Да, сном и только сном должны его назвать, —
И в этом мне пришлось сегодня убедиться —
Мир — только сон…
А я — то думал явь,
Я думал — это жизнь, а это – снится!..
(Ки-но Цураюки)

Вторую неделю мне снятся сны о Японии… Не такие разноплановые, как у Акиры Курасавы, другие, мои собственные. В своих снах я путешествую по всей прекрасной стране Японии, взбираюсь по средневековым ступеням к многочисленным буддийским и синтоистским храмам, сижу около какого-нибудь озера и любуюсь кустами разноцветных азалий и старых, почти древних глициний. Я держу в руках розовый цветочек сакуры, перебирая его многочисленные лепестки. Я знаю, почему эти сны мне снятся. Мне необходимо высказаться и поделиться своими впечатлениями…
Только тогда я начну видеть другие сны.

Обратный перелет из Токио в Москву составил почти десять часов, плюс два часа до вылета, плюс дорога в аэропорт. Самолет был переполнен. Места мой приятель Сергей зарегистрировал нам за сутки. После почти 3-х недельного путешествия по прекрасной стране мне все равно хотелось домой к семье. Мне хотелось поскорее рассказать о своих впечатлениях родным.
Моя верная подруга Милочка, участник множественных совместных путешествий, порядком подустав от меня в поездке, решила меня не дожидаться, а первой пройти регистрацию и паспортный контроль, чтобы успеть купить какие-нибудь сувениры домой. Я же, как всегда, возилась со своим огромным чемоданом, проверяя его окончательный вес. На стойке регистрации я была почти последней. Девушка японка внимательно меня осмотрела, увидела, что я довольно полная женщина, что-то промурлыкала себе под нос и выдала мне посадочный билет. Перед посадкой в самолет Мила, желая мне помочь, подхватила мои покупки, сделанные в последний момент в аэропорту, обычные японские сувениры и необычные японские сладости. А в салоне самолета — расположилась в кресле в ожидании меня.
Только войдя в самолет, я поняла ход мысли японской девушки на стойке регистрации.
— Покажите ваше место, спасибо, проходите по правой стороне. У вас 42-ой ряд, — вежливо проговорила стюардесса.
— Вот как странно, а забронирован-то был 15-ый!
Я медленно двигалась мимо подруги и мимо остальных наших друзей, уже удобно расположившихся в своих креслах.
— Куда это ты направилась? Вот же твое место, — удивленно спрашивали меня мои друзья.
— Нет, нет, как выяснилось, я сижу в хвосте, в одиночестве….
Наконец я добралась до своего ряда. Он отличался от других тем, что в средней его части было три места вместо четырех и сидеть там было намного удобнее. Мое место было в проходе. Можно было протянуть ноги, никого при этом не беспокоя, да и тележки стюардесс могли спокойно маневрировать. Кроме того, рядом со мной оказалось свободное место, специально никому не предоставленное, что обеспечивало мне еще больший комфорт.
Весь хвост самолета был занят японцами. И на мой ряд, в центральной части самолета, у прохода, с другой стороны, устроилась молодая японка. Она была тростиночкой. На лице у нее была надета медицинская маска. Я представилась, она улыбнулась глазами, тоже попыталась что-то мне сказать, но я не поняла. Я была полна японских впечатлений, мне хотелось заснуть, чтобы как-то скоротать время в полете. Я чувствовала себя по-настоящему удобно, даже комфортно и мысленно посылала тысячи воздушных поцелуев той девушке, что так обдуманно усадила меня на это место. После взлета я тут же крепко заснула.

Сон первый
Знает лишь время,
Сколько дорог мне пройти,
Чтоб достичь счастья.
(Басё)

