Астафьево
«Творческий прием Т.Стоппарда заключается в том, что он берет в общем-то малозначительных, второстепенных или даже третьестепенных, персонажей литературы или истории и выдвигает их на первый план. При этом автоматически главные герои отходят на второй, а то и на третий. Почти как у Хармса: «Я великий полководец!» — «А, по-моему, ты дерьмо!» И тот, хватаясь за сердце, падает замертво на сцену… «Неожиданная мысль убивает» — так, по-моему, называется эта миниатюрка.
Такой прием позволяет Стоппарду кинуть несколько иной взгляд на историю (поскольку в основном его герои это все-таки персонажи истории), а то и вовсе увидеть все под другим углом, чем все мы привыкли видеть, чем нас приучили видеть.
Речь таким образом идет о своеобразном пересмотре истории. А что если историю именно что необходимо пересмотреть? Особенно в такой стране, как наша, где тяжелое историческое наследие как кошмарный сон продолжает довлеть над нацией и тем самым обуславливать и где-то даже программировать ее поведенческие характеристики – ее поведение, образ действий и т.д.
Не может ли так получиться, что, пересмотрев историю, мы сможем вырваться из того порочного круга, в который попали в ходе исторического развития и из которого никак не можем вырваться?
Из раза в раз мы делаем попытку, но нас, как пружиной, отбрасывает обратно, причем едва ли не еще дальше — в тоталитаризм, шовинизм, мракобесие…»
Это было написано вчерашним утром.
А уже днем того же дня мы вступали на аллею, ведущую к усадьбе князей Вяземских в Астафьево.
Кто знает Астафьево? Кто знает Вяземских? Помимо того, что – да, вроде был такой аристократический род и что один из Вяземских был как-то и чем-то связан с Пушкиным. Дружбой ли, творчеством…
Особенность нашего образования в том, что мы лучше знали Пашу Ангелину и Валю Голикова, чем П.Вяземского, К.Батюшкова, В.Жуковского… А особенность преподававшейся нам истории — в том, что вся она в приложении к Государству Российскому это сплошная череда больших и меньших актов героизма в борьбе русского народа за лучшее будущее, а в приложении к остальному миру в том, что… Ну, да Бог с ним остальным миром, нам бы со своей историей разобраться!
В результате абсолютно непонятно, почему вместо ожидаемого триумфа мы находимся сегодня на задворках мира: нищие, сирые, без национальной идеи и без национального достоинства (ведь нельзя же обычную хамскую спесь почитать за национальное достоинство!) – иваны, не знающие родства…
А между тем в усадьбе этой, в Астафьево, на протяжении 20 лет творил наш отечественный Геродот – Н.Карамзин. Но к своему стыду я, не самый необразованный человек, не могу без Интернета сказать, в чем выражался его особый взгляд на историю России и чем он, собственно, отличался от взгляда, скажем, С.Соловьева или Д.Иловайского.
Но чего уж я никак не мог предположить, так это того, что в двух из 10 томов своей «Истории Государства Российского» (история же это вообще-то о том, что было, что в прошлом!) он, Карамзин, изложил практически то, что явилось побудительной причиной, идеологией и целью декабристов! Сутью тех преобразований, что они задумали и попытались провести в жизнь. У меня и до сих пор не укладывается в голове, как это можно было сделать в те времена и в том виде, т.е. в практически официальном издании отечественной истории!
Нет, нет! Что-то здесь не так! Либо Карамзин это род тогдашнего Солженицына или Зиновьева, писавших по большей части «в стол», и был вытащен позже на свет Божий одним из «режимов», оппозиционно настроенных по отношению к «режиму» Александра I и Николая I. Либо те времена были несколько иными, чем нас приучили думать.
Что-то подсказывает мне, что верна эта вторая гипотеза, что времена были иными. Так не настало ли время вернуться к изучению нашей действительной истории? Не настало ли время отложить в сторону Герцена, Белинского, Писарева, да и того же Пушкина, а также других вольных и невольных фальсификаторов истории пути, мысли и духа российского народа?
Да, возможно, на том этапе их образ мысли, их идеи имели подавляющее влияние на современников. Даже скорее всего действительно так оно и было, иначе история пошла бы другим путем. Но теперь-то мы знаем, что эти идеи, в то время казавшиеся передовыми и прогрессивными в итоге призваны были завести нас в исторический тупик, в заводь, из которой мы – крутимся, крутимся, — но так и не можем вырваться и вернуться на столбовую дорогу развития других цивилизованных государств.
