/Мысли и настроения из Порторож, что в Словении/

На водах. Еще раз к теме «Жаркого лета 2010»

Только наутро, проснувшись в номере роскошной гостиницы, в постели, с вечера заботливо постеленной тебе персоналом гостиницы, напротив широченного окна с балконом, окна, за которым открывался вид на… да, где-то еще бывает море! но главное, окна – распахнутого, из которого шел свежий морской воздух… только тогда мы смогли до конца осознать, из какого ужаса мы выбрались…

Страшный ли сон – то, что было вчера, или сказочный сон – то, что перед нами сегодня?

Все, буквально все сегодня находится в редкостном противоречии по сравнению с тем, что было вчера: широко распахнутое окно, поступающий через него свежайший морской воздух, скучающий без дела под потолком кондиционер, Адриатическое море под окном вместо Ленинского проспекта… Даже невысокая температура и легкая облачность – и те дополняют общую картину Рая! И это говорит наш брат – человек средних широт, который так любит тепло и солнце! Что сделала с нами природа! Как быстро смогла она поставить нас с ног на голову!

Вот так же и с чрезмерными впечатлениями, о которых я еще напишу ниже. Не надо, — эх! — не надо все доводить до абсурда, до тошноты, до изжоги!

Не в том ли урок жаркого лета в Москве 2010 года!

На водах. Два слова о Словении и словенцах… А в сущности – о нас, русских

• Из вчерашней болтовни нашего добровольного провожатого в реалии словенской жизни – добродушного водителя Дамиана мне в память особенно запало слово – «normal» — «normally», т.е. «нормальный» — «нормально». Это, касалось образа и уровня жизни словенцев, который ниже, чем у итальянцев и тем более у немцев, но выше, чем у их прежних конфедератов – сербов, хорватов, черногорцев, да и чем у многих других восточно- и южноевропейских народов. Словения, по-моему, вообще осталась в стороне от всех политических, экономических и социальных перипетий второй половины ХХ и начала ХХI века. И в этом смысле у словенцев, в отличие от других европейцев, действительно все было, да и сейчас, все нормально. Думаю, что и в будущем будет. В частности, их стороной обойдут расовые и межрелигиозные конфликты, которые зреют в Европе. Ведь, так называемых “marocchini”, как их именуют итальянцы, здесь практически совсем не видно. Даже на самых непрезентабельных работах заняты в основном молодые люди – словенцы, в крайнем случае хорваты или черногорцы.
• Странно, словенцы испокон веков находятся в прочном окружении других народов, говорящих на языках других групп: итальянском, немецком, венгерском… Турки не могли не оставить здесь свой след… И тем не менее, первое впечатление, что языковых заимствований у них меньше, чем даже у нас, носителей «великого и могучего». Действительно, там, где мы используем прочные заимствования, там, где даже собственных слов давно не осталось, — там у словенцев сохранились родные слова. Например, «redetelj» — информатор, «gladilo» — лифт, «dodatki» — аксессуары, «spominki» — сувениры… Этот список, уверен, можно продолжать и продолжать.

В чем причина этого? Язык – как одно из важнейших средств самоидентификации, и в этой связи более бережное, трепетное к нему отношение? По-моему, то же самое и с одеждой, особенно в сельской местности, с фольклором…

Мы же – большие, мощные, нам ничего не грозит! Оттого и теряем, расстаемся легче?

• Сегодня у Ницше прочитал о «злых русских». Удивился. Посмотрел на нашу официантку – Светлану, посмотрел на лица некоторых соотечественников, на себя в зеркале… Действительно, не добрые…
• Я официанту-словенцу: «А как и с чем вы едите гречневую кашу?» — удивившись, что подают они ее абсолютно пресной и то недоваренной, то переваренной. «А мы ее вообще не едим!» …- ?!! – «Это для вас, русских!» И после того как я в красках расписал ему все прелести и все формы приготовления этого «экзотического» продукта: «М-да? Надо будет обязательно попробовать!» — воодушевился официант.

На водах. Идиллия, или мир во время…

Ранним утром я сидел на балконе нашей гостиницы в Порторож на адриатическом побережье Словении.

