Из Москвы в Нагасаки…
ИЗ МОСКВЫ В НАГАСАКИ, А ИЗ РОЛИ – В ЛА-ПЛАНЬ…
Очередная международная встреча между участниками блога, с легкой руки А.Казачкова, получившая определение «исторической».
В нас все еще прочно сидит дух «зоны» — каждый выезд дальше Жмеринки для нас некое подобие чуда. Мы так и не стали «гражданами мира». Ну, а то, что мы не стали «глобалистами», я думаю, это как раз момент положительный.
Итак, Саша и Леша – во французских Альпах. Саша из Москвы, Леша из Роли, штат Северная Каролина – встреча на Эльб… то бишь в Ла-Плани. 600 километров горнолыжных трасс, из которых, думаю, 100-120 мы вместе проехали. Цель наша была другая – встретиться, поговорить, поспорить, вспомнить, обсудить творческие планы на будущее. Саша Леше вручил антологию поэзии Серебряного века – для удовольствия, осмысления и дальнейших переводов на английский язык. Заодно и сам вспомнил и в очередной раз приобщился, причастился… Результатом явилась серия статей, посвященных этому важному течению в интеллектуальной жизни российского общества конца XIX – начала XX вв. Смысл данного цикла в том, что рано списывать с «корабля» истории и литературы эту плеяду российских поэтов, что, возможно, их ждет еще «вторая жизнь».
Леша из Америки приехал в компании с Брюсовым и Бальмонтом. Саша успел пообщаться с Вл.Соловьевым, Н.Минским, Анненским, Гр.Ивановым, Мережковским, с теми же Брюсовым и Бальмонтом… С Мандельштамом – и с Москвы не расставался. Наши с ним отношения переживают вторую или даже третью уже «весну».
Конечно, если бы не лыжи, не ужины, не пустопорожние разговоры, встреча прошла бы в более творческом ключе, но, видимо, в наш век, век потребления, мы обречены на то, чтобы «истинно» жить лишь какими-то урывками. Остается себя успокаивать, что другие и этого себе «позволить» не могут…
ИЗ МОСКВЫ В НАГАСАКИ, А ИЗ РОЛИ – В ЛА-ПЛАНЬ…
Очередная международная встреча между участниками блога, с легкой руки А.Казачкова, получившая определение «исторической».
В нас все еще прочно сидит дух «зоны» — каждый выезд дальше Жмеринки для нас некое подобие чуда. Мы так и не стали «гражданами мира». Ну, а то, что мы не стали «глобалистами», я думаю, это как раз момент положительный.
Итак, Саша и Леша – во французских Альпах. Саша из Москвы, Леша из Роли, штат Северная Каролина – встреча на Эльб… то бишь в Ла-Плани. 600 километров горнолыжных трасс, из которых, думаю, 100-120 мы вместе проехали. Цель наша была другая – встретиться, поговорить, поспорить, вспомнить, обсудить творческие планы на будущее. Саша Леше вручил антологию поэзии Серебряного века – для удовольствия, осмысления и дальнейших переводов на английский язык. Заодно и сам вспомнил и в очередной раз приобщился, причастился… Результатом явилась серия статей, посвященных этому важному течению в интеллектуальной жизни российского общества конца XIX – начала XX вв. Смысл данного цикла в том, что рано списывать с «корабля» истории и литературы эту плеяду российских поэтов, что, возможно, их ждет еще «вторая жизнь».
Леша из Америки приехал в компании с Брюсовым и Бальмонтом. Саша успел пообщаться с Вл.Соловьевым, Н.Минским, Анненским, Гр.Ивановым, Мережковским, с теми же Брюсовым и Бальмонтом… С Мандельштамом – и с Москвы не расставался. Наши с ним отношения переживают вторую или даже третью уже «весну».
Конечно, если бы не лыжи, не ужины, не пустопорожние разговоры, встреча прошла бы в более творческом ключе, но, видимо, в наш век, век потребления, мы обречены на то, чтобы «истинно» жить лишь какими-то урывками. Остается себя успокаивать, что другие и этого себе «позволить» не могут…
Момент истины
МОМЕНТ ИСТИНЫ
Сидя в мягких диванах, за стаканом чая с миндальными пирожными, там, далеко внизу, мы любим порассуждать об истине. Лишь здесь, высоко в горах, понимаешь, насколько наивны эти наши «кухонные» разговоры. Мы ищем истину там, где не только ее нет, но где и сама обстановка далека от ее, истины, природы и местонахождения. Это все равно, что, как говорят китайцы, искать черную кошку в темной комнате, особенно если ее там нет.