Это – современный Токио. Я просыпаюсь в шикарном уютном отеле – небоскребе, построенном в виде крутых ступеней, с открытыми подогреваемыми бассейнами через каждые десять этажей. Вид из окна поражает. Внизу виден внутренний аккуратный дворик, утопающий в зелени. Зеленые сады видны и на десятом и на пятнадцатом этажах. Между башнями отеля виднеется терракотовое историческое здание железнодорожного вокзала. Весеннее солнце пробивается сквозь чистейшие окна 28 этажа.
Надо бы поскорее выйти в город, но я не тороплюсь. Нельзя отказать себе в первой утренней чашечке кофе… Нет, я ее выпью не в номере: это было бы слишком просто. Завтрак – это особенное начало дня, завтрак должен быть изысканным и неспешным. Я спускаюсь на лифте в ресторан отеля, сквозь льняные жалюзи пробиваются те же веселые солнечные лучи, они говорят мне, не трать свое время, беги скорее в город. Он прекрасен.
Завтрак изыскан, на выбор – десятки маленьких тарелочек с необычными для европейца закусками и сырами. Яичница подается как мини-торт. Ароматный кофе и крошечные круассаны. Мои ожидания полностью оправдались.
И вот, наконец, город. Как мечтала я попасть в этот далекий, почти запредельный рай. У входа в отель — небольшой уголок с фонтаном, зелеными деревьями и десятками столиков, за которыми сидят хорошо одетые девушки и юноши. Если не обращать внимания на лица и на названия кафе, написанные иероглифами, то можно подумать, что ты где-нибудь в Нью-Йорке. Молодые люди, как и во всех других цивилизованных странах, с удовольствием попивают кофе с булочками, улыбаются и рассказывают друг другу последние новости. Многие из них утонули в своих мобильных телефонах. Всемирная глобализация.
Что за супервежливый народ! Все улыбаются, кланяются при приветствии, объясняют как и куда пройти, проводят, если нужно, до цели, оставив все свои дела, а потом, опять кланяются и кланяются, повторяя как некую мантру слово «кудасай», что значит – «пожалуйста». У всех японцев желание угодить гостю. Ты тоже начинаешь в ответ благодарственно сжимать кисти рук на груди и кланяться. Поклоны бывают разные: приветственные – очень элегантные, вежливые и вовсе не унизительные.
Совсем рядом, в пятнадцати минутах ходьбы от отеля, находится императорский дворец, окруженный великолепным парком, рвом, наполненным водой, и каменным мостиком. Мне надо туда. В парке можно гулять весь день, я застаю его в период цветения азалий и камелий. Азалий в парке бесчисленное множество, они все аккуратно подстрижены и создают ощущение разноцветных холмов белого, розового, красного и персикового цвета на фоне многочисленных лужаек с распускающимися деревьями. Тысяча оттенков зеленого: от малахитового до изумрудного — действуют на тебя завораживающе. Я гуляю долго-долго…

Ближе к вечеру, под лучами заходящего солнца, особым багрянцем зажигаются красные клены, японские серповидные ели отбрасывают длинные тени. Небоскребы в центре города начинают жить своей жизнью, они также меняют свой цвет в закатных лучах солнца: с банального стального на золотисто-розовый.

Над ручьем весь день
Ловит, ловит стрекоза
Собственную тень.
(Тие-ни)

Разбудило меня предложение стюардессы выпить что-нибудь освежающее перед обедом. Первое, что я увидела, это протянутый мне оранжевый журавлик – оригами, сделанный из салфетки моею соседкой. Она сидела уже без маски, улыбалась и, как принято в Японии, кланялась мне в знак нашего знакомства и соседства. Как это было необычно и мило…
— Аригато, — так же с поклоном ответила я.
Ей так хотелось со мной пообщаться, но, увы, ее английский язык был далек от совершенства. Тем не менее, мы как-то «разговорились» на «голубином» международном языке, и за несколько часов полета даже успели немного подружиться. Она направлялась в «тур» по Европе: на один день в Чехию, в Прагу, и на три дня в Австрию, в Вену. Представить себе трудно, как долго ей надо было ей лететь, чтобы так на недолго побывать в этих прекрасных европейских городах. Она сказала, что об отпуске более, чем на одну неделю, мало кто может мечтать среди работающих в Японии. Лишь богатые пенсионеры могут позволить себе двух- и более недельные отпуска.
Моей «молоденькой» спутнице оказалось за пятьдесят: у женщин в Японии трудно определить возраст. В Токио у нее – муж и взрослый сын. Всю дорогу женщина эта не переставал меня удивлять: то угостит меня какими-то японскими конфетами, то протянет мне несколько необычных печеньиц. Она меня расспрашивала о Москве, о России, о семье, детях, работе… Удивлялась, как это возможно оторваться от работы и дома почти на три недели. Я и сама этому удивлялась.

После обеда и накопившейся за время путешествия усталости мне захотелось еще немного вздремнуть, а заодно — продолжить во сне свои путешествия по Японии.