Было ни жарко, ни холодно. Небо – не так живописно сине, как обычно на юге и не так безоблачно; легкие, как дымка, облака бежали на горизонте. Солнце поднялось достаточно высоко, но не обжигало. Передо мной, метрах в 150, открывалось море, не море даже, а залив. Не было ни обычной для моря безбрежности, ни дали, уходящей за горизонт. Напротив, метрах в 400-х от нашего, был виден другой берег: то ли мыс, то ли коса, — а за ним еще один, это уже наверняка другой берег залива, но довольно далеко.

Ближний к нам противоположный берег — мыс или коса? — живописен, но тоже в меру. Все утопает в зелени, но зелени не бесформенной и не безликой, а полной самых разнообразных форм и оттенков. То там, то здесь виднеются белые «villette» с терракотовыми крышами и густые «перелески» мачт пришвартованных яхт. Небольшой причал — и под нашими окнами. Белые-белые, с темными иллюминаторами и ватерлиниями, яхты и катера подобно огромным и грациозным чайкам и альбатросам мирно покачиваются на небольших волнах. Настоящие чайки и альбатросы грациозно парят над ними, изредка садятся на их мачты или на воду.

Прямо под нами солярий и небольшой мелкий бассейн с искусственным водопадом, заглушающим  все звуки улицы. Но только не музыки, которая гармонично льется откуда-то: сбоку? сверху? с небес?..

В бассейне плещется молодая итальянская семья: он, она и маленький ребенок. Отец и мать, оба ладно скроенные от природы, как на картинах и панно времен режима Муссолини, лежат по грудь в воде, наслаждаясь водной прохладой. Ребенок, маленький и пухлый как ангелок с фрески, ползает по ним или плещется тут же поблизости.

Полная идиллия и всеобщая гармония. Курорт, как любой другой, полон соблазнов и искушений. Но не хочется никуда идти. Хочется вот так сидеть и сидеть в уютном кресле. Смотреть и смотреть. Слушать и слушать. Думать и думать. Писать и писать… О гармонии, о мире, о благости…

Где Москва, этот новоявленный Вавилон с ее нынешней поистине адской жарой и удушающим смогом? Где эта страна с ее не разрешимыми уже, вероятно, противоречиями? Где Европа, медленно, но верно погружающаяся в пучину экономических и социальных проблем? Где Америка, застывшая на пороге нового опустошительного кризиса? Где мир, серьезно заплутавший в лабиринтах ошибок и противоречий?

Ничего этого более нет. Есть лишь этот островок мира и благополучия. Сказано «Capte diem», и я его, этот момент, поймал!

На водах. Продолжение идиллии. Вспоминая Москву…

И вот мы на пляже. Зеленая травка, деревянные настилы. Причудливой конструкции зонты невообразимых размеров, напоминающие скорее паруса сказочных бригантин. Чуть влево – ты на солнце. Чуть вправо – ты в тени. Да, так лучше: вчера солнца взял немного лишку, да и с Москвы еще по нему не особо соскучился. Легкий ветерок приятно обвивает плечи, шею, грудь… Приоткрываю глаза – надо мной служащий пляжа, предлагающий влажную, холодную, с запахом лимона салфетку… Кладешь ее на лицо, вдыхаешь прохладу и аромат цитруса…

А в Москве чудовищная жара и смог. И люди мочат в чем ни попадя носовые платки и мелкими перебежками спешат скрыться в метро, трамвае, автомашине, подъезде… Но этот гнусный запах гари, так хорошо знакомый еще с 1972 и 2002 годов… От него не спрятаться нигде. Он и здесь, на отдыхе, несколько дней спустя, все еще преследует. Правда, другие запахи и ароматы уже начинают преобладать.

Чувствовать, ощущать себя избранным всегда – пошло, иногда – необходимо!

На водах. Горизонты… Расширять их или сужать?

В жизни человек совершает огромную, если не фатальную ошибку. Он до конца жизни, особенно если она задалась, стремится расширять горизонты, наполнять жизнь все новыми и все более фантастичными впечатлениями.