Так вот, нет истины ни на диване, ни в стакане чая с пирожными, ни даже в вине!..
Неожиданно я почувствовал ее зримо-незримое присутствие в горах, откуда только что вернулся. И ездил я туда вовсе не за истиной, а за… Да, за чем угодно, но только не за истиной. А, поди ж ты, сподобило.
Что значит «сподобило»? Я, конечно же, не ухватил ее за хвост. Наверное, для этого я еще недостаточно хорошо катаюсь на лыжах. Но почувствовать, как сказано выше, ее присутствие я почувствовал. Как никогда и как нигде. Не совсем все же, наверное, так. Сказано в состоянии некоторого аффекта. Конечно же, и раньше случалось: в умных книгах, в беседах с интересными людьми, на природе, в моменты влюбленности… Но в таком естественном, в таком, я бы сказал, первозданном виде – наверное, все же впервые.
Это впечатление тем острее, что случилось по следам наших недавних застольных псевдофилософских, а на самом деле праздных бесед, а также на фоне стоппардовского «Берега утопии», где цвет русской революционной мысли середины 19-го столетия ведет бесконечные споры о прошлом, настоящем и будущем России, Европы, мира, о том, что истинно, что неистинно… И тоже в обстановке то имения Бакуниных, то салона госпожи Беер, то парижской квартиры четы Герценов.
И вот на фоне всего это бесконечного бла-бла-бла… Почему, собственно, на фоне? Вся эта суета и пустопорожние разговоры – все это осталось далеко внизу. И пусть Альпы это еще не «крыша мира», но отвлекитесь от этого ненужного знания, и иллюзия крыши мира и здесь будет полная. Это уже не привычная нам земля, но это еще и не небо. Так что же — Чистилище? Сравнение с Чистилищем оправдано повсеместной – куда глаз ни кинь – белизной снега и нисходящего с небес и снегом отражаемого света. «Светопись Бога» — так и напрашивается на ум.
Вся грязь и пошлость мира осталась далеко внизу. Следы ее, привозимые на шинах автомобилей, тут же исчезают под хлопьями свежевыпадающего снега. Мрачноватые и еще несколько озабоченные лица вновь прибывающих тоже практически мгновенно просветляются. А завтра, когда они выйдут на склон и понесутся вниз в свободном полете, их лица и вовсе засияют счастьем.
«Мыслей без речи и чувств без названия / Радостно-мощный прибой»
Писал в 1886 году Владимир Соловьев. И при этом он еще не был знаком с лыжами и с ощущениями, которые ведомы теперь даже самому начинающему горнолыжнику или сноубордеру. А был бы знаком – не написал бы о «крыльях души, над землей понимающихся», что они, мол, «не покинут земли». Моментами покидают, покидают землю даже у меня, а что уж говорить об ассах. Вот они со свистом пролетают справа и слева от меня и соколами устремляются вниз на равнину. Какую добычу узрели они, за какой добычей погнались? – Не знаю, когда я оказываюсь внизу, мне достаются одни лишь объедки с барского стола. Но даже и эти «объедки» я бы не променял на многие радости и богатства равнины. Особенно материального свойства.
«Зыбкую насыпь надежд и желания / Смыло волной голубой»
Да, желание здесь одно. Поскорее оказаться вновь на самой вершине, бросить орлиный взгляд на открывшуюся тебе красоту, наполнить легкие прозрачным горным воздухом и, затаив дыхание, броситься вниз. И странная вещь: чем отчаяннее ты бросаешься, чем бесшабашнее, тем увереннее чувствуешь себя, тем надежнее ведут себя твои лыжи-крылья… «Не покинут земли…» Покинут, еще как покинут! На земле ты окажешься уже в самом низу, да и то лишь на минуту-другую. Подъемник подхватывает и вновь уносит тебя к небесам. И то, что открывается тебе в ходе поездки, тоже не описать никакими словами. Это можно было бы выразить только музыкой. И душа поет, но твоя душа лишена голоса, и поэтому эта песня так и остается в тебе. Мир не досчитался еще одной фуги, сонаты, а, может быть, и симфонии.