Так не имеет ли смысл вывести на сцену, подобно Т.Стоппарду, тех, кто до сих пор оставался в тени «великих», всех тех, кто до сего времени был на вторых и третьих ролях, а иные так и вообще оставались за сценой.
Возродить их идеи, их чаяния и надежды, взять их за отправную точку и попытаться развить.
Да, история не терпит сослагательного наклонения (так кто-то сказал и кто-то сделал это аксиомой), но что если все-таки попробовать отказаться от догм и аксиом, навязанных нам кем-то или чем-то (людьми? злым роком? genius loci?) в истории нашего государства и народа и начать – нет, не с нуля, а с тех вершин нашей исторической и политической мысли, которые на тот момент были, может, и пониже тогдашних «Монбланов», но зато и не способны были низвергнуть нас в столь бездонные тартары.
Астафьево это ныне не тот укромный и тихий уголок, что был для П.Вяземского и его друзей приютом высокого духа и чистой светлой мысли. Теперь это пригород промышленной, громкоголосой и самоуверенной Москвы. Прямо рядом с усадьбой и его историческим «Парнасом» соседствует аэропорт – оттуда взмывают в воздух современные лайнеры. Помимо воздушных путей, к усадьбе ведут раздрызганные дороги с их бесконечными пробками и шлагбаумами. Одним из парадоксов нашей сегодняшней российской жизни является то, что мы за тридевять земель можем оказаться быстрее, чем на соседней улице.
Летчики, люди-птицы, не успевают к своим самолетам, и те стоят и ржавеют на своих аэродромах. Дух не поспевает за техническим прогрессом. Неоплодотворенный духом прогресс замыкается на самом себе, становится бессмысленной, а то и попросту вредной экзотикой.
Героика будней, политическая трескотня, бой барабанов и звон литавр вытеснили дух из нашей жизни. Но дух не умер. Он схоронился и затаился в усадьбах, подобных Астафьево и Мураново, среди страниц вконец пропылившихся фолиантов, в звуках забытых мелодий, продолжающих тихо звучать в деревенских церквушках и на лоне чистой незамутненной промышленными отходами природы. Он ждет своего часа.
Средь юных, невоздержных лет
Мы любим блеск и пыл огня;
Но полурадость, полусвет
Теперь отрадней для меня.
(П.Вяземский)»
Статья подготовлена А. Бабковым.
После Астафьево в Липках
ВЯЗЕМСКИЙ… С НАМИ!
А. Бабков
Я только открыл томик стихов П.Вяземского, купленный намедни в музее-усадьбе Астафьево, только полистал его, как по спине у меня пробежал неприятный холодок.
В вырванных наугад строках читалось тайное присутствие бывшего хозяина усадьбы в ходе всех наших вчерашних разговоров и споров: причем не только тех, что велись в самой усадьбе, но и тех, что велись за десятки километров оттуда.
Мы не проводили никаких сеансов спиритизма… Мы просто прошлись по «Парнасу» и его окрестностям. Просто сделали несколько фотографий. Ну, может быть, по дороге, заехали на заправку… Хотя это тоже вряд ли было способно вызвать дух археографа, поэта и страстного коллекционера…
Но то, что в тот день и в тот вечер нас было не трое, а четверо, в этом у меня нет ни малейшего сомнения.
Друзья, посмотрите сами: ниже я цитирую несколько строк из стихотворений Вяземского самых разных лет. Неужели вы не согласитесь, что он просто срифмовал некоторые из высказанных нами в тот день мыслей, что он дал ответы на некоторые из мучивших нас вопросов?
Может, не стоит ездить по всем этим домам-музеям и музеям-усадьбам? Может, не стоит, ворошить прах пращуров и беспокоить их тени?
Я пью за здоровье не многих,
Не многих, но верных друзей!
И тишина, и сладость неги праздной,
И день за днем всегда однообразный:
Я жить устал, — я прозябать хочу.
Но, строгий для других, иль буду к одному
Я снисходителен себе, на смех уму?
… под безмятежной сенью,
Куда укрылся я от шума и от гроз.
На ложе сладостном из маков и из роз,
Разостланном счастливой ленью.
Успехов просит ум, а сердце счастья просит.