На самом деле в какой-то момент надо просто остановиться и начать обратный процесс: не расширять, а сужать границы своего пространства. Но в этом сузившемся пространстве должно быть все то, что нами особенно ценимо и любимо.

Этот процесс отказа и отбора исключительно важен для формирования внутреннего мира человека.

Внутренний мир гораздо более важен, чем мир внешний, и способен принести радости и счастье непреходящие. Мир внешний чреват разочарованиями, особенно с возрастом, в то время как мир внутренний – это источник постоянной радости!

Богатый внутренний мир захватывает частичку мира внешнего, ограняет ее и постепенно превращает в бриллиант чистейшей воды. Не это ли имела в виду Ахматова, когда говорила о стихах, рождающихся из того еще «сора».

На водах. К вопросу о свободе…

Нет отвратительнее зрелища, чем русский человек, обретший свободу и, как и во всем остальном, не знающий в ней меры.  Особенно ярко это проявляется в детях.

Русофобия тут ни при чем, как ни при чем фобия в отношении любой другой нации. Ключевым моментом здесь является уровень развития, недаром приведено сравнение между взрослым и ребенком.

Свобода есть нечто, что ломает человека на раз, или, как сейчас говорят, «срывает» у человека на раз «крышу». Отчего на свет Божий тут же выходит все худшее, что есть в человеке. Лучшее же уходит куда-то глубоко на дно. Поэтому, упаси Господи, дать или получить слишком рано свободу. Свободе должен предшествовать долгий период адаптации, постепенной подготовки. Но даже и его, похоже, не хватает, как показывает нам опыт самых цивилизованных европейских наций.

Свобода развращает!

Свобода должна быть скована жестким законодательством извне и не менее жесткой самодисциплиной изнутри. Только тогда она способна не развратить, а принести благой результат. Но даже это не дает никаких гарантий в долгосрочной перспективе. Потому что, во-первых, любые ограничения способны «работать» только в временно, а, во-вторых, полностью исключить внешние влияния невозможно. Со стороны тех же иммигрантов, например, в отношении незрелой молодежи и т.д.

На водах. Да, развращает, но не всех и не всегда!

Сегодня, сейчас, я должен был бы быть уже в Москве. Но я по-прежнему здесь, в Словении.  После напряженной борьбы с волнами выхожу из моря.

Что заставило меня остаться? Желание продлить наслаждение? Нежелание возвращаться в по-прежнему душную и задымленную Москву?

Сейчас я вижу: быть может, и то, и другое, и в то же время ни то, и ни другое. В гораздо большей степени мною руководило третье — стремление к свободе. К свободе слова и к свободе дела. К свободе изменить запрограммированный (мной самим? кем-то другим? внешними безликими обстоятельствами?) порядок и ход вещей. Должен быть в Москве? А я все еще здесь – купаюсь в море и наслаждаюсь жизнью! И это чувство, чувство независимости, свободы выбора – назовите, как хотите, – дорогого стоит!

На водах. О пользе активной жизни… Даже на курорте

Как только начинаешь жалеть себя и себя, любимого, тешить и баловать, тут же наваливаются все болячки. Идешь к врачу и в чем-то он тебе помочь, конечно, способен. Но хвори, большие и малые, они как бесы: при первых попытках «экзорсизма» они начинают яриться и злобствовать с еще большей силой и рвением.

Поэтому не жалей себя. Нагружай, третируй… Душу нужно холить и лелеять, а не тело!..

Все это я говорю по собственному опыту этих дней.

В первые дни я отдался на милость своей супруги, и она вымачивала меня утром и вечером в термальных ваннах, вылеживала на пляже и выкармливала разными вкусностями в многочисленных кафе и ресторанах в гостинице и на побережье. По вечерам мы совершали моцион, но строго по цивильному променаду вдоль моря в окружении роскошных пальм и олеандров. В устах моей жены это звучало, как «регенерация», и являлось заслуженной наградой после стрессов, пережитых на родине.

И я дал себя убаюкать. Но ровным счетом на несколько дней. Я не понимаю Одиссея и его спутников – людей в принципе моего склада, которые, тем не менее, дали заворожить себя на долгих десять лет.