Сон второй
Чужих меж нами нет!
Мы все друг другу братья
Под вишнями в цвету.
(Исса)

Неожиданно я оказываюсь на Гинзе, на улице красивейших небоскребов, среди большой толпы народа. Снова сумерки, конец рабочего дня, бесчисленные рекламные плакаты самых известных мировых брендов на всех без исключения небоскребах не могут не обращать на себя внимание. Такой красочности и многообразия нет ни в Нью-Йорке, ни в Шанхае, ни в Гонконге, ни в Сингапуре. Я медленно продвигаюсь по центру города. У каждого светофора стоят в ожидании группы молодых людей, разодетых в наряды героев из японских мультфильмов. А Гинза все продолжает расцвечиваться и разгораться в лучах заходящего солнца. Последние, но еще яркие солнечные лучи подчеркивают элегантность зданий и безукоризненную чистоту окон небоскребов.
Но что это? Сотни и сотни мужчин в темных костюмах, белых рубашках и галстуках, с портфелями в руках движутся в направлении станции метро. Многие из них в очках. Что это? Демонстрация клонов? Нет, это всего лишь окончание рабочего дня. Все они направляются по домам. Дома их ждут жены, родители, дети. Какое множество людей! Пройдет несколько лет, и население Японии приблизится к населению России. Но территория России огромная, а Япония – такая маленькая островная страна! И при этом восемьдесят пять процентов территории – горы. Как они все тут помещаются?
Как научиться жить в толпе и возможно ли это? Я вот в своем сне никак не могу догнать своих друзей, вижу их метрах в пятидесяти от себя, а догнать никак не могу…
Жизнь в толпе предполагает определенное воспитание. Какое-то безмерное уважение друг к другу. Не говоря уже обо всем прочем. С самого раннего детства детей учат терпению, заставляя их подолгу сидеть на коленках с целью концентрации внимания и тем самым вырабатывая определенные навыки послушания. Дети дошкольного возраста смирно сидят на коленках в музеях и парках и внимательно слушают педагога. Девочки и мальчики школьного возраста, все как один одетые в форму своего учебного заведения, тоже, как утята за матерью, следуют гуськом за своим преподавателем. Останавливаясь лишь за тем, чтобы сделать свои селфи. При этом все они, как один, поднимают правую или левую ручку с двумя растопыренными пальчиками, указательным и средним, демонстрируя тем самым какую-то всеобщую победу – «викторию».
Повсюду и отовсюду следуют бесконечные толпы детей и взрослых. Они не путают направлений и все идут каждый к своей цели. В Японии все должны жить и двигаться по расписанию… Это японский способ самосохранения. В момент угрозы все как один, по единой команде бегут, спасаясь от беды…

Есть люди, для которых все прекрасно
И то им хорошо, и это по душе.
Когда бы эту легкость духа мне!..
(Исикава Такубоку)

— Не желаете ли кофе или мороженого? – вежливая стюардесса снова будит меня. Моя соседка спит.
— Нет, спасибо, — мне хочется досмотреть свой сон.

Сон третий

Там, где много певчих птиц,
В той восточной стороне,
В древние года
Это все произошло,
И до сей поры
Сказ об этом все идет…
(Народная поэзия).

Где это я? Ах да, в Токио, гуляю по музею Периода Эдо, в главной резиденции сегунов Японии 17 — середины 19 веков. Это время правления идеального правителя, сегуна Токугава Изясу, добившегося объединения всей Японии, прекращения междоусобиц, полной диктатуры… К стране, контролируемой в ручном режиме, к «железному занавесу», к самоизоляции в течение 250 лет, к жестокому подавлению католицизма, к казням миссионеров, к «стабильности» в экономике и политике. Но все это будет позже, пока же, в период правления Токугавы – это время долгожданного мира, поворота от бесконечных войн к возвращению древних японских традиций, становлению японского духа и появлению национальной японской идеи.
Это расцвет перфекционизма во всех видах искусства: в живописи, поэзии, драматургии, музыке, в театре – Кабуки и кукол бунраку, а также в декоративно-прикладном искусстве.
Я заглядываю в средневековые дома, погружаясь в чужую далекую и не ведомую мне жизнь.
Как перемешались в Японии различные религии, сформировав в жителях островов необыкновенную терпимость. Каждый японец рождается синтоистом, живет на основе принципов конфуцианства, принадлежит какой-либо секте, погребают же его по буддийским обрядам.
Вот и центральная улица в старом квартале Токио, когда-то в древности Токио называли Эдо. Улица эта ведет, конечно же, к храму Асакуса-Каннон со знаменитым красным лампионом. Улица торговая, кругом полным-полно народу, невозможно протолкнуться. Красавицы японки ходят парами в кимоно и в национальной обуви, с традиционными прическами на головах и с цветами в волосах. Надо успеть помолиться Великой Каннон, совершить омовение и вдохнуть священный дым…
Я теряюсь в толпе людей, в торговых рядах, я хочу всем родным купить кимоно, сладости, веера. Кому в Москве это надо?