Чтоб более меня читали,
Я стану менее писать.
… ярмо взыскательной тщеты.
Куда слепец, неопытный слепец,
Я набреду? где странствию конец?
Всем быть подчас и вместе с тем ничем…
Переродясь, пусть обрету забвенье
Всего того, что видел наяву.
Ты ль будешь в праздности постылой
В деревне тратить век унылый,
Как в келье дремлющий монах?
Все в нас от нас творится тайно…
Не те мы ныне, что вчера…
Жизнь наша в старости – изношенный халат:
И совестно носить его, и жаль оставить.
Нельзя нас починить и заново исправить.
В лохмотьях наша жизнь…
И утро свежее, и полдня блеск и зной
Припоминаем мы и при дневном закате.
Еще люблю подчас жизнь старую свою.
Но будьте искренни, — нас искренность спасает,
Да не слукавит в вас ни чувство, ни язык.
И словно к таинству Природа приступила
И ждет, чтобы зажглись паникадила.
Но полурадость, полусвет
Теперь отрадней для меня.
МЫСЛИ, НАВЕЯННЫЕ ПОСЕЩЕНИЕМ МУЗЕЯ-УСАДЬБЫ КНЯЗЕЙ ВЯЗЕМСКИХ В АСТАФЬЕВО
А. Бабков
Во-первых, я категорически отказываюсь называть Астафьево «Остафьевым»: это слишком просторечное название. Князья Вяземские не могли жить в Остафьево, равно как и Карамзин не мог работать там. Жуковский, Батюшков, Грибоедов, Дмитриев, Мицкевич тоже не могли приезжать в Остафьево… В Остафьево могла приезжать и там отдыхать (играть в домино, пить пиво, точить лясы) только партноменклатура. Равно как в эти приснопамятные времена уже не могло быть Парнаса, а был «парнос»; не было Овального зала, а был танцпол, не было флигелей, а были корпуса. Не было салонов, гостиных, мезонинов, а были привычные советскому уху – палаты.
Какой-то «диссидент», правда, на одном из стендов – ночью, наверное, — робко вывел слово «Астафьево». Наверное, из числа недобитых, «графьев». И, наверное, после этого усилили охрану…
Вяземский, Батюшков, Дельвиг, Майков… Они – небожители. Как бы мы ни старались, что бы мы ни делали, нам не стать, как они. У нас и прошлое и настоящее, и мысли и чувства – все у нас опрощено, все матерьялизовано.
Единственное, что мы можем и должны, это осознать их обожествленность, их величие и силу духа.
И, второе. Время от времени мы должны прикасаться к их образу и к их строкам.
Бог чрезмерно высок для нас, мы слишком низко по отношению к Богу пали. Все попытки дотянуться чреваты все новыми болезненными падениями.
Нужно найти себе божество пониже. И ему причащаться, ему ставить свечки…
Восстановление порушенных памятников культуры в их первозданном виде – преступно и кощунственно. В юриспруденции это трактуется как пособничество или даже сообщничество.
Вместо этого нужно на фоне развалин воссоздавать всеми доступными средствами (фотографии, диорамы, описания, воспоминания, фрагменты былого), по кусочкам воссоздавать образ того великолепия, которое имело тут раньше место быть.
Чтобы люди увидели и до конца осознали чудовищную преступность замысла и деяния. И до глубины души содрогнулись от вида содеянного.
Сегодня мы должны обращаться и нас должны вдохновлять не образы героев и не память о былых сражениях и триумфах, которые к тому же вновь и вновь на поверку оказываются пирровыми… Нам нужно обращаться к образам тех духовных и культурных высот, что существовали до всех этих войн и катаклизмов. В частности, конца XVII, XVIII и первой половины XIX веков. К веку Просвещения в России, к лучшими его образцам.
Да, не все было идеально, да, многое было идеалистично и непоследовательно, поверхностно, однобоко. Но это было единственное в истории России время, когда Россию пытались просветить не только крестом, огнем или мечом, но и словом. Может быть, не те поколения, что жили тогда, а будущие… Нас, в частности…
Сдается мне, что в те времена, времена расцвета усадьбы в Астафьево (начало XIX века) народ еще знал свое место и мирился вполне с «исторической несправедливостью». Это уже будущие поколения – разночинцы научили народ думать по-другому, задуматься о своем месте в истории. В этом корень и начало всех последующих бедствий и несчастий. Думаю, Конфуций бы со мною согласился.