Лично меня хватило на 2-3 дня. На четвертый я подхватил свой рюкзачок с плавками и прочими мелочами, а главное бутылкой воды, надел свои порядком растоптанные кроссовки, кепку и ушел в горы на долгих два часа (а вы думали? я же не Конюхов!) Все в гору, в гору по узеньким улочкам, многие из которых оказывались тупиковыми и вели к резиденциям местных славян – словенцев, которым посчастливилось оказаться на Западе, а не на Востоке. Они многое переняли у итальянцев и, наверное, в большей степени склонны считать себя младшими братьями этого народа с Апеннин, чем нашего – со Среднерусской возвышенности. На то есть, наверное, свои причины. Свой мелкий, местнический гедонизм им наверняка ближе, чем из века в век пропагандируемой нами, но с трудом утверждающийся панславянизм. Словенцы к тому же еще и католики.  Стали ли они ими по велению души? Или из желания стать ближе к Италии? Из желания еще больше отдалиться от своих восточных братьев?

Судя по тому, что я увидел в предыдущие дни, они, словенцы, от этого только выиграли. И думаю, завтрашние и послезавтрашние поездки на автомобиле по этой маленькой Словении только утвердят меня в этой мысли.

Я вовсе не отдалился от себя и от своей прогулки. Это все мысли, которые навеяла мне прогулка: все выше и выше в гору, мимо всех этих симпатичных, вполне в итальянском стиле «виллетт» с их небольшими зелеными лужайками и открытыми площадками под автомобили, с симпатичными навесами и цветочными горошками на столбах.

Все это в принципе мало отличалось от того, что я столько раз видел в Италии. Не доносись время от времени то с одной виллетты, то с другой словенская речь, я бы и не усомнился в том, что нахожусь в Италии. Растительность, морской пейзаж – все это лишь укрепляло впечатление «образов Италии». Лишь один раз случился «прокол». Среди средиземноморских бугенвилей, олеандров, бамбуков и прочих экзотических представителей флоры с незнакомыми мне названиями неожиданно «вырос» подсолнечник. Да какой ладный и стройный! Он ничем не уступал практически сросшемуся с ним олеандром. «Вот так и два этих народа – итальянский и словенский. Очень, очень символично!» — подумалось мне.

Много, много чего еще встретилось мне по дороге. И все неизменно находило живой отклик в душе и рождало мысли, которые непременно найдут отражение в будущих записках. А продолжи я эпикурейскую жизнь, навязанную мне в первые дни? Страшно даже подумать, насколько обеднил бы я себя, а заодно и тебя, дорогой читатель!

Порторож… здесь граничит суша и море, море и небо. Словения с Италией и Словения с Хорватией. Славяне с итальянцами. Роскошь с бедностью. Здоровье с болячками. Молодость со старостью.

На водах. К вопросу о здоровье…

Не жизнь, а сплошное лечение.

Что, здоровье не купишь? Возможно, но только не в Порторож!

Тело человека – раскрытая книга. В ней – вся прожитая человеком жизнь, вся история прожитых им лет. С их взлетами и падениями, успехами и неудачами, с трудами и заботами, радостями и горестями. Но это для умеющего читать, для простого же любителя – налицо только пороки обладателей тел; редко – их достоинства.

Вот почему люди так тщательно скрывают под одеждой свои тела и с такой неохотой разоблачаются.

Красивое молодое тело – от Бога, но это еще не заслуга самого человека,  мужчины или женщины. Заслугой будет, если он/она надолго смогут сохранить дарованные им Богом достоинства.

На курорте люди в отличие от больницы могут болеть красиво.