Не досчитался он и еще одной поэмы, баллады или даже просто стиха, хотя в голове так и роятся поэтические образы, мысли, рифмы. Роятся, но не складываются в строгую, отточенную, единственно возможную форму. Как, например, у того же Соловьева:
«В берег надежды и в берег желания / Плещет жемчужной волной /Мыслей без речи и чувств без названия / Радостно-мощный прибой».
Как у той же божественной силы, что из хаоса, огня, магмы, пепла твердой рукой выковала это чудо из чудес – горы.
Но тектонические процессы идут, и пока они идут, пока есть образцы творения, Божии и человеческие, пока есть такие соавторы, как Владимир Соловьев, сохраняется надежда на обретение истинного счастья…
А. Бабков
МОМЕНТ ИСТИНЫ
Сидя в мягких диванах, за стаканом чая с миндальными пирожными, там, далеко внизу, мы любим порассуждать об истине. Лишь здесь, высоко в горах, понимаешь, насколько наивны эти наши «кухонные» разговоры. Мы ищем истину там, где не только ее нет, но где и сама обстановка далека от ее, истины, природы и местонахождения. Это все равно, что, как говорят китайцы, искать черную кошку в темной комнате, особенно если ее там нет.Так вот, нет истины ни на диване, ни в стакане чая с пирожными, ни даже в вине!..
Неожиданно я почувствовал ее зримо-незримое присутствие в горах, откуда только что вернулся. И ездил я туда вовсе не за истиной, а за… Да, за чем угодно, но только не за истиной. А, поди ж ты, сподобило.
Что значит «сподобило»? Я, конечно же, не ухватил ее за хвост. Наверное, для этого я еще недостаточно хорошо катаюсь на лыжах. Но почувствовать, как сказано выше, ее присутствие я почувствовал. Как никогда и как нигде. Не совсем все же, наверное, так. Сказано в состоянии некоторого аффекта. Конечно же, и раньше случалось: в умных книгах, в беседах с интересными людьми, на природе, в моменты влюбленности… Но в таком естественном, в таком, я бы сказал, первозданном виде – наверное, все же впервые.
Это впечатление тем острее, что случилось по следам наших недавних застольных псевдофилософских, а на самом деле праздных бесед, а также на фоне стоппардовского «Берега утопии», где цвет русской революционной мысли середины 19-го столетия ведет бесконечные споры о прошлом, настоящем и будущем России, Европы, мира, о том, что истинно, что неистинно… И тоже в обстановке то имения Бакуниных, то салона госпожи Беер, то парижской квартиры четы Герценов.
И вот на фоне всего это бесконечного бла-бла-бла… Почему, собственно, на фоне? Вся эта суета и пустопорожние разговоры – все это осталось далеко внизу. И пусть Альпы это еще не «крыша мира», но отвлекитесь от этого ненужного знания, и иллюзия крыши мира и здесь будет полная. Это уже не привычная нам земля, но это еще и не небо. Так что же — Чистилище? Сравнение с Чистилищем оправдано повсеместной – куда глаз ни кинь – белизной снега и нисходящего с небес и снегом отражаемого света. «Светопись Бога» — так и напрашивается на ум.
Вся грязь и пошлость мира осталась далеко внизу. Следы ее, привозимые на шинах автомобилей, тут же исчезают под хлопьями свежевыпадающего снега. Мрачноватые и еще несколько озабоченные лица вновь прибывающих тоже практически мгновенно просветляются. А завтра, когда они выйдут на склон и понесутся вниз в свободном полете, их лица и вовсе засияют счастьем.
«Мыслей без речи и чувств без названия / Радостно-мощный прибой»
Писал в 1886 году Владимир Соловьев. И при этом он еще не был знаком с лыжами и с ощущениями, которые ведомы теперь даже самому начинающему горнолыжнику или сноубордеру. А был бы знаком – не написал бы о «крыльях души, над землей понимающихся», что они, мол, «не покинут земли». Моментами покидают, покидают землю даже у меня, а что уж говорить об ассах. Вот они со свистом пролетают справа и слева от меня и соколами устремляются вниз на равнину. Какую добычу узрели они, за какой добычей погнались? – Не знаю, когда я оказываюсь внизу, мне достаются одни лишь объедки с барского стола. Но даже и эти «объедки» я бы не променял на многие радости и богатства равнины. Особенно материального свойства.