Мы должны вновь полюбить нашу историю времен «царского самодержавия».
Без духовного прозрения народ должно держать на коротком поводке.
МЫСЛИ, НАВЕЯННЫЕ ВЕЧЕРНИМИ СПОРАМИ
Мы два часа провели в машине и чуть не переругались вдрызг. Нет, интеллигентов определенно нельзя посылать в космос!
В ископаемых останках древних цивилизаций ученые то и дело находят предметы, свидетельствующие о высоком уровне развития науки и техники. Зачастую оказывается непонятно, почему эти прорывы не получили своего развития… Фактом и явлением подобного рода в будущем окажется автомобиль. Будущие ученые обнаружат миллионы и миллионы проржавевших остовов этого чуда техники на дорогах, на улицах, площадях и во дворах занесенных прахом времени городов.
Разве им в голову придет такая простая и естественная для нас причина этого катаклизма, как обычные «пробки»?..
Навстречу нам ехали счастливые люди. Им было наплевать на Вяземских, Пестелей, Муравьевых-Апостолов и прочих жидомасонов.
А также на проблемы демократии, прибавочной стоимости и роли производительности труда в благосостоянии общества.
Слово «духовность», особенно после сытого обеда, вызывало у них отрыжку, а на голодный желудок – изжогу и тошноту.
Счастливы же были они сознанием того, что сегодня пятница, что вечером футбол, а завтра и послезавтра – тоже футбол, вялое переругивание с женой и, главное, — пиво…
При подъезде к загородному дому мы почувствовали запах гари. Это горели не усадьбы, подожженные холопами. Это ленивые и недобросовестные работники жгли тонны непереваренных разжиревшими потомками холопов благ общества потребления.
Те же, безропотно вдыхали эти «ароматы», убивающие их детей и внуков.
Они были привычны, они с детства не вдыхали иных ароматов. Свежий воздух Подмосковья был бы непривычен и даже неприятен им.
Истина не рождается в спорах. Ей, истине, вообще претит гам и трескотня. Ей нужны тишина и сосредоточенность…
Слово изреченное – воробей. Оно противно машет крыльями и улетает. Хорошо еще, если не нагадит. Слово, положенное на бумагу… Ну, с ним еще можно хоть как-то считаться.
Вот почему в высшем обществе был так развит эпистолярный жанр, а публичные дискуссии – считались move ton’ом. Зато этот последний, жанр публичной дискуссии, получил популярность и самое широкое распространение среди разночинцев – «гарлопанов-гловарей».
Как мало в нас от князей, как много – от «бывших никем и ставших всем»! Тут уже не каплями надо, а едва ли не ведрами…
Вот такой оригинальный взгляд на наши пятничные дебаты от Ладо…
Астафьево
Cтатья более, чем познавательная, понравилась, фотографии еще больше…
Кулагин, как всегда, изумителен по своей восхитительности! :)
Фото церквушки напомнило то, что давеча умные люди в интернете рассказали:
«Если у любого православного сооружения, имеющего крест, этот крест обрезан или виден не отчетливо, то такие фотографии могут считаться богохульными и бесовскими. Это все равно, что осенять себя «обратным» крестным знамением.
В принципе, если фотография находящегося в собственности Русской Православной Церкви храма (прихода, часовни и пр. мест служения православного культа), на которой этот храм является главным объектом кадра, не удовлетворяет церковным канонам, то представители церкви имеют полное право потребовать удаления подобной фотографии.
По этой же причине подобные снимки не возьмется публиковать ни одно уважающее себя издание. Их также нельзя использовать в коммерческих целях, ибо «по просьбе РПЦ на продаваемых фотографиях хотя бы один крест на куполе должен быть отчетливо виден, включая горизонтальную перекладину».
Это правило не распространяется на храмы, находящиеся на периферии кадра и на храмы, не принадлежащие церкви (музеи и т.п.). Кроме того исключением являются Исаакиевский собор в Санкт-Петербурге, Храм Христа Спасителя в Москве и другие храмы, чей распространенный или единственно доступный для съемки вид подразумевает кресты «в профиль».
P.S. Кстати, оскорбительным и неприемлемым для верующих, являются фотографии икон или другие изображения святых (фрески и т.п.), на которых рамкой кадра обрезаны крест Распятия, фигуры святых, их головы и нимбы… «