не укладывалось. – Что яблоню? Фотографировать? Запрещено? Кем?»
— Владыкой, Владыкой запрещено. Там на входе и табличка есть – не видели? Пойдемте, пойдемте немедленно – на выход!
— Но я только что зашел.
— Зачем зашли? Фотографировать?
— Да нет… Причаститься Духу святому.
— Чего, чего?
— Ну, так зашел – место тут у вас хорошее, намоленное…
— А зачем тогда фотографируете?
— Ну, это так, по ходу дела, – ответил я, переходя на жаргон, который, как мне казалось, должен примирить меня с негодующим стражем, примерно одного со мною возраста. Не помогло, не примирило.
— Берите эту свою бутылочку и на выход!
— А как же Духу причаститься?
— Не говорите глупости! На выход, на выход!
— Но я же только что зашел…
— И сразу нарушаете. Хорошо еще, что Владыка не видел, а то бы и мне, и вам несдобровать!
— Что проклял бы?
— Хуже!
— Что может быть хуже? Неужто анафеме бы предал? Но сейчас вроде бы принято не налагать анафемы, а снимать. Вон с Филарета-то сняли…
— С какого еще Филарета? – И я понял, что вряд ли стоит в этом духе продолжать: охранник вряд ли был в курсе деталей нарастающего конфликта между православными церквями. Но мне не хотелось просто так сдаваться, и я решил обратиться к здравому смыслу охранника.
— Ну, хорошо – запрещено, хотя ничего хорошего в этом нет. Вижу, вижу табличку, хотя она на какой-то боковой двери в арке при входе, и можно подумать, что это там, внутри, снимать запрещено… Но что такое запрещено? А тем более «вообще» запрещено? Вообще ничего нельзя запретить. Закон, конечно, слеп, но мы-то с вами, слава богу, зрячи. Вы видите, что я никакой не террорист и не агент. Что фотографирую я даже не монастырские постройки, а яблоню, простую яблоню. Чего в ней, в яблоне, секретного? Я даже могу объяснить вам, зачем я ее фотографию. Когда я был маленький, у меня была бабушка…
— Все, все я понимаю, но порядок есть порядок. – Смягчился уже несколько мой оппонент. – Распоряжение Владыки…
— Хотелось бы мне с Владыкой этим переговорить по поводу того, что «вообще запрещено»…
— Да кто вы такой?
Мне вспомнились Ильф и Петров. – «Кто? Да чадо божие, такое же, кстати, как и ваш Владыка. Что, двум братьям, детям одного Отца, уж и поговорить между собой нельзя? Вы, кстати, тоже нам братом приходитесь».
Сизый нос охранника набух и побагровел еще больше. Я понял, что продолжать лучше не стоит.
— Не буду, не буду больше снимать. Я, правда, не знал, что нельзя. А так я вполне законопослушен.
— Но и вы меня тоже поймите…
— Так можно пойти причаститься Духа святого?
— Идите.
Настроение, правда, у меня было уже испорчено и вопреки своему первоначальному желанию я даже в церковь не зашел…
… По дороге к выходу я вновь вынужден был пройти мимо злополучной яблони. Под нею лежало ладное, золотистое с алым бочком яблочко. В самом, что называется, соку. Я не удержался и, бросив настороженный взгляд на этого современного Ладона, поднял. Обтер об рукав и на выходе, так чтобы тот не видел, надкусил.
Яблоко оказалось горьковатым…