На водах. О гордыне…

Сегодня море доселе ласковое и нежное, отчасти явило свой нрав. Поднялись беспорядочные волны, плыть через которые строго тем или иным стилем стало уже затруднительно: сбивался ритм, вода то и дело норовила ворваться в рот на вздохе, сбить дыхание… Это лишь раззадорило меня. Я еще отчаяннее стал бить руками и ногами по воде. В форме своеобразного вызова, единоборства с морем, со стихией. Удар, еще удар… Мощный гребок, другой, третий… Тело разрезает волну, проходит через волны, как нож сквозь масло. Во всех членах страстное напряжение. Ты полон сил, мужества и отваги! Ты побеждаешь море! И вдруг… Мысль, от которой тело как-то сразу обмякает, члены становятся вялыми, задор гаснет… И ты уже не дельфин, ты – медуза, жалко болтающаяся на волнах, отдавшаяся на волю волн. Что же это за мысль? «Берег, спасительный берег, перила… — вот они, вблизи, и это они делают тебя столь смелым. А вот попробуй ты, бросающий вызов стихии, плыть не вдоль берега, а — от берега! Все дальше и дальше, вглубь моря. Навстречу этой мощной и безразличной стихии. Выведи ее из себя, взъяри ее, заставь обратить на себя внимание… А там ей, стихии, стоит лишь слегка приподнять палец-волну и прищелкнуть тебя, усталого и изможденного… Как ты, в детстве, лениво прищелкивал на пляже ползущего по тебе, вконец зарвавшегося муравья…

На водах. О гармонии и дисгармонии в природе…

Бесконечно искрящееся мириадами блесток море, неуловимое для взгляда, как для пальцев ртуть. Упирающееся в противоположный берег, тонкой темной полоской протянувшийся на горизонте. Его не хватает, чтобы ограничить море по всему горизонту. Море обходит его справа и устремляется вдаль, свободное и независимое от всего… Даже небо с высоко стоящими облаками — не соперник, а друг. Море и небо прекрасно уживаются друг с другом, а там, на горизонте, так и вовсе сливаются между собой. И то, и другое среднего рода, что исключает возможность противоречий и конфликтов.

Отражением перистых облаков являются паруса яхт, скользящих по волнам, и крылья чаек, парящих чуть выше, в волнах невидимого эфира.

Зелень чуть поодаль отстоящего острова, ее незамысловатые формы и оттенки – все это не противоречит общей гармонии, а лишь обогащает ее, делает еще глубже. Последним штрихом являются мощные, размашистые ветви пиний, через которые сквозит все-то же синее-синее небо. Как жаль, что на бумаге не передать ни чудных ароматов, ни то и дело наплывающих ласкающих волн эфира, который эти ароматы доносит…

Далее читателю предлагается 2 варианта концовки.

Вариант №1

Гармония окружающего поражает. И не только. Хочется большего, хочется слиться с этим столь прекрасным и столь совершенным миром. Хочется стать частицей этого совершенства. И ты, — нет, не бросаешься, как в предыдущем пассаже, — а медленно и торжественно входишь в волны синего моря. Они ласковые и прохладные. Они по-родственному принимают тебя. Они влекут и поддерживают. Они завлекают и убаюкивают. Ты не противишься их воле. Ибо их воля – это благо и путь к совершенству, путь к всеобщему согласию и гармонии.

Твои чувства, они больше тебе не нужны. Ты давно закрыл глаза: они слишком долго лицезрели прекрасное, и образ его запечатлелся в них навсегда. Ты уже ничего не слышишь, кроме равномерного плеска волн, но разве может быть что-то более прекрасное в мире, чем плеск волн. Осязание? Вода – колыбель всего сущего, всего живущего на земле. Ты чувствуешь себя вновь ребенком в самом раннем и в самом нежном возрасте, ребенком, качаемым в колыбели. Разум больше не нужен тебе, и ты этому рад – рад, ибо устал от логики, от анализа, от расчетов всего и вся, от  непреходящей рефлексии. Гармонии разум лишь помеха: разум — это сомнение, а там, где начинается сомнение — кончается гармония.

Нет, здесь, в мире всеобщей гармонии, достаточно интуиции, которая подсказывает тебе: «Оставь инициативу, предоставь все мне, природе, и ты будешь…» Что будешь? Чем будешь? Где? Когда? Это уже не важно. Доверившись невидимой и неслышимой силе теперь уже вполне, на мгновение чувствуешь, что не можешь дышать. Легкие уже полны солоноватой влаги.

«Господи, ведь я могу и не дышать, и главное – мне от этого ничуть не хуже!»

Напротив, ты понимаешь, что это та, самая последняя черта, что отделяла тебя от Вечности. И теперь ты переступил ее…

Вариант №2

Резким диссонансом здесь выступают только люди, жирной и нездоровой массой копошащиеся на границе суши и моря.

