Я люблю гулять в Нескучном саду в любое время года, но, в отличие от моего мужа, который гуляет здесь каждое утро, я уже многие годы пролетаю по его центральной аллее в лучшем случае один раз в три месяца по дороге на работу. Очень жаль, сад необыкновенно красив, но, увы…
Нескучный сад… Дом и школа рядом со входом в него. Я знаю каждое растущее в нем дерево и кустик. В детстве, в младших классах, преподаватель физкультуры, чтобы не заниматься с детьми, придумывал игру: он прятал какую-нибудь маленькую картинку под кустиком или деревом, а нам выдавал план сада, и мы, дети, бегали, до умопомрачения, искали этот клад. Двух спаренных уроков физкультуры на свежем воздухе — как ни бывало. Мы изучили все дорожки и тропинки сада. Мои дети тоже выросли рядом с ним.
О Нескучном саде я могу рассказывать бесконечно. Мы сбегали с уроков и шли играть в настольный теннис, катались на лыжах и коньках, назначали свидания с любимыми, ходили на концерты в «Зеленый» театр, в «Дневное» кино, готовились к вступительным экзаменам в библиотеке Нескучного сада. Мы с мужем присутствовали на трех «последних» звонках и на трех выпускных вечерах – нашем, с ним совместном, и затем наших детей. Сколько лет я наслаждалась очередным приходом весны, кормила с детьми птичек и белочек, вдыхала запахи сирени, черемухи, а в июне — буйно цветущих лип. А осенью, какое наслаждение пройтись по саду – это особое очарование, ощутить колдовской аромат опавших золотых кленовых листьев, нарочно заблудиться и сесть в глубине сада на одинокую скамеечку и зачарованно всматриваться в осень…
И вот, как-то, поздней осенью в Нескучном саду, по дороге на работу, я встретила свою бывшую сокурсницу. Она шла мне навстречу, подбрасывая ногами опавшие листья. Я вспомнила ее имя и обратилась к ней. Вера явно была рада встрече. Мы присели на скамейку, начали вспоминать общих знакомых. Я торопилась на работу и нервничала. Кроме того, мне показалось, что ей хочется рассказать мне что-то особенное. Мы договорились продолжить наши воспоминания вечером, после работы, в кафе за чашечкой горячего глинтвейна.
Днем я пыталась вспомнить, какой она была в студенческие годы. Милая, отзывчивая, очень способная, всегда всем давала списывать, рано убегала с занятий за братиком в детский сад. Все, ничего больше не могла вспомнить.
Вечером мы встретились, уютно устроились на диванчике в кафе, и она начала рассказывать…
…«Ты знаешь, а мне было приятно вновь найти «девчонок» из нашей группы на сайте «Одноклассники»? Мы и тебя искали и, но не нашли…»
Я слушала ее и постепенно начинала многое вспоминать…
Мы учились на экономическом факультете. В нашей группе были в основном девочки и всего три незаметных молодых человека. Поступить на наш факультет было сложно, принимали только тех, кто мог сдать вступительные экзамены на «отлично», ну и, конечно, детей известных потомственных специалистов.
Группа была не дружная, москвичей было немного, интересы были у всех разные, поэтому после окончания института никто особо и не вспоминал друг о друге.
… «И вот, — продолжала она, — прошло столько лет, и пять «девочек» пенсионного возраста из нашей группы выразили свое желание встретиться. Женщины ведь любопытные создания…
В солнечный день, ранней весной, когда появилась первая капель, мы договорились пойти в уютный итальянский ресторанчик в центре Москвы.