Отсечь слова.
Ненужное отбросить.
Радостно вздохнуть.
(Мацуо Басё)

В конце нашего полета мы обменялись с моей японской соседкой электронными адресами и договорились переписываться, делиться своими будущими впечатлениями. Я так была увлечена беседой с нею обо всем и ни о чем, что забыла про то, что купленные мною сувениры остались у моей подруги в другом салоне. На выходе я, естественно, не обнаружив их в своем багажном отделении, приняла это за знак того, что в Японию, как это ни трудно, но все же мне придется еще вернуться. Моя новая японская подруга старалась всячески выразить мне свое сочувствие. Она кланялась и кланялась, все ниже и ниже, затем опять надела свою медицинскую маску, и мне показалось, что она заплакала. Ей было обидно за меня, за Японию…
На этом мы и расстались.
На паспортном контроле в Москве моя подруга Мила вернула мне мой пакет с сувенирами в целости и сохранности, упрекнув меня в том, что я ничего не помню и паникую раньше срока. Наше путешествие закончилось.
Мы сели в такси и …

Вот и время пришло
Мне домой возвращаться…
Но в далекой столице
Чей мне будет рукав
Изголовьем душистым?
(Отомо Табито)

Пока я же я каждую ночь продолжаю видеть сны про Японию.

Сон четвертый

Стаи диких гусей на жнивье…
И сегодня вновь не дождемся
Мы в деревне наших людей.
(Исса)

Мы гуляем по Нагасаки, портовому городу, пострадавшему в годы войны от ядерного взрыва. Все очень просто, аскетично и провинциально. Мне кажется, что город никогда не сможет отойти от этой ужасной трагедии. В Парке Мира – скопление неудачных скульптур – подарки из многих стран мира. Я – в музее ядерной бомбардировки, где после увиденных фотографий жертв и разрушений меня охватывает ужас. Никакой гордости, один только страх и смятение от осознания того, что сейчас в России один из самых крупных арсеналов ядерных боеголовок. Ужас от количества испытаний ядерного оружия во всем мире, в том числе в Семипалатинске и на Новой Земле, от мыслей о жертвах Чернобыля. Повсюду в залах музея видишь оригами. Хочется только мира для всех людей.
Вот мы всей компанией идем на Голландский холм в парке шотландца сэра Гловера. Чудесный цветущий парк раскинулся на этом холме с усадьбой в колониальном стиле, прудом, в котором, как и везде в Японии, плещутся сытые разноцветные карпы, эта священная для японцев рыба – символ смелости, мужественности и мудрости. Но главное в парке – это прекрасный вид на залив, гавань и город с горы. Какое-то время мы любуемся этим видом.
Это загадка, так и оставшаяся неразгаданной: то ли история любви самого сэра Томаса Гловера и его супруги, дочери самурая Цуру, то ли другая история повести Джона Лонга о любви американского морского офицера и японской гейши Чио-Чио-сан, то ли кимоно жены Томаса Гловера с эмблемой в виде бабочки – но что именно из всего этого вдохновило Джакомо Пучинни на создание оперы «Мадам Баттерфляй» так и неизвестно.
Масон Гловер был одним из первых пионеров-иностранцев, что обосновались в Японии в середине XIX века после того, как самоизоляция Японии закончилась. Он многого добился, стал влиятельным человеком, удостоился ордена Восходящего Солнца. Сэр Гловер занимался всем подряд – торговал чаем, приобрел первый паровоз для Японии, построил боевой корабль, участвовал в создании пивоваренной компании Kirin, строил шахты по добыче угля, способствовал отправке молодых японцев на обучение в Европу, а главное – женился на японке и был счастлив. Во всем, чем ни приходилось ему заниматься, он был неизменно успешен. Был он также членом масонской ложи, которая находилась на территории его усадьбы; для входа в ложу он поставил специальные каменные ворота. Вот только проходить через них в ХХ веке стало некому – японская ложа масонов была упразднена.
Мы всей компанией идем пить чай со знаменитыми нагасакскими бисквитами в очаровательный чайный домик в колониальном стиле. Английские фарфоровые чашечки со свежезаваренным элитным чаем и только что испеченные бисквиты настраивают на романтический лад.
Затем мы проходим мимо памятников Гловеру, Пучинни, прославленной оперной певице Тамаки Миура в образе Чио-Чио-сан с сыном… Прощай, Нагасаки, прощай, прекрасный вид на залив. Сколько бы еще людей могло наслаждаться этим видом, если бы не жуткая трагедия…