На водах. Попытка клинического анализа

·                 Вода, вода, кругом вода…

• Только выработаешь оптимальный режим дня, питания, купания, загара… — тут и уезжать пора!
• Слов нет, после нескольких дней отдыха, после ряда процедур, после терм чувствуешь себя здоровее, свежее, бодрее… Эдаким бодреньким. Но все же… старичком. Этого, как правило, нет, когда отдыхаешь просто на море.
• И это «сливки общества»?!! Если это и сливки, то явно скисшие. Как у «Procol Harum»: «clotted cream». Да и вся эта песня «Salad Days (Are Here Again)» — как будто бы про нас.
• Вода, воздух, солнце – все это здесь поставлено тебе на службу, все это работает на тебя, на твое благо… А ты… вечером пошел на ужин, натрескался всего подряд, и весь положительный эффект от работы сил природы – коту под хвост!
• В раннем детстве пока человек не работает и не учится, он свеж и пригож. Недаром говорят «как ребенок». Пошел в школу – уже начались проблемы со здоровьем: остеохондроз, близорукость, неврастения… Дальше — больше. В институте иные уже и хронические болезни зарабатывают, вовсе даже не свойственные столь молодому возрасту: гастриты, колиты, мигрени, печень опять-таки начинает пошаливать. О работе и говорить нечего: тут уж целый букет недугов начинает одолевать. Хватило бы зарплаты на лекарство, да на врачей!

По прошествии определенного времени начинаются деградационные процессы, именуемые старческими. В какой-то момент осознаешь причину всех этих деградационных процессов. Это работа! Ты бросаешь ее, уходишь на пенсию, но поздно: процесс зашел слишком далеко!

Кто знает: не учись, не работай – глядишь, и обретешь бессмертие!..

• Приехав на воды, не знаю — не скажу, но, уезжая, — ты точно на 90 процентов, а, может, и больше, состоишь из воды.
• Все бы ничего, все бы прекрасно, если бы не дурные экологические новости с Родины и не постные физиономии русских официантов и отдельных отдыхающих…
• На водах цель несомненно одна – поправить свое здоровье. Проходит неделя, две, не дай Бог, три. Здоровье действительно поправил, но начинаешь ощущать бесцельность существования. Все правильно. Какой завет был дан Богом Адаму и Еве? — Да, «в поте лица зарабатывать хлеб свой»!
• Вот возьму, и назло себе не пойду сегодня на море!
• Мысль, не покидавшая в первые дни: «Здесь можно дышать!..»
  • Море, термы… Термы, море… Опять термы… В промежутках – прекрасная минеральная водичка «Donat» — внутрь. Через неделю начинаешь вспоминать Вицина в «12 стульях» с Гомиашвили: «Человек, измученный нарзаном».
  • Время на отдыхе, как и в жизни, тянется в первой половине бесконечно долго, а во второй – катастрофически быстро.
  • Самый «ужасный» момент на отдыхе, когда осознаешь, что и отдыхать уже не можешь, но и на работу возвращаться тоже не в состоянии. Тут главное, не впасть в депрессию…
  • Здоровье… Есть ли еще что мы тратим с такой щедростью и собираем с такой страстью?
  • Здесь, на курорте, сталкиваются два мощных и страстных потока. Это молодежь, буквально сорящая своим здоровьем, и старики, то же здоровье собирающие по крупинкам. Нельзя ли наладить взаимовыгодный обмен?
  • Солнце, воздух… — как там говорилось? — … наши лучшие друзья? Интересно, что думают сейчас по этому поводу москвичи?
  • Я рад не столько тому здоровью, которое, надеюсь, приобрел в Словении, сколько тому, что не потерял в Москве.
  • Санаторий – это уменьшенная модель мира: люди приходят, какое-то время побудут здесь, получат порцию причитающихся им наслаждений и уйдут. Не все, правда, получают наслаждение. Кто-то ведь должен их предоставлять, т.е. работать. Опять-таки как в большом мире! Так вот, приходят неизвестно откуда и уходят неизвестно куда. А придет твой срок, и ты тоже уйдешь.
  • На курорте, на водах, гамлетовский вопрос звучит иначе.  Как «Море или термы?»
  • Отдых, море, пальмы – это пирожные, ими невозможно питаться постоянно. Но время от времени и в меру, не до тошноты, очень даже приятно. А так «хлеб наш насущный даждь нам днесь»…
  • Жизнь нужно пить маленькими, очень маленькими глоточками, как хорошее, дорогое вино.