Условились по очереди рассказывать откровенно, как у кого сложилась жизнь. Каждая из нас, в душе понимала, что это, скорее всего случайная и последняя встреча…
Я буду тебе рассказывать, а ты всех вспоминай…
Первой была Маша, отличница, певунья и красавица с Украины, дочь директора завода. Еще на четвертом курсе она вышла замуж за москвича, родила сына и осталась в Москве. Работать ей не очень хотелось, несмотря на красный диплом. Родители присылали деньги. Скоро, правда, отца ее сняли с должности из-за какой-то серьезной аварии на предприятии, она развелась с мужем (стала сразу в «аристократической» московской семье известных врачей чужой и не нужной), осталась в крохотной квартирке в спальном районе без средств, помощи, работы, в полном отчаянии… Слава богу, на ее пути вскоре встретился руководитель одной большой московской стройки, все сразу наладилось, родила еще двух детей… Теперь уже бабушка, работать так и не пришлось: муж, семья, дети, большой дом и большая квартира, кружки, секции, школа, институт… Маша поправилась, но осталась такой же красивой и жизнерадостной. Много путешествует с семьей по всему миру…
Второй была Нина. Ее мы даже не сразу узнали. Внешне вроде бы и не изменилась: цвет волос тот же, яркая, статная шатенка, всегда гордая и независимая. Прирожденный главный бухгалтер. Но сейчас она скорее производила впечатление какой-то скандальной кассирши в областном магазине. Мать ее была простой уборщицей, отец рано их бросил. Нине, единственной дочке, мать прививала чувство гордости и независимости, но наряду с этим и недоверия к другим людям. Она такой стремилась и быть, отлично училась и чутко присматривалась ко всем жизненным перипетиям. Как-то раз случилось нам побывать у Нины дома — в малюсенькой комнатке в коммунальной квартирке, и при этом нас не оставляло чувство, будто мать ее постоянно следит за нами, как будто бы из страха, что мы прихватим что-то лишнее. Естественно, нам это было крайне неприятно, и поэтому тот визит остался первым и последним. Два раза Нина выходила замуж. Оба брака были неудачными, если не считать приобретенной в итоге этих замужеств трехкомнатной квартиры. В первом браке Нина родила сына, во втором – дочь, теперь живет с третьим гражданским мужем, которого еще и содержит. С горечью рассказала она нам, что погрязла в вечных судебных процессах по поводу размена квартиры, которая так ей тяжело досталась. Работа совсем не денежная, скромный бухгалтер… Дети пытаются отсудить у нее свои квадратные метры, вся ее жизнь превратилась в вечные суды, скандалы и распри… Чудесные карие миндалевидные глаза были когда-то главным украшением ее лица. В ее взгляде всегда было что-то смелое и дерзкое, притягательное, роковое, помнишь? Так вот, вместо этого там сейчас поселились ненависть и затравленность.
Лерочка была третьей. Тихая, скромная, милая интеллигентная девочка, она не выговаривала букву «р», носила очки и была абсолютно незаметной, средненькой студенткой. Дедушка ее был каким–то известным исследователем, в 30-е его расстреляли. Она нам рассказывала об этом на практике. Жизнь у нее сложилась так… Тихая работа экономистом в каком-то НИИ, муж, намного ее старше, ее начальник, теперь уже слабый и больной, но очень интересный человек и верный друг. В такой дружной семье не могла не родиться умная, тонкой души девочка, которая теперь является для нее и отзывчивой подругой, и умным и надежным коллегой, да и просто интересным собеседником — увлекается литературой, музыкой, кино… Денег немного, но на жизнь хватает. Не хватает только здоровья и сил для того, чтобы обеспечить счастье дочери…»
Я представила себя на этой встрече. Как бы долго я собиралась, красилась, обдумывала какой наряд одеть – все-таки столько лет не виделись.
Почему я не заглядывала на этот сайт? Меня бы позвал на эту встречу…
Дальше, наверное, была бы моя очередь представлять линию своей жизни… Я хорошо училась в институте, я даже не представляла, как можно плохо учиться — моя мама была в отрасли известным и уважаемым человеком, и я не имела никакого права ее подвести. Кроме того, у меня были далеко идущие планы учебы в аспирантуре и работы в нашей отрасли. Но, не это было главным в моей студенческой жизни.