Много разных дел накопилось у меня в Москве. Я крутилась, что-то успевала, что-то нет, а вечером падала замертво…

Сон пятый

Покоя не могу найти я и во сне,
С тревожной думой не могу расстаться…
Весна и ночь…
Но снится нынче мне,
Что начали цветы повсюду осыпаться.
(Осикоти Мицунэ)

Надо успеть застать на севере Японии сакуру. Как мы можем уехать, не увидев это чудо цветения. Скорей-скорей, чтобы не опоздать… Еще немного, всего каких-то два-три дня, и она отцветет. Корабль, несись быстрее в Аомори, на северной оконечности острова Хонсю.
Но и здесь сакура начала уже отцветать. Наконец-то мы в парке Белого Храма, на горе, на фоне снежных горных вершин. Сказочные заснеженные, словно сахарные головы, горы просвечивают сквозь розовые деревья. Как же это красиво!
Аллеи парка устелены пеленой пастельно-розовых лепестков, здесь растут старейшие в Японии деревья сакуры. Более пяти тысяч вишневых саженцев было привезено сюда из парков Киото. Невозможно оторвать взгляд от этих цветущих деревьев, сплошь покрытых розовыми, белыми и нежно-салатовыми лепестками. При малейшем дуновении ветерка это чудо может исчезнуть, лепестки, подобно снежинкам зимой, падут на землю, на воду реки и исчезнут до следующей весны. Но нам везет: светит солнце, ветерок еще не набрал силы. Сад весь в цвету. И это действительно сказочно красиво.

От людских голосов
Пугливо вздрагивают по вечерам
Красавицы вишни.
(Исса)

Но нет времени на созерцание, и это обидно, надо все время бежать, бежать, бежать… Столько всего необычного. А ведь самое главное в Японии – это неспешное созерцание природы. Достичь бы когда-нибудь внутреннего просветления… Нет, мне , видимо, уже не суждено; вся моя жизнь проходит, пробегает, пролетает в спешке и вечной суете: некогда ни оглянуться, ни задуматься, ни помечтать…Некогда прислушаться к шуму воды, шелесту листьев, жужжанию пчел… Сезоны летят за сезонами, года за годами, вот и большая часть жизни уже позади…
Туман весенний, для чего ты скрыл
Те вишни, что окончили цветение
На склонах гор?
Не блеск нам только мил,-
И увяданья миг достоин восхищенья!
(Ки-но Цураюки)

Повсюду торговцы предлагают мне попробовать их яблоки. Это еще одно чудо Аомори – необыкновенно вкусные, сочные яблоки – красные и желтые, по своему размеры сравнимые разве что с крупным грейпфрутом. Я вспомнила знакомый по детским годам сорт яблок апорт с озера Медео в Казахстане. Там и здесь яблони словно борются за свое существование, за вкус и красоту своих плодов в условиях довольно сурового климата; чудо однако еще и в том, как местные жители научились сохранять их свежими до начала лета.
Видели ли вы когда-нибудь японские фонари и фонарики, с нанесенными на них художниками мифологическими сюжетами? Их размеры колеблются от совсем небольших, что умещаются на ладони, до размером с одноэтажный дом. Настоящие произведения традиционного японского искусства. Я рассматриваю их в очередном своем сне, и все никак не могу остановиться: иду и иду по кругу, а их бесконечно много и все они огромные: одни больше других – и мне никак не удается обойти и осмотреть их все… Один маленький надо купить. На память…
Я бросаю последний взгляд на самый длинный в Японии деревянный мост под удивительно красивым названием «Танец журавля»: «Прощай, провинциальная Япония, которой, по сути, уже нет»…

О, этот мир, печальный мир и бренный!
И все, что видишь в нем и слышишь — суета.
Что эта жизнь? –
Дымок в небесной бездне,
Готовый каждый миг исчезнуть без следа…
(Фудзивара Киёскэ)

…Да, суета. Суета московской жизни, дела и обязанности, встречи с друзьями, театры и выставки… казалось бы, все это должно бы было меня каким-то образом отвлечь, но….