«Зыбкую насыпь надежд и желания / Смыло волной голубой»
Да, желание здесь одно. Поскорее оказаться вновь на самой вершине, бросить орлиный взгляд на открывшуюся тебе красоту, наполнить легкие прозрачным горным воздухом и, затаив дыхание, броситься вниз. И странная вещь: чем отчаяннее ты бросаешься, чем бесшабашнее, тем увереннее чувствуешь себя, тем надежнее ведут себя твои лыжи-крылья… «Не покинут земли…» Покинут, еще как покинут! На земле ты окажешься уже в самом низу, да и то лишь на минуту-другую. Подъемник подхватывает и вновь уносит тебя к небесам. И то, что открывается тебе в ходе поездки, тоже не описать никакими словами. Это можно было бы выразить только музыкой. И душа поет, но твоя душа лишена голоса, и поэтому эта песня так и остается в тебе. Мир не досчитался еще одной фуги, сонаты, а, может быть, и симфонии.
Не досчитался он и еще одной поэмы, баллады или даже просто стиха, хотя в голове так и роятся поэтические образы, мысли, рифмы. Роятся, но не складываются в строгую, отточенную, единственно возможную форму. Как, например, у того же Соловьева:
«В берег надежды и в берег желания / Плещет жемчужной волной /Мыслей без речи и чувств без названия / Радостно-мощный прибой».
Как у той же божественной силы, что из хаоса, огня, магмы, пепла твердой рукой выковала это чудо из чудес – горы.
Но тектонические процессы идут, и пока они идут, пока есть образцы творения, Божии и человеческие, пока есть такие соавторы, как Владимир Соловьев, сохраняется надежда на обретение истинного счастья…
А. Бабков
Лирика А. Алаева
В ЛА ПЛАНИ НА КАТАНИИ
Отель французский «Ле Жемо»
В горах заснеженных Ла Плани
Предстал пред нами, как в кино,
Во всём своём очарованьи.
И муза верная моя
Меня сюда сопровождала.
Камин не греет без огня –
Она в меня его вселяла.
Здесь встретились с Бабковым мы –
Таким далеким и знакомым.
Вдали от русской стороны
Носились с ним по снежным склонам.
И в спорах дружеских своих
Вдыхали мы опять свободу,
Чей освежающий родник
Смягчил альпийскую погоду.
И в сердце долго будут петь
Мгновенья краткой встречи этой –
Душой мы будем молодеть
Воспоминаньями согретой.
———————
Ле Жемо – отель во французских Альпах Maeva Les Gemeaux на горном курорте Belle Plagne
Ла Плань – La Plagne – ряд горнолыжных деревушек во французских Альпах недалеко от городка Эм (Aime)
Имеется в виду жена автора Наталия Алаев
Бабков – А.Ю.Бабков (1955 г.р.), автор сайта www.counterpoint.ru – друг автора со школьной скамьи
ГОРЫ АЛЬПИЙСКИЕ
(Эпиграмма)
(Вялое подражание А.Г. Казачкову)
Горы Альпийские. Ландшафт тектонический.
Все видится мелким отсель.
Суворов прошел их когда-то стоически,
А нынче – блины да коктейль.
Горы Альпийские – отнюдь не российские:
Подьемник, лыжня и отель.
Все склоны заполнили бравые русские
Пока не проснется капель.
Горы Альпийские стали мне близкие:
Алаев с женой да Бабков.
Мы ждем с нетерпеньем когда свои веские
Напишет стихи Казачков.
Фотографии
Иллюстрации к материалам А.Бабкова и А.Алаева. Выполнены Андреем Белоусовым и членами его семьи, составившими приятную компанию нашим блогерам в их поездке в Ла Плань
[spacer size=»5″]
Иллюстрации к материалам А.Бабкова и А.Алаева. Выполнены Андреем Белоусовым и членами его семьи, составившими приятную компанию нашим блогерам в их поездке в Ла Плань
[spacer size=»5″]
Два замечания:
— не первый раз встречаюсь с переводом города в окрестностях которого я живу Роли (Raleigh). Не могу взять в толк кто придумал подобное режущее слух произношение. Город должен произноситься Ралли. Он был так назван в честь извесного сэра.
— чтобы не было недоразумений — я приезжал Ла Плань, конечно же не с Брюсовым и Бальмонтом, а с женой Наташей.