Я была погружена в бурную московскую жизнь, кинофестивали, театральные премьеры, дискотеки, студенческие каникулы в пансионатах и домах отдыха… Путешествия в Прибалтику, Ленинград, Сочи… Новые модные наряды, бесконечные компании, поклонники, влюбленности – вот что было основным для меня в этот период жизни. Я дружила совсем с другими девочками из нашего института — похожими на меня, модницами, избалованными вниманием мальчиков. Как тогда могли меня воспринимать трудяги-сокурсницы из общежития? — Конечно же, не иначе, как «легкомысленным созданием, избалованным всеобщим поклонением». На третьем курсе у меня уже был красавец-муж с Волгой и мнимым благосостоянием. Я очень торопилась жить…
Тем более, мне бы захотелось удивить «девчонок» всем, чего я добилась в жизни, что пришлось мне пережить, как часто и горько я ошибалась, но находила в себе силы снова подниматься и снова бороться… Я бы рассказывала им о своих «подвигах», и чем больше бы я увлекалась своими рассказами, тем большая бы ирония сквозила в их взглядах. Нет, не в силу недоверия, им просто было бы очень сложно узнать в этой уверенно держащей себя и разглагольствующей перед ними полной даме ту воздушную хрупкую фею, какой оставалась я в их памяти. А я бы заливалась и заливалась про своих мужей и детей, про бизнес, дачу и путешествия по всему миру…
Но меня никто не позвал на эту встречу.
И Вера продолжила: «Мы устроили небольшой перерыв. Всем надо было обдумать уже сказанное. Подали горячее, мы немного выпили, вспомнили всех, кто с нами учился, и кто нас уже покинул.
Наступила моя очередь. Я говорила в основном про свои неудачи. Про неинтересную и унылую работу, безденежье, про бесконечные болезни матери, про ее эгоизм и нежелание видеть рядом со мной никаких мужчин. Фактически я стала заложницей у себя дома. Брат вырос, выучился, женился на заведующей мясной лавкой. С гордостью приносил нам «добычу» — ворованное мясо и колбасу. Потом его жену посадили за какие-то торговые аферы, брат спился, детей у них не было. Каждый мужчина в моей жизни вызывал у моей матери панический ужас. Ей мерещилось, что любая моя связь грозит потерей двухкомнатной квартиры в панельной «хрущевке». Бросить мать я не могла, да и сейчас не могу, она нуждается во мне. С приходом «перестройки» я начала заниматься ландшафтным дизайном. Дачи у нас никогда не было, но меня всегда тянуло к цветам и растениям. Это увлечение составляет теперь мою жизнь. Все очень прозаично».
Вера прервала рассказ, выпила уже остывший глинтвейн и продолжила: «Осталось выслушать монолог Жени. Ты помнишь Женю?»
Я начала вспоминать. Она немного прихрамывала, но делала это как-то очень естественно. Создавалось ощущение подпрыгивающей походки. Женя родилась с серьезным врожденным вывихом бедра, родители ее лечили, но до конца исправить этот недостаток не удалось. Женя одевалась по-спортивному, чтобы скрыть хромоту, была всегда очень худенькой. Она отличалась не только легким характером и определенными способностями, но и необыкновенным остроумием и жизнерадостностью. Я вспомнила, как задорно она смеялась.
С ней было всегда очень легко общаться. Уже на втором курсе она вышла замуж за «звезду» институтского КВН, и еще учась в институте, без ухода в «академку», родила двух симпатичных мальчишек. Все мы искренне за нее радовались.
Вера глубоко вздохнула: «И вот Женин черед. Женя тихо заговорила. Родители давно умерли. Муж работал в крупной компании директором, мальчишки успешно учились в институте… Муж и мальчики возвращались с дачи… Ее с ними не было, она ждала их дома в Москве… Что-то произошло на дороге, авария, машина перевернулась, загорелась, и они все погибли… Все… и вся ее жизнь….
Мы вышли из ресторана уже под вечер, стало холодно, неуютно, промозгло и сыро. «Девчонки» тепло распрощались, расцеловались и еще раз обменялись номерами телефонов».
Вера промолчала несколько минут, потом очнулась: «… Два года уже прошло с той нашей встречи, а меня так и не покидает чувство горечи и стыда. Какими же мелкими оказались все наши житейские разочарования и передряги на фоне этой ужасной трагедии»
Вера закончила свой рассказ. Мне показалось, она давно искала, кому можно было бы излить свою душу, и теперь ей явно стало легче после нашей встречи.
Потрясенная ее рассказом, я ощутила такое же острейшее чувство душевной боли и неловкости за невысказанное свое хвастовство …
Теперь каждый раз, когда я прохожу мимо «нашей с Верой» скамейки в Нескучном саду, я вспоминаю ее горькую исповедь…