Сон шестой, и последний

С ветки на ветку
Тихо сбегают капли…
Дождик весенний!
(Басё)

«Никогда не говори «кекко» (прекрасный), пока ты не увидел Никко». Экскурсовод то и дело напоминала нам эту народную мудрость. В итоге, она мне запомнилась. Пасмурным днем мы едем в национальный парк Никко, пригород Токио.
Здесь мы гуляем в лесу, в горах, среди деревьев – великанов, столетних криптомерий, а по-японски — суги, японских кедров и японских же дубов, камфорных деревьев, гинго… Под этими гигантами цветут беленькие цветочки, похожие на большие ландыши, но это совсем другие цветы – местные белые нежнейшие колокольчики. Журчит ручей, вода струится по камням, образуя небольшие водопады. В парке тишина, покой и красота… Я пытаюсь обнять кедр, обхватить ствол великана, у него какая-то необычная теплая мягкая кора: хочется подзарядится его столетней энергией и почувствовать всю силу природы … Удивительное, ни с чем не сравнимое ощущение! Не с каждым деревом это получится: некоторые стволы превышают в диаметре два метра; колоссы… Величественный, божественный лес!
Теперь я понимаю, почему Тогугава Изясу распорядился после смерти похоронить себя именно в этом прекрасном лесу. Вся смешанная архитектура буддийско-синтоистских храмов – не самое важное. Самое важное, на мой взгляд, это все то природное великолепие, что их окружает…

О беспощадный рок!
Под этим славным шлемом
Сейчас сверчок звенит.
(Басё)

Я представила себе, как осенью краски склонов гор, покрытых японскими кленами, поменяются и с салатово-зеленых станут сначала солнечно-желтыми, затем золотисто-медовыми, а потом и оранжево-красными. В конце концов горы просто заполыхают этими яркими красками…

Дела, дела – вы не даете мне даже спать. Вот я и проснулась… Нет, еще чуть-чуть, еще немного: я хочу досмотреть этот сон, я хочу еще раз прокатиться на кораблике по озеру и увидеть, наконец, легендарную Фудзи… Подняться на подвесной дороге к горячим источникам, провести еще одну ночь в рёкане, заснуть там под шум водопада… Я побывала в Хаконе и в Осаке, в Йокагаме и в Киото, в Наре и Камакуре… Я хотела бы все это снова увидеть во сне… Нет, чудес не бывает… Не проедешь ты снова на скоростном японском поезде – уж больно долго туда лететь, не посетишь японский театр, не поговоришь с ученицей гейши… Когда же мне удастся присесть на лавочке в саду камней и помедитировать? Смогу ли я, хватит ли мне терпения подумать о жизни среди этих камней без спешки? Пора окончательно проснуться. Сказка и сны закончились. И это – реальность…

Хорошо по воде брести
Через тихий летний ручей
С сандалиями в руке.
(Еса Бусон)

Чего мы лишены в нашей жизни, так это дзэн-буддизма…Нет у нас времени на медитацию, нет времени ощутить гармонию вокруг себя, а себя в согласии со всем миром. Нам некогда остановиться. Мы все время в спешке, в дороге, в поиске… Что мы ищем? Сначала благополучия и достатка, затем любви и счастья… здоровья… Вроде бы все правильно, но успеваем ли мы насладиться окружающим миром, задуматься над тем счастьем, что выпало на нашу долю?
Японцы, которые на протяжении всей своей длинной истории вели кровопролитные войны, приучая своих детей не сдаваться врагу. Японцы, которые и сейчас живут под постоянной угрозой землетрясений, цунами, извержений вулканов, наводнений, пожаров… В итоге они пришли к тому, что для них самое главное – это мир, покой, желание познать то, что не подается описанию — красоту природы и души. Все здесь, в Японии, очень просто, безукоризненно чисто, не приукрашено и не искажено…
Все натурально… Счастье – в покое…
Прочь общепринятые европейские ценности, богатство и роскошь. Этого им не надо, да и не возьмешь ты все это с собой, все замки и дворцы в случае войн и природных катаклизмов. Чистый воздух и чистые водоемы, свежие продукты, не затуманенная душа, ясность цели – вот путь, по которому они идут.
Сяду-ка я и напишу письмо своей далекой японской подруге…

От вздоха ветерка промчался легкий шелест,
Бамбук под окнами чуть потревожил он —
Там, где я спал…
То был совсем короткий,
На грезу легкую похожий сон!
(Сикиси Найсинно)