Из подслушанного:

— «Пап, теперь я точно вижу, что объелась…» — «Тогда иди спать!»

— Бабушка на пляже в окружении 4-х внуков. Разбирает принесенные вещи. «Ну да, конечно, ведь что-то я должна была забыть!»

— Бабушка о 4-х месячной внучке, оставшейся в Москве: «На следующий год ее уже точно можно будет вывезти на море…» Подумал про себя: «А я и море-то в первый раз увидел года в 23-24!»

—                 Женщина средних лет: «На это море уже смотреть не могу».

— «Вы отчего так поздно?» — загорающие на пляже вновь пришедшей семейной паре. «Мы работали». — ?!! – «В смысле, звонили…»

На водах. Из ненаписанного…

Ненаписанный рассказ о музыкальном вечере в дорогом отеле на курорте. Шансонье – молодая, но не молоденькая певичка, исполняющая репертуар довольно неплохих авторов, но голос – несколько грубоват, манера – формальна, нотки – холодноваты. Вследствие этого или чего другого аудитория медленно, но верно редеет, публика постепенно расходится. Исполнительница нервничает и думает уже не столько о концерте, сколько о неуклонно редеющей аудитории. Глазами бегает по столикам кафе и автоматически ведет подсчет оставшихся. Неожиданно сталкивается с глазами незнакомца, сидящего во втором ярусе. Самого его практически не видно – он в тени, но глаза, внимательные и сочувственные, они видны хорошо и, в свою очередь, притягивают к себе внимание певицы.

И постепенно все меняется. Тронутая участием слушателя, пусть единственного, певица выбирает более душевный репертуар. Голос ее смягчается, добреет; тон становится проникновеннее. Между двумя взглядами, сначала беглыми, затем все более частыми и продолжительными устанавливается прочный контакт.

Когда же некоторое время спустя певица переводит взгляд в зал, она с удивлением обнаруживает: он вновь полон и даже полнее прежнего…

На водах. И еще, о разном… А в принципе – все о том же…

Люди – черные дыры. Они жадно стремятся все к новым и новым впечатлениям, жадно заглатывают их. Не успев заглотить, устремляются за новыми… Но редко кто в состоянии поделиться своими впечатлениями с другим: рассказать, а тем более – описать.

Чайки за окном, на фоне синего моря и сливающегося с ним неба… После наших ворон, копающихся на черном поле и едва различимых там, в клубах серого смога… Сегодня я понял эволюцию. Не по Дарвину, и не по Геккелю. Чайки, они лишь на море – чайки! По мере удаления от морских просторов они все больше утрачивают присущие им благородные черты: белизну оперения, живописный размах крыльев, стремительность и красоту движений… И все больше становятся похожими на наших ворон. По достижении же наших краев, окончательно в ворон превращаются.

Пророк – это не Монблан, вознесшийся резко и высоко над всеми остальными вершинами. Нет, это человек, видящий вперед, дальше остальных людей, на полметра, ну, может быть, на метр. Даже я бы сказал не так: это не он видит, это они не видят…

«Люди – предки обезьян», — написал А.Вознесенский. Глядя на иных русских туристов, или, как у нас на Юге говорят, – отдыхающих, сдается, что это вовсе не метафора, а действительно поэтическое провидение. Особенно, дети. Эти-то уж точно вполне состоявшиеся мартышки – нетерпеливые, невоспитанные, крикливые…

По приезде мы воздуху радовались. Стоя на балконе или прогуливались по пирсу, не могли надышаться после погрузившегося в гарь горящих лесов и торфяников Москвы… Но прошло несколько дней и    нам уже и погода стала немного не та, и арбуз не достаточно сладок, и ночь не достаточна тиха…